Орниф, или Сквозной ветерок

Орнифль (сочувственно). Увы, я это хорошо знаю! (Сняв с нее пальто, наливает ей шампанского.) Но, думаю, вам не повредит, если после всех тревог вы выпьете со мной бокал шампанского? Клянусь, я не стану читать вам морали, я и сам не знаю, что это такое… Просто мне обидно, что из-за глупого поведения моего сына я лишусь удовольствия познакомиться с девушкой, которая, несмотря на свое разбитое сердце, по-прежнему восхитительна!

Маргарита (враждебно). Вы отстали от жизни. После двух мировых войн девушки уже не клюют на комплименты.

Орнифль (удрученно). Вижу, передо мной сильный противник… Маштю! Уведи-ка Фабриса в соседнюю комнату — посмотреть картины. Уверен, что два столь могучих интеллекта сумеют обменяться интереснейшими суждениями о современной живописи… (Подталкивает обоих, провожает до двери. Затем возвращается к Маргарите.)

Маргарита (вздыхает). Еще одно заблуждение! Фабрис ничего не смыслит в живописи!

Орнифль. И Маштю тоже!.. Вот почему их беседа наверняка будет увлекательной. Существуют же неискушенные художники, чьи картины стоят миллионы. Почему бы нам не ценить столь же высоко суждения неискушенных любителей?

Маргарита (снисходя до улыбки). Знаете, чем он заставлял меня любоваться в Лувре? «Похищением сабинянок»!

Орнифль. Его интересовали сабинянки?

Маргарита. Нет, римляне. Фабрис слишком уж увлекался римской историей в школе. Это навсегда отравило его.

Орнифль (подавая ей бокал, восхищенно). Послушайте, а ведь у современных девчонок под «лошадиными хвостиками» головки неплохо варят!

Маргарита. Вы только сегодня это заметили?

Орнифль. В мои годы поневоле общаешься с замужними женщинами. Девушки для меня — китайская грамота. Я с восхищением слушаю вас.

Маргарита. Кажется, вы хотели мне что-то сказать?..

Орнифль (с улыбкой). Да, но теперь я понял, что мне еще нужно многое узнать. Лучше уж я послушаю, что скажете вы.

Маргарита. Это нетрудно: я болтаю без умолку. Фабрис этого тоже не выносит. Он говорит: кто все время болтает, тому некогда думать. А я утверждаю обратное: когда я молчу, я ни о чем не думаю. Но стоит мне раскрыть рот, и я начинаю думать. Мы часто спорим из-за этого. Но все кончается хорошо, такой спор никогда не заходит далеко.

Орнифль. А у вас много причин для споров?

Маргарита. Мы насчитали сто две постоянные причины. Я не говорю о случайных спорах, которые могут вспыхнуть по любому поводу.

Орнифль (серьезно). Наверно, это не жизнь, а сущий ад?

Маргарита (вздыхает). Да, это был ад! Поэтому нам лучше расстаться!

Орнифль. Но предположим, самолет не разобьется — это, конечно, чистое предположение — и вы окажетесь в Южной Африке. Сколько вам потребуется времени, чтобы забыть Фабриса?

Маргарита (искренне). Мне и в голову не приходило, что самолет может не разбиться!

Орнифль. А все же, вдруг он не разобьется? Ведь и так бывает!.. Вы подадите в суд на авиакомпанию, потребуете, чтобы вам вернули деньги… А дальше что?

Маргарита (вдруг растерявшись и чуть не плача). Хорошо вам смеяться надо мной! А думаете, легко быть женщиной!

Орнифль (растроганно). Нет, птенчик мой. Ничего нет труднее на свете. Читали вы историю про двенадцать кесарей?

Маргарита (упрямо). Нет. Ничего я не читала. Я сдала первый экзамен на бакалавра потому, что улыбнулась соседу, а он подсунул мне свой черновик. А второй я сдала потому, что вогнала в краску экзаменатора. Он уже не знал, на каком он свете. Сам ответил вместо меня, и сам выставил себе восемнадцать баллов по философии. Вот эта отметка меня и вывезла. А я невежда! Я ничего не знаю! И поэтому тоже Фабрис меня не любит! Сам он знает решительно все!

