Смерть и побрякушки (СИ)

- Ладно, дуй, - она ухватила Сашкин нос двумя пальцами, а потом злорадно вытерла руку об обивку ближайшего кресла.

Огляделась.

Стандартная комната хрущобы. Диван, два кресла, стол, веселенькие обои, жалюзи вместо штор. Только дверь солидная, не фанерка, тяжелое дерево. И замок. Марина потянула дверь на себя. Заперто.

За окном - день, значит, без сознания она пробыла недолго. Она выглянула. Очень мило, третий этаж и ничего похожего на пожарную лестницу поблизости. Значит, подвиг не повторить. Да и в окно ей не выбраться, заклеено намертво, как у лучших хозяек, включая форточку. Ну хоть сквозняков нет, ребенок не простудиться.

Ребенок захныкал, на сей раз гневно, оскорбленный Марининым невниманием. Успокаивая, она взяла Сашку на руки, села на диван. Сразу их не убили, значит, ее уловка оказалась успешной. Гориллыч с компанией обыскали ее дом, но так и не догадались, что свитер украшен настоящими драгоценностями. Что ж, есть чем торговаться. Пока она не отдала деньги, их не убьют. Значит, держаться, чтобы убийцы не делали - держаться.

Первым делом надо утихомирить мальца, и так напугался, бедный.

- Сказку тебе рассказать? Про Колобка?

Дверь распахнулась и издевательский голос прогундосил:

- И от бабушки ушел, и от дедушки ушел, а от нас, подруга, хрен уйдешь.

На пороге стоял ее ночной ужас. Худой, даже тощий. Мышиные волосы и остренький носик, узкий рот развратного подростка. И глаза, пустые, словно провалы. Дыроглазый. Позади него возвышалась громадная туша Гориллыча. Дальше пристроился еще кто-то, незаметный такой.

Марина снова почувствовала как несчастный глазированный сырок, съеденный утром, подкатывает к горлу. Страшно, аж тошнит.

- Бери пацана и пошли. Да не дергайся, напугаешь, - прогудел Гориллыч.

Марина подхватила Сашку на руки, шагнула к двери. Дыроглазый и не думал посторониться. Протянув руку, он сгреб Марину за отвороты костюма, подтащил к себе, дохнул химическим ароматом мятной жвачки:

- Ох весело сейчас нам будет! - обещающе протянул он.

- Поосторожнее, - рявкнул Гориллыч, - Мальца зашибешь.

- Мальца зашибить так или иначе придется, - мерзко захихикал дыроглазый.

- Не тебе решать, - хмуро буркнул Гориллыч, - Шефиня явиться, она и скажет.

- Да-а, баба-пахан, это да-а, - мечтательно выдохнул дыроглазый и облизнул губы, - Не то что ты, мочалка! Пошла! - дыроглазый пихнул ее в затылок, выталкивая в соседнюю комнату. Марина пошатнулась, но удержалась на ногах.

"Баба-пахан? Женщина? Кто? Кто?"

Незаметный подхватил от стены стул, водрузил его на середину комнаты. Гориллыч молча ткнул в него пальцем. Марина подошла, села, крепко прижимая Сашку к себе и на всякий случай стараясь рукавом прикрыть его личико. Чем меньше его видно, тем лучше.

Гориллыч и остальные двое распределились в стоящих вдоль стены креслах. В их движениях даже была некая торжественность. Особая тройка, заседание ревтрибунал. Криминал-трибунала? Несмотря на весь ужас положения, Марина невольно усмехнулась.

- Чего лыбишься, лыбишься чего, сучка? - мгновенно взвился дыроглазый, - Бабки, давай бабки быстро.

Мысли Марины лихорадочно заметались. Они спрашивают о деньгах, значит, знают далеко не все. О драгоценностях не имеют понятия, в ее квартире тоже искали крупную сумму, потому так легко пропустили свитер с драгоценностями. С почти подлинным изумлением в голосе Марина спросила:

- О каких деньгах речь?

Зашипев рассерженным котом, дыроглазый вскочил, замахнулся. Марина скрестила руки, стараясь получше прикрыть Сашку.

- Погоди, - притормозил напарника Гориллыч, - Ты, девка, дурочку не валяй. Давай по умному. Деньги ты из Австрии привезла, иначе крутой, на которого ты работаешь, давно бы твои кишки по кустам развесил. Нам те деньги нужны, отдавай.

- Ни о каких деньгах не знаю, - упрямо повторила Марина.

