Телеграмма из Москвы (СИ)

"При составлении норм для колхозников по ловле воробья было допущено преступное снижение (камешек в огород Маланина). Трудовые успехи мастеров воробьеловства опрокинули все нормы, составленные без учета производственных возможностей. Поэтому райком ставит вас в известность, что с сего числа дневная норма улова для колхозника считается в количестве двенадцати штук вместо прежних пяти. За выполнение дневной нормы колхознику причитается один трудодень. И т. д."

-- Ну, не сволочь ли эта Сонька? -- возмущался, узнав о новых непосильных нормах, дед Евсигней. -- Убить паразитку мало. Ну, кто же теперь сможет выполнить норму и заработать эти проклятые 300 граммов зерна на трудодень?.. Шлюха несчастная, мерзость и навоз... Вот посмотришь, она на этом еще орден заработает...

Мирон Сечкин улыбнулся про себя и не спеша вытащил кисет с махоркой:

-- Не заработает Сонька ничего. Перебью я ее рекорд.

-------

ГЛАВА Х. БЛИЖЕ К МАССАМ

-- Стыдно вам, товарищи, того этого, отрываться от масс! Долг партийного работника -- быть, так сказать, ближе к массам. Надо работать в гуще народа, воспитывать народ, своим жертвенным примером вдохновлять народ на трудовой подвиг, а не сидеть по кабинетам, -- распинался Столбышев на собрании актива. Почему засели по кабинетам? -- он сурово оглянул всех и остановил свой взгляд на Маланине.

В кабинете было тесно. Многочисленные работники райкома еле помещались в нем. А на два метра вокруг стула Маланина была зона отчуждения. Туда никто не решался вступить.

-- Забюрократились, того этого?!! Приросли к письменным столам?!! Уборочная на носу, -- стал считать по пальцам Столбышев, -- сельхозинвентарь отремонтирован на двадцать с половиной процентов. Агитация за, того этого, добровольную сдачу государству зерна сверх плана не проведена. Транспорт не подготовлен...

Столбышев насчитал двадцать восемь неотложных дел, и ни одно из них не было как следует подготовлено.

-- А воробьепоставки?! Куда это годится? Скоро из Москвы приедет приемочная комиссия... Тяпкин! На сколько процентов мы выполнили воробьепоставки?

-- Утром было три процента и 65 сотых, а к вечеру пять воробьев сдохло, значит, полпроцента долой...

-- Вот видите?! Позор! Не государственное, так сказать, отношение!.. Предлагаю сделать выговор Маланину.

-- А я то при чем? -- взмолился опальный.

-- Ставлю на голосование...

Маланину единогласно вынесли выговор. Потом часов до трех ночи обсуждали кому в какие колхозы ехать наводить порядки.

Рано утром заспанный и помятый Столбышев сел в райкомовский старенький лендлизовский джип.

-- Дела, дела... так сказать, ни сна, ни отдыха... Погоняй-ка, Гриша, в колхоз "Ленинский путь", -- обратился он к шоферу.

Джип заскрипел, как телега немазанными частями, и покатил по пыльной улице.

Скоро Столбышев, освеженный душистым и прохладным утренним ветерком, сладко потянулся и, раскинувшись на сиденьи, запел:

-- Эх, дороги, пыль да туман,

Холода, тревоги, да степной бурьян...

Но как только джип выехал за околицу Орешников и с грохотом, треском запрыгал на ухабинах и колдобинах, Столбышев прекратил петь и, уцепившись обеими руками за борт машины, болезненно застонал:

-- Осторожно, Гриша, не убей!.. О, Господи! Да, не убей же!

Гриша сидел, крепко держась за руль, с фатальным выражением на лице и напоминал собой героя-танкиста, ведущего машину на пролом через противотанковые надолбы.