Орнифль. Ну так вот, читая Светония…

Маргарита смотрит на него.

(улыбается в ответ) или не читая его, мы узнаем, что именно это сочетание чрезмерного могущества и слабости, присущее хорошеньким девушкам, так же как и кесарям, делает их жизнь такой трудной… Юноша должен из кожи вон лезть, чтобы всякие там чиновники признали его человеком… А девчонке, которая еще вчера играла в классы, достаточно взбить волосы и появиться перед тобой — и ты уже чувствуешь, что готов ее выслушать.

Маргарита. Неужели вы не понимаете, что и это тоже порой приводит в отчаяние?

Орнифль. Что?

Маргарита. Благосклонность мужчин. Поэтому-то я и полюбила Фабриса. Потому что у него мои уловки успеха не имели. (Неожиданно восклицает, топнув ножкой.) Только уж слишком он скучен!

Орнифль (декламирует).

Маргарита (смотрит на него, немножко повеселев). Очень мило. Это вы сочинили? Фабрис говорил мне, что вы писали когда-то очень милые стихи.

Орнифль. Все думают, что это я сочинил. Вот забавно. Но, увы, это стихи Пеги.

Маргарита (удивленно раскрыв глаза). Пеги?

Орнифль (с улыбкой). Да. Вижу, вам я мог бы сказать, что стихи мои. (Вздыхает.) Но два часа назад я решил, что отныне буду честен во всем, и я попробую продержаться еще хотя бы немножко. (Повторяет.)

Маргарита (в свою очередь улыбается, видя, куда он клонит). Теперь вы объясните текст и выставите мне восемнадцать баллов, как тот, другой… От этого лет спасения!

Орнифль (с улыбкой). Спасение будет, когда вы состаритесь — ведь и вас со временем настигнет старость. А пока что надо смириться с высокими баллами, которые вы незаслуженно получаете. Но это не избавляет вас от выбора. Юноша Счастье и Юноша Честь. Их двое, и, увы, они никогда не сольются в одно лицо: придется выбирать.

Маргарита не отвечает.

За что вы полюбили Фабриса?

Маргарита (тихо, после минутного колебания). Он был беден, он презирал деньги… А в нашем доме с детских лет я без конца слышала разговоры про деньги, поэтому Фабрис показался мне необыкновенным человеком. И еще потому, что он всегда был печален… Папа нажил язву желудка оттого, что никогда не знает, заработает ли он еще один миллиард или окажется в тюрьме, но мои братья и мама вечно такие веселые!.. Мама — та просто пышет молодостью с тех пор, как начала стареть. И любовники ее тоже очень веселые! Так и кажется, будто в доме собрались шумные шаловливые подростки. И поэтому встреча с Фабрисом — таким серьезным и даже скучным — показалась мне необыкновенно увлекательным приключением!.. Мы решили, что убежим, куда глаза глядят, будем жить в бедности и ко всему относиться серьезно. Я стану вести хозяйство, мыть посуду. Каждый раз, как я захочу иметь новое платье, мы будем покупать Фабрису учебник — ведь знаете, сколько нужно книг студенту-медику! Каждый раз, как мне захочется куда-то пойти, Фабрис станет заниматься, а я сяду за машинку — печатать ему конспекты. А когда он защитит свой диплом, мы с ним уедем на край света — лечить негров… Мне казалось, что это будет такая достойная жизнь, по сравнению с жизнью в нашем птичнике в Отейле… Вот только… (Вдруг запнулась.)

Орнифль (мягко). Только что?

Маргарита. Своими разговорами о чести Фабрис сегодня разозлил меня еще больше обычного. Вот я и думаю: а что, если я такая же пичуга, и мне лучше вернуться в свой птичник? Может, это тоже неплохое развлечение — ни за что ни про что получать высшие баллы… Может, и счастье — тоже развлечение. И делать какие только захочешь глупости и когда захочешь, как вольная пташка, — тоже. (Кокетливо.) Вы это понимаете, вы, понимающий все?