Я вчера видел раков

Суть нашей жизни

Суть нашей жизни в том, что посреди любого удовольствия, любви, выпивки или лучшей беседы может кто-то подойти и сказать:

– Вы чего это здесь собрались? Совесть у вас есть?

И вы начнете собираться неизвестно куда.

Компания, стол, чтение, разговоры, смех, наслаждение – вдруг:

– Что это вы здесь делаете? А ну быстро!

И вы собираетесь неизвестно куда.

Белая ночь, гитары, огни пароходов на светлой воде…

– Ну-ка, что это вы здесь собрались? Ну-ка, ну-ка без разговоров!

И вы собираетесь.

«Сьчас – сьчас – сьчас…» – только чтоб тихо, только чтоб мертво было.

Или черная ночь. Звезды, море, наверху танцы, внизу темно и таинственно, и только ее руки еще светятся, а твои уже нет. И вдруг, как рев коровы:

– Это кто здесь прячется? Что это такое?! А ну-ка быстро отсюда!

И вы собираетесь неизвестно куда.

Здесь убирают, здесь подметают, здесь ограждают, здесь проверяют, здесь размечают. Так шаг за шагом, как диких оленей.

И вот оно родное: икра из синеньких-помидорок, арбуз, бычки жареные, килечка домашняя…

– А ну вон отсюда. Этта что такое? А ну, вон отсюда!

И вы опять начинаете собираться, совсем забыв, что вы у себя дома!

Государство и народ (Для Р. Карцева и В. Ильченко)

Отношения с родным пролетарским государством складываются очень изощренно. Пролетариат воюет с милицией, крестьянство – с райкомами, интеллигенция – с КГБ, средние слои – с ОБХСС. Так и наловчились: не поворачиваться спиной – воспользуются. Только лицом. Мы отвернемся – они нас. Они отвернутся – мы их.

В счетчик – булавки, в спиртопровод – штуцер, в цистерну – шланг, и качаем, озабоченно глядя по сторонам. Все, что течет, выпьем обязательно: практика показала, чаще всего бьет в голову. Руки ходят непрерывно – ощупывая, примеривая… Крутится – отвинтим. Потечет – наберем. Отламывается – отломаем и ночью при стоячем счетчике рассмотрим.

Государство все, что можно, забирает у нас, мы – у государства. Оно родное, и мы родные. У него и у нас ничего вроде уже не осталось. Ну там военное кое-что… Антенну параболическую на Дальнем Востоке, уникальную… Кто-то отвернулся – и нет ее… По сараям, по парникам… Грузовик после аварии боком лежит, а у него внутри копаются. Утром – один остов: пираньи…

И государство не дремлет. Отошел от магазина на пять метров, а там цены повысились. От газет отвернулся – вдвое, бензин – вдвое, такси – вдвое, колбаса – вчетверо. А нам хоть бы что. Мировое сообщество дико удивляется: повышение цен на нас никакого влияния не имеет. То есть не производит заметного со стороны впечатления. Те, кто с государством выясняться боится, те на своих таких же бросаются с криком: «Почему я мало получаю?! Почему я плохо живу?!» И конечно, получают обстоятельный ответ: «А почему я мало получаю?! А почему я плохо живу?!»

А от государства – мы привыкли. Каждую секунду и всегда готов. Дорожание, повышение, урезание, талоны – это оно нас. Цикл прошел, теперь мы его ищем. Ага, нашли: бензин – у самосвалов, трубы – на стройках, мясо – на бойнях, рыбу – у ГЭС. Качаем, озабоченно глядя по сторонам. Так что и у нас, и у государства результаты нулевые, кроме, конечно, моральных. Нравственность совершенно упала у обеих сторон. Надо отдать должное государству – оно первое засуетилось.

Ну, мол, сколько можно, ребята, мы ж как-то не по-человечески живем… А народ чего, он полностью привык, приспособился, нашел свое место, говорит, что нужно, приходит куда надо и отвинчивает руками, ногами, зубами, преданно глядя государству в глаза.

– У нас государство рабочих и крестьян, – говорит государство.

– А как же, – отвечает народ, – естественно! – И отвинчивает, откручивает, отламывает.

– Все что государственное, то твое.

– А как же – естественно, – говорит народ. – Это так естественно. – И откручивает, отвинчивает, отламывает.

– Никто тебе не обеспечит такую старость и детство, как государство.

