Далт. Книга 3 - Леди Феникс (СИ)

- Ты думаешь, в лесу кто-то живет? - Эшли искоса смотрит на меня.

- Вряд ли предыдущая хозяйка играла деревьям, а они приходили и садились в те кресла, - я стараюсь шутить, но получается не очень.

- Кто тут жил до нас? - Эшли очень серьезна.

- Дом сдавался, на лето, на каникулы. Потом его просто выставили на торги, - медленно проговариваю я все ранее услышанное от агента, - но овощи посажены в начале лета...

- Мам, не бери в голову, нам своих приключений хватит. Только пообещай мне не ходить в лес одна, - Эшли что-то решила для себя, но мне не говорит.

- А ты мне такое обещание дашь? - слова вырываются сами, словно этот диалог я веду не первый раз.

- Нет... - она сказала это тихо, без вызова или подростковой демонстрации.

Я тихонько вздохнула - вот и я "нет".

Не сговариваясь мы прошли в кухню. Там все было знакомо. Застилая стол клетчатой скатертью, вешая такие же занавески, делая её нарочито в стиле "кантри" мы обе немного оттаяли. А обнаружив недалеко от дома яблоню, вообще повеселели. Кто бы тут не жил до нас, плохим он не был! Яблони, оберег женщины и её дома. У черных ведьм они растут изломанные и плоды на них горькие. Наша была ровненькой, хотя и не молодой и яблоки были прохладно осенние, с кислинкой. Идея пирога нас захватила и вскоре увенчалась успехом. Духовка была в рабочем состоянии и её явно использовали и берегли.

Пока пекся пирог, Эшли устраивала свою комнату, а я гостиную. Те вещи, что нам переправили (они находились на хранении), представляли собой странную подборку. Старинные ковры, масса книг, большущий телевизор и куча дисков. Нас с Эшли словно старались приблизить друг к другу. И ни одной фотографии или её детских игрушек. Все погибло в пожаре. Странно, совсем недавно это была катастрофа.

В общем, нельзя вспомнить того, чего не было. Но кто тогда мы? И что мы тут делаем?

После ужина с пирогом Эшли пошла спать, а я, побродив привидением по дому все же поднялась на второй этаж и пошла в комнату с пианино. Подняла крышку и убедившись, что оно настроено, и приняв это просто как данность, заиграла. С начала музыка мне не давалась, я явно ошибалась, начинала снова и снова, а потом словно растворилась в ней.

Когда с кончиков моих пальцев капельками росы упали последние звуки от дверей послышался голос Эшли.

- Миссис Квинн, не умела играть. Ни на чем. Она прекрасно разбиралась в цифрах, но совсем не имела воображения... И хозяйкой она была из тех, у кого и вода пригорает. Ты выдаешь себя, мама.

- Совсем нет, кома меняет людей и помогает им обрести то, чего они не имели. Обыкновенное чудо. Так кажется?

Эшли шагнула ко мне и обняла меня сзади, обхватила руками до боли.

- Я боюсь. Я боюсь, что ты начнешь работать в школе и тебе понравится кто-то другой, не я. А я просто не успею доказать, что я достойна твоей любви. Я скорее с цифрами, чем с музыкой. Меня учили другому, - голос девочки подрагивает, ей явно с трудом дается такая откровенность.

- Это называется навык, - я кивнула на пианино, а то что я чувствую в тебе, гордость, отвагу, смелость, это то что передается с кровью, моей кровью. Не сравнивай свои навыки и Душу, это несравнимые величины.Если мне и удастся вспомнить, то это будет благодаря тебе. Не тяни траву, что бы она быстрее росла. Не требуй от меня клятв, Эшли. Я слишком серьезно отношусь к словам. Я знаю, что ты моя дочь и люблю тебя, а вот полюблю ли я тебя, как человека. Это зависит не от меня, а от тебя. И в одной семье живут посторонние люди и чужие становятся родными. Поживем, увидим. Пойдем. Я тебя уложу.

Эшли подчинилась сразу, уложив девочку в кровать я еще долго сидела рядом, гладя её по голове, стирая слезинка, что-то напевая. Наконец, она взяла мою руку и положив себе под щеку, уснула.

