Мифы классической древности

Ликийские поселяне

В одной глубокой долине Ликии находится светловодное озеро. Посредине озера стоит остров, а на острове — жертвенник, весь покрытый пеплом сжигавшихся на нем жертв и обросший ковылистым тростником. Жертвенник посвящен не наядам вод озера и не нимфам соседних полей, а Латоне, явившей здесь некогда, в гневе, божественность свою. Богиня, любимица Зевса, только что произвела на свет близнецов своих, Аполлона и Артемиду, и вот снова начала ее преследовать Гера, ревнивая супруга отца богов. Латона должна была покинуть приютивший ее Делос и вместе с детьми блуждать по земле, отыскивая себе нового приюта. Раз, в жаркий летний день приходит она, истомленная долгим путем, на Ликийское поле. Солнце палило своими лучами лишенную покрова голову богини, изнемогавшей от жажды. В глубине долины увидала она небольшое, чистоводное озеро; по берегам его поселяне резали и собирали тростник. Латона подошла к озеру и, став на колени, нагнулась и хотела глотком чистой воды утолить свою жажду. С криком бросилась на нее толпа поселян и стала гнать ее от воды. Богиня возражала им: «Почему же воспрещаете вы мне напиться воды? Вода — общее достояние, как свет солнца, как воздух. Прошу вас, не отгоняйте меня от воды; я не собиралась купаться в струях озера — я хотела только утолить жажду; изнемогаю я, еле могу говорить от жажды; глоток воды был бы для меня сладким нектаром, он возвратил бы меня к жизни. Сжальтесь — если не надо мною, то над этими несчастными малютками; видите, как жаждут они и с какой мольбой простирают к вам руки». Кто бы, казалось, не тронулся мольбами несчастной! Но грубая толпа коснеет в злобе: гонят богиню ликийцы от озера, ругают ее и грозят ей. Мало им показалось этого: они вошли в озеро и, подняв ил со дна, замутили воду. Богиня воспылала гневом.

Подняв к небу руки, она воскликнула: «Ну так живите же в этой тине вечно!» И тотчас же исполнилось слово богини — ликийцы не вышли из воды. Любо им стало житье в тине: то ныряют они в глубь мути, то всплывают наверх, выходят па берег и опять ныряют в воду. Сохранили они и до сих пор свои прежние нравы: сидя под водой, злословят и ругаются они между собой. Изменился теперь их голос: хрипло квакают они в тинистом иле; изменился и вид их: вздулась и укоротилась шея, спина стала зеленой, брюхо вздулось и побелело. Такими живут они и поныне, укрываясь в виде лягушек в тине Ликийского озера.

Прокна и Филомела

Раз фиванцы пошли войной на афинского царя Пандиона. Плохо пришлось бы несчастному Пандиону, если б не выручил его из беды храбрый царь фракийский Терей, вовремя подоспевший к нему на помощь со своими войсками. В благодарность за такую помощь Пандион отдал фракийцу руку дочери своей Прокны. Молодая чета встречена была во Фракии торжественно; все желали новобрачным счастья, а сами они приносили богам благодарственные жертвы. Но горькая судьба ждала впереди новобрачных. Не грации председали на их брачном пиру, не Гименей с Герой управляли им: грозные эвмениды присутствовали на том пиру — с факелами, возжигаемыми при погребении мертвых; зловещая сова сидела в час пира на крыше брачной храмины.

Давно уже Прокна живет женой фракийского царя: пять жатв успели уже снять фракийцы со своих полей с тех пор, как она вошла в дом мужа. Приходит ей желание видеть сестру свою Филомелу; страстная любовь к сестре явилась в сердце Прокны и стала она неотступно просить мужа отпустить ее, хоть на короткое время, на родину или привести во Фракию Филомелу. Терей велел снарядить корабль и сам поплыл на нем к берегам Аттики. Едва успел он по прибытии в Афины приветствовать тестя и объяснить причину и цель своего прибытия, как является красавица Филомела, роскошно одетая, в царских блистательных украшениях. Лишь только увидал ее фракийский царь, как страсть диким пламенем вспыхнула в его груди, как вспыхивает в поле иссохшая трава, когда путник бросит в нее тлеющую искру. Он решился овладеть Филомелой, чего бы это ни стоило ему — хотя бы пришлось ему лишиться всех сокровищ своего царства или похитить деву силой и вести после кровавую войну. Каждая отсрочка отъезда во Фракию ему становится невыносимой, он беспрестанно напоминает о том, как томится теперь Прокна, со страстным нетерпением дожидающаяся сестры. Любовь делает его красноречивым и убедительным: требуя ускорения отъезда из Афин, он даже проливает слезы. Слушая рассказы Терея о том, как горячо любит ее сестра и с каким мучительным нетерпением ждет ее к себе, Филомела сама, как могла только, стала просить отца отпустить ее к сестре поскорее, и Пандион согласился наконец на ее просьбы.

