Руденко. Генеральный прокурор СССР

Что же касается дела Солженицына, то в 1991 году последним Генеральным прокурором СССР Николаем Трубиным были изменены основания прекращения уголовного дела в отношении него (дело прекращалось в связи с отсутствием в действиях опального писателя состава преступления), о чем незамедлительно была направлена телеграмма в США, штат Вермонт, город Кавендиш, где жил тогда Солженицын, с принесением ему извинения за неправомерные действия работников Прокуратуры Союза ССР (дело было прекращено в 1974 году по не реабилитирующим основаниям).

Однако телеграмму, которую готовил тогда автор этой книги, увы, Александру Исаевичу в городе Кавендише (штата Вермонт, США) сразу не вручили на том основании, что в ней не был указан дом, в котором вот уже много лет проживал нобелевский лауреат. Тогда, подготовив сообщение для передачи в средства массовой информации под рубрикой «В Прокуратуре Союза

ССР», я отправился к главному редактору программы «Время» О. В. Какучая, с которым у меня сложились довольно дружеские отношения. Выслушав мой рассказ, Ольвар Варламович без всяких формальностей тут же распорядился сообщить в программе «Время» о реабилитации А. И. Солженицына. Вскоре все увидели на экране и самого Александра Исаевича, узнавшего эту новость.

Повторная телеграмма, отправленная мной адресату, уже не вернулась. Вероятно, местные власти из СМИ наконец-то догадались, что у них в городе проживает всемирно известный писатель.

Перед тем как перейти к очередному этапу жизни и деятельности «патриарха советской прокуратуры», хочется рассказать более подробно еще об одном из его многочисленных соратников. И не только для того, чтобы показать, как «короля играет свита» и в каких исторических условиях работал Руденко, какое давление он порой испытывал, с какими трудностями сталкивался, а скорее для того, чтобы показать, каким было то поколение послевоенных советских прокуроров…

Борис Васильевич Кравцов родился 28 декабря 1922 года в Москве, на территории Кремля, где до пятилетнего возраста проживал в квартире номер семь Потешного дворца. Свое название дворец получил от так называемых потех, или представлений, устраиваемых здесь время от времени при царе Алексее Михайловиче, а позднее – императрицами Анной Иоанновной и Елизаветой Петровной. Они останавливались во дворце, когда приезжали в Москву на коронацию.

После Октябрьской революции в Потешном дворце поселились рабочие и служащие Кремля и Совнаркома РСФСР. Одним из них и был отец Кравцова, Василий Алексеевич, состоявший курьером при Председателе Совнаркома Ленине. Ему не было тогда еще и тридцати лет. Наряду с курьерскими, Василий Кравцов выполнял еще и обязанности истопника, отапливая кабинет вождя революции. Ленин любил, чтобы в кабинете всегда была «бодрящая» температура – не больше четырнадцати градусов.

Василий Кравцов состоял в браке с Гликерией Львовной, которая вела домашнее хозяйство. В их семье было трое детей, старшая дочь Валентина, средний сын Борис и младший – Анатолий. В детстве Борис вместе со своими друзьями частенько играл прямо под окнами кабинета Сталина. Тогдашний генсек через оконное стекло иногда грозил ребятишкам своей неизменной трубкой, когда они слишком шалили.

В 1930 году Борис поступил в 131-ю московскую среднюю школу в тихом Леонтьевском переулке. Любимыми его предметами были литература и история, а также точные науки – физика и геометрия. Как и все юноши того времени, Борис увлекался спортом. Мечтал о морской службе и даже собирался поступать в Севастопольское военно-морское училище.

Известная советская поэтесса Юлия Друнина, которая училась с Кравцовым в одном классе, писала: «Спасение челюскинцев, тревога за плутающую в тайге Марину Раскову, покорение полюса, Испания – вот чем жили мы в детстве. И огорчались, что родились слишком поздно…»

21 июня 1941 года после экзаменов состоялся выпускной вечер. А на следующий день – ошеломляющая весть о начале войны.

