История Авиации 2005 04

НЕПЕЧАТАННОЕ

Афганские рассказы

Владимир Лисовой

Окончание, начало в ИА №№ 30–34.

Коммерсант

Резкий, тошнотворный запах шибанул в нос, и старлей Л. мгновенно проснулся. Ему хватило пяти секунд на то, чтобы оценить окружавшую его словно облако обстановку.

— Убью гада!!.. — заорал он во всё горло и запустил в старлея С., ботинком капитана А., после чего опрометью бросился на улицу. Будучи уже в дверях, он бросил через плечо тоном не терпящим возражений:

— Окна открой, проветри!

На улице старлей отдышался. Ощущение было таким, словно он нырял на глубину и, поскольку, возвращение обратно в модуль было ещё проблематичным, решил посидеть некоторое время в беседке рядом. Бегавший поблизости пёс Рекс, было, бросился радостно навстречу к нему, но внезапно застыл как изваяние. В собачьем мозгу явно конфликтовали программы. Перед ним находился старлей Л., но запах от него исходил как от самого настоящего душмана. Но через пару минут свежий ветерок сделал свое дело. Рекс завилял хвостом, подбежал и лизнул руку старлею, дескать, извини друг, обознался!..

А произошло следующее, пока старлей Л., решил скоротать послеобеденный перерыв сном, его товарищ и сосед по комнате старлей С., не придумал ничего умнее, как пересчитать свои запасы местной валюты. Купюры показались ему излишне мятыми, и он принялся их гладить горячим утюгом. А надо сказать, что местные деньги население традиционно для надёжности пропитывает бараньим жиром. Причём, отнюдь не лучшего качества. А потому и запах был соответствующим. С некоторых пор, был ещё один повод, почему старлей не выносил этого, чудовищного запаха, он был причиной некоторых не особо приятных воспоминаний.

Когда старлею приходилось слышать, что в училище были некоторые совершенно ненужные предметы, он был готов плюнуть этому человеку в лицо. Хотя ещё недавно сам так думал. Но в пер вый же месяц пребывания в Афганистане он убедился как в соб ственной неправоте, так и в гениальности тех, кто составлял прог раммы военных училищ.

Вот, казалось бы, на кой чёрт будущему пилоту или инженеру, политэкономия с её первичными накоплениями капитала и прибавочной стоимостью?..

Ан, нет, оказалось очень даже надо!. В «Союзе», где прилавки магазинов не ломились от обилия ширпотреба, эти знания тихонько дремали на задворках сознания в разделе «к сведенью», поскольку проблемы недостатка личных финансов не было как таковой. Но первое же посещение гарнизонных «Берёзок» и дуканов проводило к неутешительному выводу: его личная покупательная способность далеко отставала от желания обладать. А хотелось, преимущественно молодым людям многого — джинсов, кроссовок, швейцарских часов, магнитофон, хороший подарок девушке, да всего не перечислить. Такой дисбаланс действовал на умы как разность потенциалов на электрический ток. Что, в свою очередь, привело к состоянию некой неудовлетворённости, которую работники политотдела называли не иначе, как недостойной советского человека жаждой наживы. Но именно эта «жажда» заставляла шевелиться мозги и применять на практике полученные знания.

К примеру, чтобы купить в дукане джинсы, нужна некая сумма. Получить её можно, поменяв некоторое количество чеков на афгани, или просто продать какие-либо материальные ценности. Но для этого нужно было этими самими ценностями обладать, а что делать тем, кто по роду службы выхода на них не имеет?

Нет, не зря преподаватели вдалбливали в юные головы формулу «деньги — товар — деньги». Вскоре было установлено, что если приобрести в военторге за чеки определённый товар и потом реализовать его оптом в дукане, то можно было достичь восьмикратной и более рентабельности, в сравнении с прямым обменом.

