Лук и Красные Холмы (СИ)

"Звери"! Не больше и не меньше! Лук уже не в первый раз слышит этот термин, и в устах Маматова он обозначает местных жителей, узбеков и таджиков. Лука несказанно коробит от подобных определений, но встревать с возражениями на сей счет он категорически воздерживается, ибо не знает броду. Здесь, на чужой территории, в прямом и переносном смысле этого слова, у Лука хватило здравомыслия не спорить, а такое с ним случается не сказать, чтобы очень часто. Он - как Лук о себе думает - не трус и не приспособленец, а просто... Не фиг переть на танки на ровном месте, сначала надо бы попытаться понять... Лук, конечно же, знает, откуда именно взялся этот термин: из мест не столь отдаленных, это лагерное обозначение жителей восточных республик, попавших за колючку. Масть - не масть, а просто категория сидельцев такая: "звери", "зверьки". Почему именно "звери" - вот этого Лук не знает, равно как и причину, по которой слово из блатной фени перекочевало на волю, в мирную гражданскую жизнь. И Луку стыдно за своих земляков, за тех, у кого такая позорная пакость на языке висит в повседневной речи. Блин! Вот, как ты так можешь, чувак: по плечам друг друга похлопали, ты у него спрашиваешь, как жена, дети, здоровы ли родители, а разошлись на сотню шагов, чтобы не слышно, и уже опять, теперь в их адрес: звери, зверьки, чучмеки, калбиты!? Лук в этом отношении и сам был отнюдь не безгрешен, причем, с самого раннего детства, но однажды, вдруг! Прямо на улице, без видимого повода, просто при раздумьях! Словно током его пробило от стыда за себя!.. Это он еще в школе учился, в десятом классе... И с тех пор - никогда. Но остатки расовых предрассудков, конечно же, никуда не делись от Лука, просто притихли, страшась хозяйской немилости, и живут в глубокой-преглубокой темнице, не поены, не кормлены.

Кругозор у Маматова явно, что не очень широк: начальники-сволочи, все жадные, все на лапу берут без оглядки на ментуру, которая тоже насквозь куплена, тити-мити (деньги) мизерные платят, вдобавок, за них ничего стоящего не купить, а только достать, а достать что-либо стоящее все дороже, и всюду деньги требуют, на каждый чих башли нужны, а зарабатывать их все труднее. На бензоколонках очереди, водку местную пить невозможно, отрава, приходится у ребят из Сибири приобретать, начальство все как один придурки... "Американцы вот-вот бомбой шарахнут, а Ленька наш и не чешется!.. Лук, что там у вас в столицах думают по этому поводу, если конечно, есть кому и чем думать?"

Лук отвечает, что Ленька, Брежнев который, хоть и чокнулся от старости у себя в Кремле, но и кроме него там народу хватает, кто в полном разуме, так что до войны дело не дойдет. Это точно, что не дойдет! Все понимают - и у нас, и у них, что если шарахнуть изо всех стволов по всем направлениям, то ни одного лаптя целого не останется ни от СССР, ни от Америки.

- А эта... ну, Африка?

- Эти все Африки-Австралии сдохнут в третью очередь, после Штатов и нас, но тоже месяца не протянут, пусть не сразу и не от взрывов, так от радиации и вдребезги разрушенного климата. Если серьезное что заварится - тут Хиросимой не обойдется, всем кирдык прикарячится: глубоководные рыбы в недрах Тихого океана, может быть, и выживут, а караси и бразильцы с китайцами уже нет.

Маматов радостно хохочет и крутит головой, ему очень понравилось, что китайцев Лук поставил в один ряд с пресноводными карасями, и разговор, по его инициативе, накреняется в сторону рыбалки, но Лук не рыболов...

Долго ли, коротко - и вот они уже в Гушсае, Лук рапортует Козыреву о частично выполненном задании, а тот, в свою очередь, знакомит Лука с темноволосым скуластым парнем лет двадцати семи: Лук - Искандер. Ростом с Лука, одет по "городской" моде: светлая рубашка с нагрудным карманом, темные очки над щегольскими усиками, джинсы, плетенки. Хлоп своей ладонью в Лукову ладонь - и засмеялся! И Лук вслед за ним, потому что очень уж ладно хлопок у них получился.

Вот, Искандер Луку глянулся сразу, с первых же слов знакомства, симпатия к нему возникла, может быть, даже, еще стремительнее, чем неприязнь к Володе Маматову.

