Второй закон Джаги-Янкелевича

ГОЛОС. На него уже нападали?

ЯНКЕЛЕВИЧ. Не то слово! Он вам все расскажет при встрече. ГОЛОС. Ясно… А я буду в очках.

ЯНКЕЛЕВИЧ. (удивленно) Вы плохо видите?

ГОЛОС. В дымчатых…

ЯНКЕЛЕВИЧ. А… Только прошу не опаздывать. ЯНКЕЛЕВИЧ этого не любит. Точность — вежливость королей.

ГОЛОС. (испуганно) Он что — король?

ЯНКЕЛЕВИЧ. Некоронованный, если хотите.

И он повесил трубку и обратился в зал.

ЯНКЕЛЕВИЧ. А чем я был не король?.. Я, если вы заметили, еврей, а тогда, в той антисемитской стране, все евреи вдруг стали королями, а еврейки — королевами. Представляете — больше двух миллионов королей! Вы можете спросить — чего вдруг мы все стали королями? Я вам скажу. А потому, что впервые за всю историю советской власти евреям разрешали покинуть пределы этой беспредельной страны. И только им и больше никому другому из равноправных народов. Тем самым марксистско-ленинская философия в полном согласии с Торой признала евреев избранным народом, то есть королями. Вы знаете, как выпускали этих королей? Королей продавали. И не в рабство, как продают обычно — на сей раз на свободу. И как продавали! Вы помните, сколько взяли братья за бедного Иосифа? Тридцать серебренников! Что это по сегодняшнему курсу доллара? Евреев же продавали за прецизионные станки и золотую пшеницу, за бокситы и компьютеры, за баранину, говядину и даже свинину. Евреи стали драгоценностью, дороже алмазов и жемчугов и даже стойкой валюты, и рассматривались наравне с золотым фондом страны.

Если вы думаете, что все другие народы не мечтали стать золотым фондом — вы глубоко ошибаетесь. Но их никуда не выпускали, и они завидовали евреям, их собакам и кошкам, их пернатым и грызунам, потому что даже эти твари могли уехать, а они — нет!

Ни русских, ни латышей, ни узбеков, ни представителей всех прочих наций не выпускали и не продавали ни за что, даже за детант, даже за безъядерную зону в Европе — не могла же, в самом деле, монолитная и сплоченная партия остаться одна!

Бикицер — чтобы уехать, надо было, хочешь — не хочешь, «становиться» евреем или его ближайшим родственником. Евреями стали объявлять себя антисемиты и юдофобы, магометане и почитатели Будды и даже один из членов Политбюро, вдруг обнаруживший, что в его жилах течет немного еврейской крови. Так, на всякий случай…

И вся страна днем и ночью охотилась за еврейскими женихами и невестами… Это было счастливое время. Могли жениться или выйти замуж все евреи — поверьте мне — косые и шепелявые, подслеповатые и кривые, и даже импотенты, и даже с небольшим горбиком… И даже с большим… Между нами, я вам скажу, что наконец-то восторжествовал великий ленинский принцип дружбы народов — все вдруг захотели дружить — и все с евреями. Старики, по сравнению с которыми я — мальчик, женились на румяных красавицах. Они подмигивали им своим единственным глазом, который не мигал уже более пятидесяти лет, и те страстно бросались им в объятия. Ну, теперь скажите — мы были короли или нет? И я, по-вашему, не король?

Короче, я чисто выбрился, выбрал самый лучший костюм — это не трудно, когда он у вас единственный — взял «Monde» и пошел к Шопену. Академик меня уже ждал.

ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ внимательно изучал ЯНКЕЛЕВИЧА. Он приблизился, два раза обошел вокруг него и, наконец, остановился.

ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Простите, это Шопен?

ЯНКЕЛЕВИЧ. Шопен.

ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. А это — «Monde»? (он указал на газету).

ЯНКЕЛЕВИЧ. «Monde».

ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Значит, вы — мсье ЯНКЕЛЕВИЧ! (он протянул руку) Джага!

ЯНКЕЛЕВИЧ. ЯНКЕЛЕВИЧ.

Они пожали друг другу руки.

ЯНКЕЛЕВИЧ. Ого! (он даже подул на ладонь).

ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Простите… Совсем забыл… Я обычно не здороваюсь за руку.

ЯНКЕЛЕВИЧ. Почему?

ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Могу повредить. (он согнул правую руку в локте) Попробуйте!

ЯНКЕЛЕВИЧ. Что?

ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Бицепсы.

ЯНКЕЛЕВИЧ осторожно пощупал.

ЯНКЕЛЕВИЧ. Ай-я-яй! Сталь!

ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Поднимаю коня. Тяжеловоза! (он поднял ЯНКЕЛЕВИЧА левой рукой и подержал некоторое время в воздухе).

ЯНКЕЛЕВИЧ. Поставьте меня, пожалуйста, на землю. Я боюсь высоты.

ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ опустил и вытянул в его сторону левую руку.

ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Попробуйте!

ЯНКЕЛЕВИЧ. Верю! Безоговорочно верю.

ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Первое место на конкурсе культуристов во Флоренции. Меня сравнивали с Давидом. Мы стояли рядом, на одной площади. Вы помните площадь Синьории?

ЯНКЕЛЕВИЧ. Что за вопрос!

ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Вот там был конкурс. На фоне Давида. И я победил.

ЯНКЕЛЕВИЧ. Это понятно. А какое место занял Давид?

ДЖАГА широко улыбнулся.

ДЖАГА. Я вас сразу узнал. Только очень богатые люди одеваются так скромно. Как сказал ваш камердинер — некоронованные короли…

ЯНКЕЛЕВИЧ. Он любит пошутить.

ДЖАГА. Да, да, я понимаю… Но если б вы знали, как просто одевался Онасис.

ЯНКЕЛЕВИЧ. Вы его знали?

ДЖАГА. И очень близко. Я был в ближней охране, по левую руку… По левую я был от Картера и Элизабет Тейлор, а по правую от Жоржа Помпиду.

ЯНКЕЛЕВИЧ. (поражен) И вы их всех охраняли?

ДЖАГА. Еще и как! Помпиду, например, я спас жизнь.

ЯНКЕЛЕВИЧ. Постойте, постойте — мне казалось, что он умер.

ДЖАГА. Но сначала я ему спас жизнь, а потом он уже умер. От болезни.

ЯНКЕЛЕВИЧ. Значит, от болезней вы не охраняете?

ДЖАГА. Пока нет…

ЯНКЕЛЕВИЧ. Жаль…

ДЖАГА. Но зато от покушений… Правый удар у меня смертельный.

ЯНКЕЛЕВИЧ. (чуть отступив) Вей змир! И левый тоже?

ДЖАГА. Не всегда. В основном только калечит. Но вы можете быть спокойны — я буду бить правой.

ЯНКЕЛЕВИЧ. (задумался) Знаете что… Бейте лучше левой.

ДЖАГА. Почему?

ЯНКЕЛЕВИЧ. Как вам сказать… Зачем нужны из-за меня жертвы. Нейтрализовать — да, это я еще понимаю… Но убивать… Я вас прошу — положите, пожалуйста, правую руку в карман.

ДЖАГА. Прямо сейчас?

ЯНКЕЛЕВИЧ. Никто не торопит. Можно во время охраны.

ДЖАГА. Ну, если вы настаиваете… Хотя это будет несколько непривычно.

ЯНКЕЛЕВИЧ. Чего вдруг? Я, например, всегда ношу руки в карманах.

ДЖАГА. Да, но во время охраны… Жирар молился на мою правую руку. И Тэйлор тоже. Однажды на нее бросилось шесть человек…

ЯНКЕЛЕВИЧ. (испуганно) Изнасилование?!

ДЖАГА. Не знаю. Я никогда не спрашиваю, зачем нападают. Но все шестеро вскоре оказались в больнице.

ЯНКЕЛЕВИЧ. Но они хотя бы выжили?

ДЖАГА. Спасли, но двое хромают до сих пор. Я хотел бы также отметить, что я работаю не только руками, но и ногами, зубами, подбородком и криком.

ДЖАГА дико закричал. ЯНКЕЛЕВИЧА закачало, и он упал.

ДЖАГА. (поднимая ЯНКЕЛЕВИЧА). Обычно таким криком я валю нескольких.

ЯНКЕЛЕВИЧ. (оправляясь) Верю… Но больше не кричите. Я не переношу крика. С детства. Я падал, когда кричал мой сын, а не только вы. Охраняйте, пожалуйста, тихо, без шума, без гвалта. Договорились?

ДЖАГА. Но это боевой японский клич! Очень эффективный.

ЯНКЕЛЕВИЧ. Не люблю криков разных народов.

ДЖАГА. Хорошо… А голову вы любите?

ЯНКЕЛЕВИЧ. (не понимая) Простите, в каком смысле?..

ДЖАГА. Очень хорошо при ударе снизу. Вот так.

ДЖАГА продемонстрировал, и ЯНКЕЛЕВИЧ снова упал.

ДЖАГА. (поднимая) Ну как, нравится?