Медики шутят, пока молчит сирена

Из архива А. И. Воробьева и Н. Е. Шкловского,

переданного ими Б. Г.

О Е. В. Гембицком (1919–1998) [6]

Профессор Ю. Ю. Бонитенко рассказывал о трех эпизодах.

Е. В. Гембицкий просит поставить диагноз пациентке только по пульсу:

Профессор Е. В.: Скажите хотя бы предположительно, о каком заболевании идет речь.

<…> Я удивился. Болезнь по пульсу — это что-то из древней восточной медицины. Стал пальпировать, как учили, на обеих руках. Справа пульс определялся отчетливо, а вот слева практически отсутствовал. Асимметрия определялась и на сонных артериях. <…> Ясно было, что речь идет о сосудистом заболевании, однако вряд ли врожденной окклюзии (не было атрофии конечности). В памяти всплыло название: «Болезнь отсутствия пульса».

— Неплохо, — сказал шеф, — а по автору не помните?

Я вспомнил: болезнь Такаясу.

— А кто такой Такаясу?

— Японец, — вырвалось у меня.

— Да уж не француз, — улыбнулся Е. В., — я спрашиваю, кто он по специальности.

— Офтальмолог (!)…

Ю. Ю. Бонитенко добавляет, что много лет спустя эта история имела странное продолжение. Его попросили проконсультировать мужа той самой пациентки. После расспроса стало ясно: классическая картина хронической абдоминальной ишемии в бассейне чревного ствола. Пальпируя пульс на лучевых артериях, он явно ощущал асимметрию. Конечно, это была не та самая редкая болезнь Такаясу, а атеросклероз, подтвержденный потом на операции. Однако любопытное редкое сочетание своеобразных сосудистых поражений у жены и мужа.

Однажды во время посещения кафедры военно-полевой терапии Военно-медицинской академии в Ленинграде Е. В. шел по коридору: генерал впереди, а офицеры чуть сзади. В коридоре стоял диван, на котором вальяжно расселся слушатель 3-го курса академии. Он никак не реагировал на появление группы во главе с генералом. «Пройдя мимо дивана, Е. В. вдруг повернулся и подошел к сидящему офицеру. „Здравствуйте! — сказал он, протягивая руку сидящему, и представился. — А как Вас зовут?“ Слушатель вскочил, его лицо налилось кровью. Е. В. задал несколько вопросов (о здоровье, учебе и т. д.), затем попрощался, и мы пошли дальше, а офицер, остолбенев, смотрел нам вслед. Е. В., кстати, не терпел разгильдяйства во всех его проявлениях…»

Идет госэкзамен по терапии. Председатель госкомиссии Е. В. Гембицкий задает одному из слушателей дополнительный вопрос: «Кого из видных советских терапевтов, работавших в Военно-медицинской академии, Вы назовете?» Слушатель называет несколько фамилий, затем задумывается и продолжает: «Есть еще один. Правда, он уже очень пожилой, не работает, с трудом передвигается». Все ждут, что прозвучит имя Николая Николаевича Савицкого, в то время, действительно, уже очень пожилого. «Слушатель поднимает глаза на председателя комиссии и произносит: „Его фамилия Гембицкий, а имя и отчество я, к сожалению, не помню“. В комнате секундное замешательство, а затем раздается громкий смех Евгения Владиславовича».

Доктор Г. А. Вселюбский рассказал историю о дифференциальной диагностике видов астмы. «Я впервые участвовал в клиническом разборе, проводимом Евгением Владиславовичем. <…> Я ожидал, что буду участником рутинной процедуры. Бодро доложил <…>. Е. В. благосклонно меня выслушал, уточнил клинические позиции и вдруг выстрелил: „Не могли бы Вы назвать мне 10 видов астматических состояний. Ну, хотя бы 9?…“ Я онемел, так как в голове гуляли в паре лишь „астма бронхиале и астма кардиале“. Профессор примирительно заметил: „Я чувствую, что Вы хотите мне ответить в пятницу“. Я тогда еще не знал, что на вопрос шефа мне удастся ответить лишь через полтора года. К пятнице я выяснил, что профессор Вогралик выделял 10 видов удушья, а профессор Брусиловский — 27, а вообще их существует более 50.