Хорошо бы оказаться в одном экипаже с Искандером, а не с Маматовым, - загадал про себя Лук, и сбылось по желанию его, и Лук впоследствии еще не раз, и не два порадовался этому своему скромному "служебному" везению.

Ехать предстояло от Гушсая через Ташкент и дальше, ибо их первый маршрут лежал в Самаркандскую область; после недолгого совещания у Козырева было решено не заморачиваться никакими объездными путями, а проехать прямиком через Ташкент, оно заметно короче, и пока они налегке, городских гаишников можно особенно не бояться, придираться к геологам не станут. На выезде из Ташкента, все же, гаишники тормознули машину Искандера, но тот, во время экспансивного обмена мнениями с блюстителями дорожного порядка, стонал, показывал обеими руками на кузов, пинал переднее колесо, взывал к небесам...

- Ф-ух! Видать, настроение у них было хорошее, безо всякого бакшиша отпустили, пиявки чертовы! Теперь-то помчим!

Козюренок, как старший член импровизированного экипажа, был волен выбирать себе место в машине Искандера, но по какой-то прихоти выбрал для себя лежанку в кузове, а "козырное" место рядом с шофером пожаловал Луку. И теперь к пассажирским правам Лука прибавилась обязанность: общаться с Искандером, развлекать, следить за тем, чтобы тот не задремал от однообразия мелькающих под колесами километров. А никто и не против!

За пределами Ташкента проложена прямая и широкая дорога, но не асфальтовая, а сплошь вымощенная огромными бетонными плитами, чистыми, ровными, почти без выбоин. Плиты примыкают плотно друг к другу, но, все же, зазоры между ними остаются, узенькие и мелкие, не шире и не глубже сантиметра-двух, как на глаз определил Лук, и теперь грузовик весело мчал вперед, негромко тарахтя-отсчитывая колесами эти самые щербины и зазоры.

- Сам Рашидов так распорядился, типа, этими аэродромными плитами дорогу замостить. Нигде такого больше нет, только у нас, и только на этом шоссе, на Чимкентском!

- А почему Чимкентском? - удивляется Лук, услышав хорошо ему знакомое географическое наименование. - Чимкент - это же Казахстан!

- Ну, да, так и есть. Вот этот кусочек, что мы сейчас проезжаем, это Казахстан, Чимкентская область. Километров сорок, вот, через Джетысай, проедем по спидометру - и опять в Узбекистане. Мудрят с географией товарищи ученые, но вообще нам по фигу, какая разница - Казахстан, Узбекистан? В Казахстане вроде бы с бензином чуть попроще, если подальше в глубь к ним заехать, пробки не такие, как у нас, и разбавляют меньше. Слово "километров" Искандер произносит не совсем грамотно, с ударением на втором слоге, и Лук втихомолку обратил на это внимание, потому что все остальные, включая Маматова, правильно ставят ударение, на "е".

- Чем разбавляют, водой, что ли?

- Не, солярой. И ослиной мочой, как в том фильме, помнишь?

Оба хохочут, вспоминая фильм, у обоих отличное настроение. Искандер объясняет Луку, что дома-то очень хорошо, всегда сыт-обут-одет и обласкан, дочь красавица, жена любимая, но мужчине свобода нужна, вольный ветер в уших, простор, друзья... Искандер любит экспедиции и особенно Краснохолмскую, которая из Ленинграда.

- Да мне плевать, что уран-муран, гейгер-мейгер! Засадил стопаря, когда отдых на базе - и любую радиацию как рукой снимет, главное, чтобы в меру и вовремя!

Насчет целебных свойств "стопаря" Лук отнюдь не уверен, однако спорить не собирается: мужики на то и мужики, чтобы время от времени окунаться в пучины страстей и порока - были бы только деньги и женщины в нужном количестве и качестве!

Молодые люди болтают, и Лук между делом промыслил! - словно озарило его! - ответ на загадку, что зацепила его в Гушсае, открытие предельно простое, так что Луку даже неудобно за свое тугодумство: почему у Толика и у Володи Маматова (и у Искандера, как оказалось) левая рука рука загорелая, а правая нет!? А у Козырева наоборот? Ясен пень - почему: у шофера левая рука из окошка торчит, на солнце жарится, а у пассажира в кабине - правая под солнцем! Лук чуть было не поделился с Искандером этим наблюдением, но прикусил язык, поостергся выглядеть в глазах нового приятеля недалеким болваном.