Я вчера видел раков

Я так стар и спокоен…

Я так стар и спокоен… что желаю вам счастья. Счастье – случай. Говорю как очевидец, как прагматик. Счастье, если тебе приносят ужин, а ты не можешь оторваться. Счастье, когда ты выдумываешь и углубляешься, а оно идет, идет, и чувствуешь, что идет. Такой день с утра, за что бы ты ни взялся. И вокруг деревья, и солнце, и пахнет воздух, и скрипит снег, а ты тепло одет. Или в дождь, когда ты в плаще на улице и льет, а ты стоишь. И счастье – это человек. И путешествие не путешествие, и Африка не Африка, если его нет. А один маленький, нежный, невозможный.

Как мучительно счастливо, как больно и отчаянно, какие слезы от немощи выразить ему. Ты только смотришь на него… Твои глаза как два прожектора. Ты светишься, ты светишься.

Она существует. Эта мучительная борьба нервов. Эта тревога рядом и боль вдали. Это мучение, так мало похожее на радость. И рождается между сердцем и дыханием.

И только потом, когда спадет высокая температура, ты поймешь, что это было.

А этот маленький и нежный, весь твой, ребенок или женщина. Он приходит и занимает весь дом, всю душу. С ним идешь и удивляешься. С ним впервые видишь и рассматриваешь книги и травинки и начинаешь понимать кошек и собак, чувствуешь добрые руки угрюмого человека и говоришь, говоришь, говоришь, стены переходят в улицу, улица в лес, а ты говоришь, как будто никогда этого не делал. Пропадает стеснительность, исчезают корявые слова, и ты говоришь, говоришь, говоришь…

Насколько живо и энергично

Насколько живо и энергично выглядят покойники в кино и по ТВ. Как свежо звучат с пленок их голоса:

– Послушай, я тебе скажу. Ты не прав. Кто здесь без билета, выйдите немедленно из зала. Я не начну, пока он не покинет!

Боже! Они же живые! Они с нами! Вот вам царство небесное. Вот вам и бессмертие. Мы добились своего. Бывший человек сопровождает нас уже до нашей смерти. Первую половину слов он говорит нам живой, вторую половину – в записи. Причем у него все новые и новые пожелания для нас, напутствия и прямо-таки дельные советы.

Откуда-то приходят все новые записи. Изображения – с нами, голос – с нами… Ребята, наговаривайте через микрофон советы детям на две тысячи двадцатый год и далее. Только распределяйте толково. Мол, вот дачу ты собираешься строить – правильно. Машину не стоит ремонтировать, ты ее меняй. Потолок побели, обои оставь…

Жизнь продолжается. Лично вас нет, а голос, мысли, ваше лукавое лицо – все дома. Пожилые, инфарктники, почечники, циррозники, спинномозговики, снимайте себя на видео, пока вы еще в приличном состоянии и мыслям есть где удержаться. Лежа на раскладушках, натирая морковь, сидя на горшках, наговаривайте будущим потомкам. Пытайтесь ответить на возможные вопросы. Для будущей живости вставляйте: «Что-что?..», «Никогда!», «Я себе этого не позволял и прожил живо и интересно». Нет, не надо говорить в прошлом: «… и живу живо и интересно».

– Дети! Много женщин – это плохо, дети. Костя, ты знаешь, кому я говорю… Не притворяйся, ты прекрасно знаешь, о чем я… Я, дети, себя чувствую прекрасно…

Советы, ответы, эссе и замечания должны приходить регулярно. Жизнь, в которой вы получали удовольствие, может незаметно кончиться, зато теперь будут получать удовольствие от вас. Единственное, чего надо опасаться, – это радиации, которая не только убьет, но и размагнитит. Ну, тут уж, как говорится, все вместе. А если все и без исключения, то это и не обидно. Все так все. Все исчезли так же внезапно, как и возникли. И только где-то слух пройдет:

– Ты слышал, вроде там была жизнь.

– Да, слышал. Говорят. Вроде была. Мало ли что говорят.