- Знаешь, - покачал головой Гориллыч, - И отдашь. Деваться тебе некуда. Ты с мальцом у нас, никто тебе не поможет. Вернешь бабки без разговоров - может, для вас все и обойдется.

- Вернешь, - повторила Марина, - Можно подумать, это ваши деньги.

- А знаете, у меня уже такое чувство, что действительно мои. Неудивительно, я столько сил на них трачу, вот и возникает эффект причастности, - послышался от двери томно-манерный голос.

- О, ты глянь! - Дыроглазый ткнул пальцем в проем и расплылся в тупо-восторженной улыбке.

- Мы только начали, - упреждающе-опасливо прогудел Гориллыч.

- Упрямитесь? - снова поинтересовались от двери и стремительная улыбка полоснула Марину.

Остановившимися глазами та уставилась на вошедшую женщину.

- Не может быть, - рот у Марины разом пересох, язык стал шершавым и больно драл небо, - Аленка, Пашка, Обстоятельство, Эдик, Марго, весь кромешный ужас - это все вы? Не может быть.

- Почему не может! - женщина недоуменно приподняла бровь, - Я произвожу впечатления милой дамы, неспособной на убийство?

- Вы производите впечатление густопсовой стервы, - твердо ответила Марина, и покрепче прижала к себе Сашку. Сердчишко у малыша колотилось часто-часто, против обыкновения, он сидел тихонько, только все вжимался головенкой Марине в плечо.

- Густопсовой стервы, - мечтательно, будто смакуя слова повторила женщина, - Мой бог, как выразительно! Вы действительно мастер слова, не удивительно, что ваши статейки пользуются такой популярностью. Так почему же не может быть?

- По логике, Алла. Вы единственный человек, знавший о передаче имущества, а убийцы оставили Сашку в живых, значит, они не знали...

- Ах, Марина Сергеевна, не лейте мне чай на спину, как говорит господин Задорнов. Этот прокол - просто боль моей души. Не поверите, как я злилась! - она подалась к Марине, словно кумушка, делящаяся сокровенными секретами, - Представляете, вот этот господин, - она ткнула пальцев в Гориллыча. Марина мельком подумала, что тот похож на кого угодно, но только не на господина. Адвокатесса между тем продолжала, - Вот этот господин спрашивал меня, всех кончать или ребенка можно оставить. И я сама разрешила не трогать малыша! Когда ровно через два часа его папочка явился ко мне в офис, чтобы перевести все имущество на сына, я чуть с ума не сошла. Стояла за спиной девчонки, которая оформляла документы, и ничего, ничегошеньки не могла сделать. Не регистрировать, уничтожить? Так у покойного на руках вторые экземпляры, а у меня - полный офис свидетелей. Знаете, когда Павел Афанасьевич ушел, я у себя в кабинете переколотила все, что билось. Просто на стенку лезла.

- Почему?

- Потому что "конспирация, конспирация и еще раз конспирация". У меня и моих боевиков слишком длинная цепочка связи и минимум личных контактов. Эти господа - непрофессионалы и могут попасться на какой-нибудь глупости. Вот я и приняла меры, чтобы их провал не коснулся меня. Но в случае с вашим зятем, Марина Сергеевна, безопасность оказалась в ущерб делу. Впрочем, система-то как раз была прекрасная, виновата я сама. Ведь учили же меня не проявлять лишней сентиментальности! Мои преподаватели были абсолютно правы, пожалеешь одного - потом придется мочить многих. Если бы не моя глупая жалость и ваша приятельница осталась живой, да и вам ничего бы сейчас не угрожало.

- Только ни в чем не повинный ребенок был бы убит, - глухо пробормотала Марина, невольно пытаясь покрепче охватить Сашку руками, спрятать его от глаз сумасшедшей людоедки.

- Ну, он слишком мало прожил, чтобы научиться ценить жизнь, - небрежно отмахнулась Алла.

- Но зачем вам все это? Столько смертей - ради чего? - Марина не хотела задавать свой вопрос, уж больно детски-невинным казался он в этой комнате, рядом с тупорылыми отморозками, и их изящной "крестной матерью". Но уж слишком жуткое чувство внушала ей деловито-спокойная Алла, так отстранено и холодно рассуждавшая об убийстве маленького птенца, испугано сжавшегося сейчас в Марининых руках. И в то же время ужас сливался в ее душе с каким-то противоестественным тягучим любопытством. Марине мучительно хотелось понять, откуда она взялась, вот такая Алла, кто были ее учителя, да и вообще живое ли, человеческое ли она существо? Марина невольно поймала себя на том, что быстренько сооружает в уме вопросник для интервью. Статья могла бы выйти шикарная.