А я все сидела, пытаясь понять, что же для матери главнее, видеть СВОЕГО ребенка и не обращать внимание, какой человек из него получился, так называемая безоглядная материнская любовь. Или все же растить именно ЧЕЛОВЕКА, без оглядки на то, что это твой ребенок. Ведь ты уйдешь раньше его, так заложено природой. Он сможет без тебя? Его захотят назвать другом? Любимой? Кого ты вырастила?

Не я растила Эшли, это я знала точно, но я не знала самого важного, самого нужного для матери, что скрыто за этим ясным, высоким лбом, за дивными глазами и безупречной выправкой? Могу ли я тебе доверять или ты просто останешься моей дочкой, как член семьи? И слова тут бесполезны, ты уже подросток, говорить будут твои поступки. Тебе страшно? Девочка моя, если бы ты только могла себе представить, как страшно мне...

Я тихонько освободила руку, коснулась поцелуем разрумянившейся во сне щеки. Спи, Эшли. Сколько бы вопросов ты не задала жизни, ответы обязательно найдутся. Другой вопрос, устроят ли они тебя...

"Старые мосты могут еще пригодиться. Лучше сжечь старые грабли."

Джерх.

Последние дни августа выдались на редкость теплыми, и я почти все дни проводил в лесу. Дом нашей семьи располагается в гуще вековых деревьев, и только подъездная аллея связывает его с цивилизацией, иными словами с шоссе, ведущим к городу.

Городишко наш сам по себе не большой, а таких коттеджей, как у нас в лесу было довольно много, в основном в них жили отставные военные с семьями, если они были. Но только мой отец был полковником коммандос, и часто при встречах они по старой памяти отдавали ему честь. Он вынужден был уйти в отставку из-за ранения и сильной контузии, проявлявшейся сильной головной болью и приступами почти неконтролируемой ярости. Когда у него наступало это время "х", я всегда жалел, что он не пал смертью героя. Наверное, плохо так думать об отце, но я думал и Бог мне судья!

Мой брат, Эрик, этой осенью уходил служить, хотя если учесть то, что и его и меня отец учил с раннего детства, вряд ли он там узнает что-то новое. Думаю, это такая фигура речи, а в действительности его ждут...

Однако для меня это означало лишь то, что мне придётся туго. Эрик был любимчиком матери и частенько её окрик "Эр!" заставлял его замолчать куда быстрее, чем оплеуха отца, хотя тот и скор на расправу. Мне до окончания школы еще год и этот год я проведу один. Не то что бы Эрик когда-либо защищал меня, у нас в семье это было не принято, но несмотря на болезнь, отец был очень силен и его недовольство мы честно делили на двоих, а теперь все будет моё.

Хотя и здесь слово "честно" было не совсем правдой. Эрик был любимцем матери и, хотя она никогда не вмешивалась в методы воспитания отца, да и сама была не особенно терпелива, но только к Эру она приходила вечером, после его разборок с отцом, ему приносила бульон и мазала какой-то мазью.

Очень давно, в детстве, я как-то спросил её, почему она не идет ко мне тоже. Да, тогда я услышал много. И то что Эрик старше, и ему достается сильнее, и то, что она чуть не умерла, когда рожала меня и даже то, что родись я девочкой, ей не надо было бы ломать свою жизнь. А потом рожать еще и Алтею. В общем, я оказался кругом виноват, хотя и понял тогда далеко не все.

Тогда я проревел всю ночь, мне было дико страшно от осознания того, что я не просто нелюбим, но и не нужен, что без меня ей было бы лучше. Но видно я пошел в отца (хотя эта мысль меня посетила совсем недавно и то благодаря урокам в школе, я в семье единственный зеленоглазый и с черными волосами, мать тоже темненькая, но совсем другая). А отец, Эрик и Алтея, те вообще блондины. Вот - вот, и я стал думать, иногда...

Но это теперь, а тогда отревевшись я решил, что, если меня не любят, я тоже могу не любить и странное дело, мне от этой мысли стало легче жить.

Конечно, временами было больно, даже сейчас, иногда. Но если люди могут жить без руки или ноги и свыкаются с этим. В общем, я тоже свыкся. Тем более, что со стороны мы вполне счастливая семья. Я, естественно, ни в чем не нуждаюсь, одет, обут, даже тачка приличная. Учился я всегда лучше Эрика и Алтеи, вместе взятых. Так что в школе со мной проблем не было.