Раньше здесь была дорога "лежневка", построенная еще в незапамятные времена. Большие, толстые бревна лежали сплошными рядами поперек дороги и хотя на них порядком потряхивало, но весной в распутицу и во время осенних дождей по дороге вполне сносно можно было ездить. В начале тридцатых годов на дорогу вышли комсомольцы с песнями, флагами и плакатом "Лежневка -пережиток проклятого прошлого. По асфальту к социализму!" За несколько дней комсомольцы дружно разваляли бревна и с песнями, флагами и плакатами вернулись в Орешники. С тех пор прошло более четверти века, а область, приказавшая разломать "лежневку", не прислала ни единого грамма асфальта, хотя бы для чисто образовательного назначения и знакомства людей с этим невиданным материалом. Поэтому, вначале к социализму, а когда его построили, то к коммунизму, приходилось ехать по оголенной от бревен дороге. И дорога мстила за головотяпское отношение к себе рытвинами, колдобинами, пылью, ухабами и непролазной грязью. После небольшого дождика даже джип, работая всеми четырьмя колесами, буксовал и за час мог проехать по ней не больше 5-7 километров. А весной и осенью дорога вообще делалась непроходимой: на ней буксовали гусеничные трактора, и много смельчаков тонуло в глубоких и бурных дорожных лужах.

Сейчас было сухо. Благодаря содействию погоды, опытный и лихой шофер Гриша довел машину до деревни Короткино без аварий и поломок. Расстояние в 15 километров преодолели в сказочно короткий срок: один час, двадцать одна минута.

Короткино, где находился колхоз "Ленинский путь", лежало на пригорке и было видно еще издалека. Покосившиеся избы, сколоченные кое-как из досок и бревен собственные сараи крестьян выгодно выделялись своим сравнительно прочным и благоустроенным видом от колхозных строений. Колхозные конюшни, амбары, сараи -- серые и неприглядные, -- глядели в небо ободранными крышами. Окна в них зияли пустотой, кое-где на стенах были оторваны доски. В общем, они напоминали собой разбитые бурей галеры древних римлян, выброшенные на берег и чудом сохранившиеся до наших дней.

Джип въехал на пригорок и поравнялся с первой избой. Около избы, на приусадебном участке, копошился пожилой колхозник. Босой, в старых военных ватных штанах, подвязанных вместо пояса обрывком веревки, в рубашке из серого домотканного полотна.

-- Где, того этого, председатель колхоза? Колхозник разогнул спину, выпрямился и уныло посмотрел на остановившуюся машину:

-- А где же ему быть? Пьет, наверное, в правлении...

-- Так рано и уже пьет?

-- А то как же? Всегда так день начинается...

-- Поехали, Гриша, а то еще опоздаем, -- всполошился Столбышев.

В колхозе "Ленинский путь" председателем был Утюгов. Четыре кладовщика были тоже Утюговы, родные братья председателя. Из восемнадцати счетоводов колхоза, из тридцати двух бригадиров, нарядчиков, полеводов добрая половина носила фамилию председателя, а остальные являлись дальними и ближними родственниками Утюгова-старшего. Колхозники называли их "семейство Кагановичей", страшно не любили, но поделать с ними ничего не могли. Когда на общих собраниях все сто шестьдесят колхозников начинали робко выражать недовольство, все пятьдесят пять членов "семейства Кагановичей" монолитной стеной обрушивались на них и криком, угрозами приводили непокорных к повиновению. Кроме этого сам Утюгов был на хорошем счету у начальства, умел "подмазать", польстить, и бороться с ним было бесполезно и опасно.

В колхозе "Ленинский путь" было 60 коров, 40 свиней, 4 гуся и 500 гектаров пахотной земли. Многоголовое утюговское руководство дружно разворовывало и пропивало колхозное добро и из года в год колхоз хирел, чем и оправдывал свое название.

-- И как это он так с утра пьет? Ай-ай-ай! -- всю дорогу до правления колхоза причитал Столбышев. -- Плохой он, того этого, пример показывает подчиненным!..

-- Ты уж пьян, Утюгов? -- в позе воплощенной укоризны остановился Столбышев в дверях правления и горестно покачал головой.

За большим столом помещалось восемь Утюговых: пять братьев -предколхоза и четыре кладовщика, родной дядя -- заведующий птицефермой (4 гуся); и два двоюродных брата -- бригадира. Прислуживали им еще три Утюговых, но более отдаленных ветвей геральдического дерева.

Увидев в дверях секретаря райкома, Утюгов-старший изобразил на лице божественный восторг, умиленно замигал заплывшими жиром свиными глазками и, оттолкнув прильнувших к нему, как две печальные ивы к могучему дубу, двоих родственников, с трудом встал. Одна печальная ива, родной дядя, не выдержала толчка и брякнулась о пол. Не предпринимая напрасных попыток встать, он все же продолжал нежно шелестеть губами: