Мир Авиации 2000 02

Анализируя крупные операции и мелкие бои Великой Отечественной, неоднократно поражаешься тому, скольких упущенных возможностей и поражений удалось бы избежать при наличии хорошо организованной морской разведки. А ведь на войне и переоценка, и недооценка противника чреваты неприятными последствиями. В данном конкретном случае совершенно уверенно можно констатировать: возможности противника мы переоценивали и весьма значительно! Словно и не было трех долгих лет тихоокеанской войны, в ходе которых американский флот переломил становой хребет морской мощи Страны восходящего солнца. Словно не было десятков отправленных на дно кораблей и тысяч сбитых самолетов, а мы с американцами не были соединены союзным договором. И если оценки нашего сухопутного командования относительно дислокации, состава и задач Квантунской армии были в основном верны (они мало изменились по сравнению с 1941 г.), то на море мы все еще ожидали нападения главных сил флота противника на Владивосток. Достаточно сказать, что к моменту начала советско-японской войны флот противника оценивался в 6ушнкоров (реально – только один, да и то тяжело поврежденный), 9 авианосцев (реально – 5; все в поврежденном состоянии, причем 3 -тяжело), 18 крейсеров (реально – 5; два тяжелых в Сингапуре, три легких (два поврежденных) в Японии), 56 эсминцев и миноносцев, 60 подводных лодок и около 1800 самолетов ВМФ. Поэтому неудивительно, что планы нашего флота были сугубо оборонительными, хотя в решении поставленных задач мы собирались использовать в первую очередь на активные методы.

Все это наложило свой отпечаток и на развертывание флотской авиации. Судите сами: с конца 1944 г. до момента начала войны на флоте было сформировано шесть авиаполков, в т. ч. один бомбардировочный (55-й), два штурмовых (56 и 60-й) и три истребительных (58, 59 и 61-й) причем все указанные части создавались для укомплектования 15 и 16-й смад, которые являлись ничем иным, как соединениями СТОФ и Владимиро-Ольгинской ВМБ, т. е. фактически частями береговой обороны, весьма удаленными от главного – владивостокского – операционного направления. Наконец, когда в июле состоялось решение об усилении ВВС ТОФ, авиацией западных флотов отправлены были два истребительных (27-й иап СФ, 43-й иап ЧФ) и лишь один минно-торпедный полк (36-й с СФ).

Примерно та же картина наблюдалась и в качественном совершенствовании авиации, т.е. поставках новых самолетов. Достаточно сказать, что на флоте было 343 Як-9 разных модификаций, 45 Як-7, 79 Ла-7, 172 ЛаГГ-3, 10 «Кингкобр», но только 180 Ил-2 (в строевых частях-128), 35 Ил-10 (ими был укомплектован единственный 26-й шап) и 136 Пе-2 (кроме них в бомбардировочной авиации сохранилось еще 27 СБ). Особо тягостное впечатление производила минно-торпедная авиация, в которой было только 46 «Бостонов», 26 Ил-4, зато 85 ДБ-3! В разведывательной авиации роль «первой скрипки» продолжали играть МБР-2 (146 машин), «Каталин» всех модификаций было 70, а 50-й драп имел в своем составе 12 А-20, 6 Ту-2, 15 Як-9, 10 ДБ-3, по одному Пе-2 и Б-25.

Так к началу советско-японской войны выглядел некогда грозный флот Страны восходящего солнца. Остов линейного корабля «Исе», потопленного палубной авиацией союзников в Куре в июле 1945 г.

Позднее поступление новой авиатехники (накануне войны в ВВС ТОФ поступило 776 самолетов, в т. ч. 401 истребитель, 140 штурмовиков, 195 бомбардировщиков и торпедоносцев и 40 разведчиков) не могло не отразиться на ее освоении личным составом. Так, в минно-торпедной авиации не было ни одного экипажа, подготовленного к полетам на А-20, а личный состав 34-го бап не успел полностью освоить бомбометание с пикирования. Примерно шестую часть экипажей (202) составляли учебные.

Стремление обеспечить каждого морского начальника собственной авиацией принесло свои плоды. Фактически для ведения активных действий на море под началом командующего ВВС генерал-лейтенант П. Н. Лемешко остались штурмовая, пикировочная (с приданным 55-м пикировочным полком из состава ВВС СТОФ), минно-торпедная дивизии, три разведполка (115-й морской ближнеразведывательный, 16-й морской и 50-й дальнеразведывательные) и одна морская разведэскадрилья (47-я) – чуть менее половины авиации ТОФ.

Перед ВВС флота ставились задачи нарушения морских перевозок противника, в т. ч. нанесение ударов по портам, ведение боевых действий в интересах сухопутных войск и возможных десантов (составленный до войны план боевых действий ТОФа их не предусматривал), ведение разведки, а также противовоздушную оборону кораблей, объектов ВМФ и конвоев. Бросается в глаза то, что за исключением последней задачи наша авиация обладала довольно скромными возможностями, особенно если учесть уже упомянутые особенности качественного состояния ударных родов ВВС и значительные расстояния до главных ВМБ и основных коммуникаций противника.

Здесь необходимо остановиться на еще одном важном моменте – установлении разграничительной линии между операционными зонами советского и американского флотов на Тихом океане. В Японском море она проходила на расстоянии 90-120 миль от нашего побережья, что фактически соответствовало радиусу эффективного воздействия основных ударных сил флота (пикировщиков, штурмовиков и торпедных катеров) по корабельным соединениям врага, попытайся он приблизиться к Владивостоку. В то же время очевидно, что для организации подобного удара разведданные о японском отряде нужно было получить гораздо раньше, примерно в тот момент, когда он находился на 100 миль мористее. Далеко за пределами разгранлинии находились и основные корейские порты, через которые противник мог бы пополнять части Квантунской армии – Пусан, Гёнзан (ныне Вонсан), Хыннам и Дзиосин (ныне Ким-Чхэк). Особенно бросается в глаза разница между границей операционной зоны на море и границей оккупационных зон СССР и США на суше (должно была проходить по 38-й параллели, т. е. на 320 км южнее морской разгранлинии!). В нашей литературе неоднократно выражается недовольство малыми размерами операционной зоны нашего флота, а ее принятие объясняется надеждой на активные действия ВВС и ВМФ США, которые, дескать, нас подвели (к этому вопросу мы еще вернемся). На самом же деле документ об оперативном взаимодействии союзных флотов на Дальнем Востоке был подписан 26 июля 1945 г. на Потсдамской конференции при полном согласии сторон. Он наглядно демонстрирует как недальновидность руководства нашего ВМФ (на конференции присутствовали Нарком Н. Г. Кузнецов и начальник ГМШ адмирал Кучеров), так и еще раз подтверждает сугубо оборонительную направленность наших предварительных планов войны на море.

В советской операционной зоне оказывались лишь порты Сейсин (Чхонджин), Расин (Наджин) и Юки (Унги), обладавшие весьма скромными возможностями по приему и обслуживанию судов. Значение этих городов, вопреки оценкам отечественной литературы, было небольшим, да и оно в значительной мере обесценивалось низкой пропускной способностью примыкавшей одноколейной железной дороги. Вряд ли японское командование возлагало большие надежды на использование данной ветки, особенно если учесть, что ее узловые станции на границе Маньчжурии с Кореей – Янцзы и Тумынь – находились на расстоянии всего 50-80 км от советской границы. Однако других целей, кроме указанных портов и ведущих к ним коммуникаций, в нашей зоне не было. Таким образом, спланированные по ним воздушные удары были делом вполне естественным. Дальнейший ход событий должна была подсказать обстановка.

Командующий авиации ТОФ генерал-лейтенант П. Н. Лемешко

Учебно-боевая тревога в 115-м мрап, январь 1943 г.

МбРы именно этой чаш сбросили первые бомбы советско-японской войны – в ночь на 9 августа 1945 г. на суда на рейде Юки.