Ну и ничего страшного. Ну и жили, пели, любили, и нет их. Просто надо придумать несгораемые, несмываемые и неснимаемые пленки. Тогда все мы, все наши образы, все мысли, все слова и личики будут жить вечно, накладываясь друг на друга. И что такое семьдесят лет труда и болезней в безоблачной и ровной вечности?

Им хорошо

Им действительно живется хорошо.

Нахрапистые и грязно-вспыльчивые или вечно злые и насупленные, походя оскорбляющие любым движением.

Открыто торжествующие.

Ничего не переживающие.

Гениальные в нанесении обид и унижений, они имеют все.

Но этого им мало.

Настоящее удовольствие испытывают, отбирая у деликатных и нерешительных то случайное, что им досталось.

И уж страшными становятся, если не отдать.

Стонут громко.

Обманывают врачей.

Мерзко кричат.

Говорят злобно и задыхаясь.

Иногда кажется, лучше смолчать, лучше им сделать, чем орать себе во вред.

Но там же нет больного места.

Там больное все.

Приспособились и живут долго.

Нам в наказание в виде людей.

Консерватория

Консерватория, аспирантура, мошенничество, афера, суд, Сибирь.

Консерватория, частные уроки, еще одни частные уроки, зубные протезы, золото, мебель, суд, Сибирь.

Консерватория, концертмейстерство, торговый техникум, завпроизводством, икра, крабы, валюта, золото, суд, Сибирь.

Может, что-то в консерватории подправить?

Точность – вежливость королей

– Полчаса меня ждете, извините, здравствуйте! Прекрасная погода, и вы великолепно выглядите. Вы приходите вовремя – вы точный, благородный человек, со мной дело обстоит несколько сложней. Я считаю, что жизнь идет и то, что когда-то считалось достоинством, медленно превратилось в порок.

Все говорят: пунктуальность, точность. А я говорю: пунктуальный человек встречается все реже и реже. Он еще попадается в северных районах, но почти исчез из европейской части и на Черноморском побережье. Почему? Да потому, что он ломает жизнь людям. Он точен. Минута в минуту. Крахмальный воротничок, манжеты. Ровно в восемь он на углу. А дома что у него творится? Вы загляните…

Воскресенье. Все спят. Он один, он должен быть на углу. Жена бегает, на стол собирает, теща бессловесная кастрюлями гремит, дети ревут, соседи снизу в потолок стучат. Он точен для одного, а дома шестнадцать человек лежат с исковерканным воскресеньем.

Но это не самое страшное. Страшно то, что он пришел в восемь, а те, что собирались с ним в баню (уик-энд), – без четверти одиннадцать, как раз тогда, когда он понял, что точность – вежливость королей, а наш человек на королей плюет, откуда только может. И если действительно хочешь с нами встретиться, возьми поправку на ветер, на трамвай, на столбовые часы, на три киоска по дороге… А если ты принципиально пунктуален, то ты просто не хочешь нас видеть, а это уже страшный разговор.

Теперь – твердость, последовательность, короче, словодержание. Знаете, что нужно сделать, чтобы слово сдержать? Одно свое слово, которое ты ляпнул в частной беседе, на частной квартире, за частным столом?!

В глубокий понедельник, когда стола уже нет и ты совершенно трезв, голоден и весь субботний разговор перед тобой, как кошмарный сон, – именно сейчас ты должен действовать. Ты должен, проклиная себя, свой характер, свою исковерканную жизнь, браться за телефон и начинать бороться. А все говорят: «Какое вам дело, ему поможет собес, у нас есть поликлиники. Вы помогаете одному, потерявшему подвижность, но зачем бегать десятерым, которые уже давно не встают?» Но вы доводите до конца. Вы раскалили аппарат, держите одного, ловите другого, соединяете их с третьими, наводите трех на четвертого, держите пятого за штаны.

Ура! Победа! Осталось поехать в Саратов и забрать в Мучном переулке, в подвале дома номер пять. Парализованный ликует. Но это еще не самое страшное. Страшно то, что вы приобретаете славу человека, верного своему слову, и к вам начинают стекаться люди со всей страны. Пешком и поездами, самолетами и на попутных. Лекарство, жилье, провода, тес.