– Это точно, – соглашается народ, – прямо невозможно… Это ж надо, действительно. – И переливает из большого жбана по банкам трехлитровым.

– Только в государственных больницах тебя и встретят, и положат, и вылечат.

– Только там, действительно, как это все, надо же… Давно бы подох, – тут же соглашается народ. И чего-то сзади делает, видимо, себя лечит.

– И ты знаешь, мне кажется, только в государственных столовых самое качество. Оно?

– Оно, – твердо говорит народ и поворачивает за угол с мешками.

– Куда же ты? – спрашивает государство через свою милицию.

– Да тут недалеко.

– Не поняло.

– Да рядом. Не отвлекайтесь. У вас же дела. Вон международное положение растет… Не отвлекайтесь. Мы тут сами.

– Не поняло. Что значит сами? Анархия, что ли? У нас народовластие. Это значит нечего шастать, кто куда хочет. Только все вместе и только куда надо.

– Да не беспокойтесь, тут буквально на секундочку.

– Куда-куда?

– Да никуда, ой, господи.

– А что в мешках?

– Где?

– Да вот.

– Что?

– В мешках что?

– Что в мешках, что? Где вы видите мешки? От вы, я не знаю, я же хотел через минуту назад.

– А ты знаешь, что в этом году неурожай. Погодные условия, затяжная весна, в общем, неурожай.

– Да нам что урожай, что неурожай. Все равно жрать…

– Ну-ну!..

– Полно.

– Это потому, что мы закупаем, а мы должны сами.

– Должны, конечно, но это уже чересчур… И вы будете покупать. И мы будем сами. Это чересчур – объедимся.

– Нет, мы закупать не должны, мы сами…

– А, ну тогда не хватит.

– Что ты плетешь? Тебе вообще все равно. Какой ужас, тебе вообще все равно – есть государство или нет.

– А что нам не все равно?

– Как? Постой! Мы твое государство, ты это знаешь?

– Знаю.

– А то, что ты народ, ты это слышал?

– Слышал.

– И веди себя, как должен вести народ.

– Как?

– Ты должен бороться за свою родную власть.

– С кем?

– С сомнениями… Это твоя родная власть.

– Вот эта?

– Эта-эта. Другой у тебя нет. И не будет, я уж позабочусь. Так что давай яростно поддерживай. Это не просто власть. Это диктатура твоя. Вы рабочие и крестьяне, и тут без вас вообще ничего не делается, и нечего прикидываться.

– Вона…

– А как же. Это ж по твоему желанию реки перегораживаются, каналы строятся, пестициды…

– Вона…

– Ты же этого хотел…

– Когда?

– Вот тебе на… Что ты прикидываешься, ты же всегда этого хотел.

– Хотел конечно. Ой, разговор какой тяжелый… Позвольте на минутку.

– Стоять! Отвечай по форме.

– Глуп, ваше сиятельство.

– Не сметь! Я твое родное народное государство. Отвечай: «Слушаюсь, гражданин начальник!»

– Слушаюсь, гражданин начальник.

– И знай, если кто поинтересуется, ты сам всего этого хотел. Ясно?

– Так точно. Ясно.

И государство тепло посмотрело на народ.

– Заправь рубаху как следует, пуговку застегнуть. Вот так. Нам друг без друга нельзя, – сказало государство.

– Почему? – сказал народ. – Конечно. Хотя…

– Нельзя. Нельзя. Ты не вздумай отделиться… Ты обо мне подумай. Что это за государство без народа. Итак уже сплетни, мол, насильно живем.

– Да что вы. Я только хотел на минутку отделиться и назад.

– Нельзя. Стой на глазах. Не вертись. Ну, чего у тебя?

– Можно власть отменить?

– Так это же твоя власть.

– А отменить нельзя?

– А враги, а друзья?

– Какие враги, какие друзья? Что-то я их не видел.

– Напрасно. Они нас окружают. Врагов надо донимать. Друзей надо кормить, иначе никто дружить не будет.

– И чего? Все время?..

– Все время, иначе все разбегутся. И враги не будут враждовать, и друзья не будут дружить. А нам они пока нужны. Обстановка сложная. Ну, иди, корми друзей, врагами я само займусь, и чтоб все понимал. А то стыд. Ни у одного государства такого бестолкового народа нет… Иди. Стой! Ты меня любишь?