После беспокойно проведенной ночи, ранним утром Терей изготовился к отплытию из Аттики. Старый царь афинский со слезами на глазах умолял его, при прощании, заботиться о Филомеле, беречь ее и доставить ее назад в Афины в возможно скорейшем времени. Полный мрачного предчувствия, простился старик с дочерью и зятем. Когда Филомела села на корабль и когда море вспенилось под дружными ударами весел, радость взыграла в душе варвара: дева была теперь в его руках.

После непродолжительного плавания корабль пристал к берегам Фракии. Утомленные путем пловцы немедленно вышли на берег и разошлись в разные стороны — каждый к своему дому. Терей привел свою пленницу в уединенное жилье, сокрытое среди диких, лесом покрытых гор, и заключил ее здесь, как в темнице. Предчувствуя что-то недоброе, бледная и трепещущая, вошла Филомела и, обливаясь слезами, просила Терея отвести ее поскорей к сестре. Терей солгал и сказал ей, что Прокна умерла, а затем стал принуждать ее вступить с ним в брак. Как пленница в темнице, сидела Филомела в одиноком жилище, окруженная многочисленными сторожами, и томилась страхом и сомнениями. Думалось ей: зачем бы Терею увлекать ее из дома отца ложью и обманом, если Прокна действительно умерла? Зачем ему теперь держать ее, свою невесту, вдали от народа, в такой мрачной темнице? Стала она расспрашивать и, к ужасу своему, узнала, что Прокна жива и что сама она, вопреки собственному желанию, стала соперницей сестры. Когда явился к ней Терей, она осыпала его упреками и грозила ему при первой возможности предстать пред народным собранием и раскрыть его преступления перед всеми. В ответ на эти упреки и угрозы варвар связал ей руки и мечом отсек ей язык. Теперь, ему казалось, он был в безопасности: если бы даже Филомеле и удалось убежать, она не могла бы выдать его тайны. Совершив это постыдное злодеяние, он воротился к жене своей и на вопрос ее: где оставил он Филомелу, — с притворной горестью рассказал, что Филомела умерла. Рыдая, сняла с себя Прокна златотканое платье и оделась в черное; стала она совершать по сестре своей тризну и, чтобы успокоить тень ее, принесла много жертв.

Целый год прострадала злополучная Филомела. Что могла она сделать, как могла спастись из своего отчаянного положения? Сидя за высокими стенами, окруженная многолюдной стражей, не могла она и думать о бегстве, не могла даже подать никому из людей о себе вести. Но горе делает ум изобретательным, в несчастьи человек бывает находчив. Филомела в уединении своем изготовила белую ткань, пурпурными нитками выткала на ней несколько слов и открыла, таким образом, тайну преступления Терея. Один из слуг, глубоко сострадавший несчастной судьбе Филомелы, передал ткань сестре ее. Когда Прокна узнала о страданиях сестры, она оцепенела от ужаса и горя: не вымолвила ни слова, не выронила ни одной слезинки. С того времени она только о том и думала, как бы отомстить своему преступному мужу.

Наступило время Дионисий. Фракиянки буйными толпами уходили ночью в горы на праздник Вакха. Вслед за другими пошла в горы и царица Прокна. Возложив на голову венец из листьев плюща, с тирсом в руках, шла она в толпе своих служанок, палимая, как казалось, священным огнем бога, на самом же деле терзаемая нестерпимым горем. Достигнув уединенного помещения Филомелы, царица и ее спутницы с громкими кликами: «Эвоэ, эвоэ!» — вошли внутрь дома. Прикрыв лицо сестры листьями плющевого венка, Прокна увлекла ее за собой. Когда они подошли к дому Терея, страдалица Филомела побледнела от ужаса и не решилась следовать за сестрой. Введя ее за собой почти силой, Прокна сняла с нее праздничный венок и крепко сжала ее в своих объятиях. Громко рыдала Филомела и проливала горючие слезы; сестра же ее, видя те слезы, еще сильнее разгорается злобой к мужу и говорит: «Не помогут теперь слезы — надо действовать оружием; я готова на всякое злое дело, я спалю огнем дом Терея и самого его брошу в пламя, вырву ему язык и глаза, поражу его тысячами ножей. Не знаю, что сделаю я, но сделаю страшное дело».