Упомянутое руководство политотдела называло это спекуляцией и боролось с ней в меру сил. Старлей вспомнил, как прилетевший к ним в командировку пропагандист зачитывал взятые в соответствии с «новым мышлением» Михаила Горбачёва «реальные» социалистические обязательства полка. После всевозможных «улучшить,, повысить… ускорить…», он приступил к «искоренению недостатков» и обозначил, так сказать, первый рубеж на пути к светлому будущему:

— сократить пьянство, на 15 %;

— сократить спекуляцию, на 20 %.

— сократить внебрачные половые связи, на 25 %!!..

Такая постановка вопроса заинтересовала старлея, он очнулся от полудрёмы в которой благополучно пережил весь доклад и далее уже с любопытством слушал пропагандиста. Тот повещал ещё минут пять, после чего традиционно обратился к присутствующим:

— У кого есть вопросы?

— У меня! — первым взметнул руку старлей.

— Слушаю вас, — тоном священника отпускающего грехи, сказал пропагандист.

Торжественное собрание, посвящённое годовщине Октябрьской революции. Как правило на подобных мероприятиях и озвучивались «солдатами партии» разные обязательства, отдуваться за выполнение которых приходилось другим.

— Я вот не понял, что брать за 100 %? А то ведь непонятно, что и как сокращать?..

Пропагандист расцвёл улыбкой кардинала Ришелье из фильма «Три мушкетёра»:

— Вам, товарищ старший лейтенант, вообще ничего нельзя, ни первое, ни второе, ни третье!..

Такой ответ озадачил старлея. Это что же получается, под «сокращение» попали только молодые пилоты? А потому на всякий случай он задал ещё один вопрос:

— А ему можно? — он указал на дремавшего рядом своего командира капитана А.

— Ему тоже нельзя, — с той же улыбкой сказал, как отрезал пропагандист. А чтобы пресечь дальнейшие дурные, по его мнению, вопросы, добавил:

— Никому из вас, ничего нельзя! Понятно?

— Понятно, — ответил старлей, хотя так ничего и не понял, но по опыту знал, что спорить с работниками политотдела занятие неблагодарное.

Эту «политическую арифметику» он понял потом, месяцев восемь спустя, когда на перроне гарнизона К. ожидал самолёт, чтобы навсегда покинуть Афганистан. Неожиданно раздался скрип тормозов, это подкатил УАЗик командира полка. Старлей приготовился к команде «смирно», но из машины вышел уже знакомый пропагандист и двое холёных солдат из штабной команды.

— Сюда выгружайте, — скомандовал пропагандист и бойцы принялись быстро извлекать из машины многочисленные сумки, чемоданы, баулы, на фоне которых, тощая сумка с личными вещами старлея, выглядела небольшим кошелёчком.

— Вот она, «арифметика» политотдела, — наконец-то понял старлей, — это мы, простые пилоты и технари входили в те самые пятнадцать, двадцать и двадцать два процента…

Он горько улыбнулся. Нет, не от зависти к вещам, на них ему было уже, плевать. Но, на кителе пропагандиста, красовался новенький орден! Старлей вспомнил, как накануне командир полка порвал представления к награждению пилотов только за то, что они в соответствии с русскими традициями собирались встретить заменщиков «как следует» 1*. И как ему было неловко перед друзьями, что его представление было послано неделей раньше, а у этого «героя», по всей видимости, не было ни стыда, ни совести…

Но это всё было потом, а тогда, едва пропагандист улетел обратно в К., старлей тут же отправился в военторг, в надежде прикупить что-нибудь на продажу.

К сожалению, поставки в военторги осуществлялись исходя из физиологических, а не коммерческих потребностей военнослужащих. И как часто бывает в природе, сложилась своеобразная иерархическая пирамида, в основании которой, поближе к материальным ценностям находились тыловые службы, затем штабы, всевозможные «комы», а на самой вершине находился лётный состав, командиры маршевых рот, взводов, а также прочая воюющая братия. Только в магазин происходила очередная поставка, мгновенно выстраивалась очередь, и весь, оставшийся после крупных хищников «колониальный» товар, сметался в считанные минуты. Увы, лётный состав в большинстве подобных случаев часто оказывался в пролёте, как всем известная фанера над Парижем…