<В другом случае Е. В. сказал:> „Я так чувствую, что Вы хотите мне ответить во вторник…“ Но во вторник я не смог ответить на вопрос, сколько у человека селезенок, так как раньше был уверен, что одна…»

Г. А. Вселюбский вспоминал также о рафинированной речи Е. В. Гембицкого.

«Не пропускалась никакая неточность или небрежность. На корню обрубались сомнительные стилистические обороты, неологизмы и вульгаризмы. Не „кубики“, а миллилитры, не „5 грамм“, а „5 граммов“. [7] Отсекались неясные междометия <„Э…э, Мм-э-э…“> и наивные фразы типа „По правде говоря….“ — „Говорить правду надо всегда!“»

Профессор В. В. Быстров рассказывал о необычайной пунктуальности Е. В. Гембицкого.

«Когда я впервые связался с Евгением Владиславовичем по телефону и обратился к нему: „Товарищ генерал-лейтенант!“, он сразу же предложил называть его по имени и отчеству и назначил точное время встречи: через день, в 9 часов 17 минут. Подойдя к кабинету Главного терапевта МО СССР за 15 минут до назначенного срока, я наблюдал, как много приходило и уходило из кабинета посетителей, сотрудников кафедры и госпиталя. Ровно в 9 часов 17 минут открылась дверь и Е. В. вышел, пожал мне руку и пригласил для беседы. <…>

Е. В. был очень ответственным человеком. Я не могу вспомнить ни единого случая его опоздания на занятия. В последние годы он добирался до кафедры на общественном транспорте <!> и всегда приезжал заранее, чтобы вовремя войти в класс».

Доцент О. В. Фесенко подчеркнул, что «Евгений Владиславович никогда ничего не делал формально: вычитывал все диссертации, всегда писал рецензии сам, не допуская своей подписи на заранее подготовленных другими отзывах, получивших сегодня название „рыбы“».

Воспоминания…. 2003.

С. 33–45; 65–67; 73–75; 78

Из рассказов врача и писателя В. Л. Найдина (1938–2010) [8]

А. И. Арутюнов встретился с Председателем Госкомитета по науке и технике СССР академиком В. А. Кириллиным и убедил его организовать в Институте нейрохирургии лабораторию по реабилитации, выделить для нее штаты и деньги.

«Александр Иванович говорит <Найдину>:

— Чудеса в решете! Теперь давай в Минздрав, толкай бумагу, дальше я помогу. Только условие: лабораторией заведовать будешь ты. Но евреев других к себе не бери, партийцы не пропустят.

— А армян можно? (у меня на примете Володя Бежанов был).

— Еще хуже, ни в коем случае! Они хитрецы. Надуют тебя.

Шутил, конечно».

Найдин, 2005. С. 173

«Меня привез мой друг Игорь Губерман, ерник, весельчак, начинающий тогда литератор. Встречает нас Леонтина Сергеевна Мелехова. <…> Она опекает Бахтина. „Входите. Михаил Михайлович ждет“. И вдруг мне Губерман: „Иди, старик, один. Я не пойду. Это же великий человек, зачем я ему?“ Вот тебе насмешник и весельчак. Штрих к портрету, однако. Выразительный штрих».

Там же. С. 187

«Не то 40 лет, не то 60. Услужливый, хлопотливый такой мужичок. Но пьющий. Регулярно. После работы.

Как-то раз, — пишет В. Л. Найдин, — позвонила мне на работу женщина. Маленький сынишка, годика два, глотнул тормозной жидкости, неосторожно оставленной. Привезли в Морозовскую детскую больницу, хотят промывать. <…>

— Доктор, помогите, что делать?

— Я не по этой части, не знаю, дайте посоветоваться.