Я ревную тебя к звёздам (СИ)

Я уже знаю кто я. Я лекарь. Умею возвращать жизнь, которая ещё не готова завершить путь. Мне достаточно прикоснуться к телу и я прикасаюсь к чувствам. Вот и ещё кусочек. Я эмпат.

Светает. Рваные тучи уносит ветер. Мокрая трава начинает благоухать. Раздаются первые робкие птичьи голоса. Потом бледнеют две луны, становясь тенями и розовеет равнина с редкими кучками кустарников и одинокими раскидистыми деревьями. Одно из них совсем не далеко. Я понимаю, что боги были к нам ещё благосклонны. Нас мог остановить не кустарник, пусть и колючий, но пружинящий, а узловатый ствол или могучая крона дерева чамлыбель. Его ещё называют радужным. Под, высыхающей и отваливающейся пластами, корой, находится древесина всех оттенков коричневого, зелёного и оранжевого.

Кора прекрасно годится для костра, а моего летуна надо согреть. И сварить ему отвар жакарана. Его светло-жёлтые цветы почти единственное растительное лекарство для вигоня. Кожу его спасли перья. Жёсткие и плотные. А вот удар мог повредить внутренности. Но кровотечения нет. Я чувствую. Только ушиб. И сильное физическое истощение. После ему потребуется еда. Много еды для восстановления сил. Мой лук был разобран и сложен в замшевый футляр. И он пережил падение без последствий. Придётся поохотится. Моя быстрая регенерация, похоже, тоже требует топлива.

Зверский голод и опасение, что обессиленный, как и я, вигонь не выдержит долго и сдастся, улетит в те небеса, где ждут его ушедшие предки, заставляют уйти ещё глубже в себя. Искать внутри то, что было отобрано чужой магией. Я уже и это смог понять. Но, видно, я слишком мало в своей жизни уделял внимание запретной магии. Отдавал предпочтение бесконечному многообразию лекарских направлений. Да и всему, что связано с природой. А ещё, точно помню, с нежитью. Зачем-то мне это было необходимо..

Лук я собрал. Напоил Витре отваром. Нарубил ветвей и построил убежище, накрыв слабеньким мороком. Мои магические силы уходили на восстановление урона, нанесённого чужой волшбой. А так как я физически напитать организм мог только сухими лепёшками, то держать щит над вигонем долго не смог бы. И такое укрытие было лучшим компромисом.

Лук в руке и болезненное бурчание в животе, со спазмами и судорогами, так же удовлетворяло потребность в неприятных ощущениях, для отката последствий проклятия. Я поднял голову вверх, втянул воздух. Потом встал на колени и, вдохнув ароматы витающие у земли, прижался к ней острым ухом. Легко и упруго вскочил на ноги. Меня уже возбуждал азарт охотника. Эти навыки, такие близкие к природным инстинктам, возвращались охотно и даже где-то радостно. И ноги понесли меня на юг.

Маленькие рощицы кустистых ягодников, которые почти все были пригодны в пищу только местным видам животных, обещали, что в каком-то из этих пушистых островков я быстро отыщу добычу. Об этом же говорили и ровные, как будто проведённые под линейку, тропки в траве. Они заканчивались либо норкой, прячущейся под круглый валун, либо ныряли в следующий колючий клубок кустов.

Здесь явно было много жрунов. Жаль только охотится на них лучше всего с охотничьим шагеном. Они отличались от домашних тем, что совсем не набирали лишний вес и очень коротким мехом, за что их называли лысые шагены. Они хорошо чувствовали себя в норах и очень ловко, не цепляясь шерстью, проскальзывали среди ветвей, напоминающих ловчую проволоку с колючками.

Шагены гнали жрунов на притаившихся охотников. Бегали те очень быстро. Когда естественный охотник выгонял шустрых толстячков из ягодных кормушек, они мчались напрямик, по специально протоптанным тропкам до следующего убежища. Охотнику оставалось только ждать, пока на него нагонят дичь. У меня такого помощника не было. Зато я знал другую хитрость. Залёг на самый высокий валун пластом, упёрся на локти и крепко зажал травинку между двумя большими пальцами. Дунул один раз робко и тоненько. Прислушался. Издали, с разных расстояний раздался ответный писк.

-Ага,- обрадовался я, значит правильно, не прошёл ещё у жрунов гон. И мазанул по камню широким листом каменки, на который набрал кругленьких шариков помёта жрушек. Потом свистнул травинкой ещё несколько раз. Когда ближайший ответ послышался в паре полётов стрелы приготовился.

Высоко в небе раздался крик хищной птицы.

-Вот, Саот его дери, конкурент! Ну, да ладно. Может даже к добру. Сыграет роль шагена. Будет гнать на меня дичь. А попробует покусится на моё законное, самого подстрелю.

Видимо голод загонял вовнутрь моё обычное нежелание совершать лишние убийства. Сейчас я был готов съесть сам и накормить Витре всем, что попадёт в мой прицел.

Кругленький серовато-бурый шарик, резво перебирая ножками, вылетел на прямую тропку к моему убежищу. Тщательно целиться в жруна невозможно. Только быстрая стрельба на инстинктах даёт возможность подстрелить этого вкуснейшего жирненького.. сейчас.. вжик! Стрела сбила с ног зверька Видно от голода я так тянул тетиву, что стрела унесла маленького зверька в высокую траву. А на перекрёсток вынырнули сразу два зверёныша и вцепились друг в дружку с разбегу. Полетели клочья шерсти. Визг стоял такой, что не слышно было крика падающего с неба хищника.

Стрела одарила одновременно с когтями струга. К счастью птица вцепилась в позвоночник не того самца, которого я выцелил своей стрелой. Но пока струг оторвал свою добычу от моей, пока, тяжело махая крыльями, попытался утащить её в сторону ближайшего чамлыбеля, я уже наложил новую стрелу и сбил обоих.

Возвращался я к Витре со связкой из шестёрки толстолапых обжор и довольно крупного струга. Я бы его есть не стал, а для вигоня любое мясо сгодится.

Сегодняшний день мы останемся на этом месте. И поглядим с чем проснёмся поутру. Я был доволен своим восстановлением. Но даже чувство сытости, вернувшееся приятной тяжестью в живот, не заглушило такого же сосущего чувства неосознанной потери.

Глава 3.

-На поляне весело полыхал костерок. Над ним побулькивал приличных размеров котёл. И запах он источал такой, что мой желудок исполнял что-то, типа речи полководца перед войском. Что-то визгливо-патетически-угрожающее.

Воргены пытались отвлечь меня от созерцания похлёбки. То ли боялись, что я глазами тоже есть умею, то ли не хотели, чтоб я слюной захлебнулась. Даже у Труми в кои-то веки выражение лица было менее страдающим.

Варг знакомил меня с друзьями. Я вспомнила их лица, когда вернулись воспоминания связанные с ним самим. Но я и тогда, и позднее на площади не узнала их имён. И, в свете того, что даже сумасшедшая потребность восстановленного тела в мясной пище, не отменяла, поселившейся в сердце, тоски, я была ему очень благодарна. Благодарна за то, что он вернул мне Труми. За то, что понял беду, чуть не уничтожившую меня. И за то, что не остался к ней равнодушен.

Труми объяснил мне что произошло. И что вернуть мою память полностью будет очень не просто. Он не мог рассказать мне многих вещей, но справедливо рассудив, что нарушение всех предыдущих планов явится прекрасной гарантией моей безопасности от врагов, которые так очевидно не желали мне ничего хорошего, я решила продолжить путь в компании Варга и его товарищей. Благо он не возражал. Даже, кажется был доволен такой перспективой.