В июле 1941 года Борис проводил отца на фронт. Сам он тоже всей душой рвался в действующую армию, но в военкомате ему сказали, как отрезали, – ждите призыва.

18 августа 1941 года вчерашнего выпускника призвали на службу в Красную армию. Через восемь месяцев, в мае 1942 года, молодой офицер, получивший лейтенантские кубики, был направлен на Юго-Западный фронт.

В составе 2-го дивизиона 822-го артиллерийского полка 300-й стрелковой дивизии Борис Кравцов два месяца командовал взводом топографической разведки, а затем был командиром взвода 132-го Гвардейского артиллерийского полка 60-й Гвардейской стрелковой дивизии. Полк участвовал в боях на Юго-Западном, Сталинградском и Донском фронтах. Особо памятна Кравцову весна и лето 1942 года, когда ему вместе с нашими войсками, с тяжелыми боями, под натиском бронированных фашистских полчищ, приходилось отступать к Волге. Потом были оборона Сталинграда, окружение и разгром крупнейшей вражеской группировки.

За подвиг, совершенный на острове Хортица, старшему лейтенанту Борису Кравцову указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 марта 1944 года было присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ему ордена Ленина и Золотой Звезды. Узнал он о награждении уже в госпитале, куда был направлен после тяжелого ранения в ногу, полученного 31 декабря 1943 года в ходе боев в Западной Украине. По словам Кравцова, первой его поздравила мать по телеграфу из Москвы.

В течение длительного времени Борис Васильевич лечился в госпиталях городов Запорожья, Славянска и Ленинакана. В июне 1944 года его признали инвалидом 2-й группы и демобилизовали из армии. Разом рухнули все мечты о военной академии. Двадцатидвухлетний герой вернулся в Москву. Почти четыре месяца долечивал раны. Даже работать не мог. Проживал с матерью. Война отняла у него отца – Василий Алексеевич пропал без вести еще в 1941 году.

В сентябре 1945 года, когда боли немного поутихли, Борис Васильевич по направлению Коминтерновского райкома партии поступил в Московскую юридическую школу, которая находилась тогда на 1-й Брестской улице. Спустя два года окончил ее с отличием.

С июля 1947 года Б. В. Кравцов стал работать в органах юстиции. За месяц до его назначения, 4 июня 1947 года, были приняты «знаменитые» указы Президиума Верховного Совета СССР «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества» и «Об усилении охраны личной собственности граждан», значительно ужесточающие наказание за воровство. Достаточно сказать, что простая кража, присвоение, растрата или иное хищение государственного имущества карались заключением в исправительно-трудовом лагере на срок от семи до десяти лет, а те же действия в отношении колхозного, кооперативного или иного общественного имущества – от пяти до восьми лет. За «простую» кражу личного имущества граждан предусматривалось наказание в виде лишения свободы на срок от пяти до шести лет.

Еще более строгое наказание полагалось за так называемое квалифицированное воровство, то есть хищение, совершенное повторно или организованной группой (шайкой), или в крупных размерах. Здесь уже виновный в хищении государственного имущества мог «загреметь» в места не столь отдаленные на срок от десяти до двадцати пяти лет и обязательно с конфискацией имущества.

Поскольку понятия «мелкого» хищения тогда не было (оно было введено указом Президиума Верховного Совета СССР только в 1955 году), это значило, что по первой части указов даже за самое незначительное воровство можно было «схлопотать» как минимум пять – семь лет лишения свободы. Что и говорить, указы жестокие и беспощадные, хотя и обусловленные тяжелейшими условиями послевоенной жизни, когда каждый килограмм хлеба, каждый метр ткани, каждый литр бензина был на строгом учете. Ведь в стране нужно было восстановить разрушенные войной десятки тысяч городов, поселков, деревень, заводов и фабрик, колхозов и совхозов, построить жилье для миллионов людей, оставшихся без крова. Конечно, указы в первую очередь больно ударяли по тем людям, которые «тащили» все, что плохо лежит, только для того, чтобы как-то поддержать свои семьи, не умереть с голоду. Но были и такие (и немало), кто воровство сделал своей второй, а то и основной профессией.