ЭХО. Предания, сказания, легенды, сказки

— Гнат Иванович верно говорит, — поддакнула ведьма.

Черт зарычал:

— И откуда ты на мою голову свалился? А ну-ка проваливай подобру-поздорову!

— Тронь только его попробуй, — заступилась ведьма, — и не видать тебе меня, как своих рогов!

Долго спорили, едва не побранились, однако Шарпылу и самый старший черт не переспорил бы. Так и порешили- идти к пустыннику.

Села ведьма на метлу, помахала рукой Шарпыле, взвилась высоко в небо и, поравнявшись со звездами, пропала из виду.

…А казак с чертом пошли рядышком, как друзья-товарищи. Насыплет Шарпыло черту табачку из своего кисета, а тот его своим угощает. Только успеет Шарпыло набить свою люльку, черт ему огонька подносит. Подумал Шарпыло: «Не худо бы чарку горилочки хлопнуть», а черт уже кварту из торбы тянет, и колбасу, и утку жареную, и хлеба буханку, и сало.

«А черт, даром что черт, — неплохой парень», — подумал казак.

А черт ему:

— Помоги мне, поговори с Одаркой, она тебя слушает. А я тебе за это, какую скажешь, службу сослужу!

— Да мне что? Коня доброго, а так мне больше ничего не надо.

Вскочил черт на ноги:

— Я тебе конь! Обернусь конем, пять лет тебя возить буду, а с Одаркой там заживу.

— Ну что ж, вроде бы договор подходящий, только тебе того — не тяжко будет меня возить?

— Да нет, не тяжко, а спокойней. По крайней мере, знать буду, что Одарку сбивать не станешь. Зайдем к пустыннику, справим свадьбу — и айда на Сечь!

Как стемнело, пошли лесом. Только чудно Шарпыле: ни месяца, ни звезд, тьма кромешная, а все ясно видно. Куда ни глянь — нечистая сила. Из-за куста леший морду вытянул, борода у него, как трава, зеленая. Упыри в немецких кафтанах с ветки на ветку перескакивают, красными кушаками подпоясаны. Все черту кланяются. Как пошли мимо болота, повыпрыгивало чертенят навстречу — сколько их там, не сосчитать.

Зеленые, рожки еще не выросли, а хвостики уже есть. «Здравствуйте, дяденька!» — кричат, а как Шарпылу приметили, тотчас угомонились. Видят, что запорожец, — испугались.

— Не бойтесь, детки, — говорит черт, — это, чтоб вы знали, мой сват, Гнат Иванович.

Захотел Шарпыло чертенят подразнить, показал им кукиш, а они засмеялись, хвостиками завиляли, заплясали и все разом пищат:

— Спасибо, дядя Гнат, за подарочек!

А черт и говорит:

— Ты их и пряниками не корми, только дай кукиша.

Когда рассветать стало, подошли казак с чертом к долине, а в ней большая слобода стоит.

— Видишь ту хату в вишневом садочке, — сказал черт, — там Одарка живет… Переднюешь у нее, а я, как солнце зайдет, приду. Я б и теперь с тобой пошел, да, боюсь, петухи закукарекают, чтоб им посдыхать!

Ведьма встретила Шарпылу на пороге с хлебом-солью, поклонилась ему мало не до земли.

— Спасибо вам, — говорит. — От меня, бедной сироты, бог и люди отворотились, а вы меня не гнушаетесь.

Неуютно в хате. Окна большие, а как-то темно. В углу без икон пустота.

Ведьма то взглянет на запорожца, то глаза потупит, то улыбнется, то опять загрустит. Подошла поближе и говорит ему шепотом на ухо:

— Ничего мне, Гнат Иванович, что замыслили, не рассказывайте, а то чертов Трутик все будет знать.

— Не бойся, моя милая, не бойся, красавица, — утешил ее Шарпыло. — Не услышит, хоть бы я вот что с тобой сделал! — взял да и перекрестил ведьму.

Как перекрестил, так и ударило ее об пол, посинела, пена на губах выступила, клубком всю ее скорчило.

— Тьфу, господи! — испугался Шарпыло. — И дернул же меня черт ее крестить! Того и гляди, окочурится.

Однако и тут запорожская смекалка выручила: пальцы кукишем переложил и ведьме под нос. Кое-как очухалась и простонала:

— Ой, горюшко, до чего больно было, как бы кто вилами сердце насквозь проткнул! Вы уж меня, ради господа бога, не крестите, а то нечистый меня задавит.

— Не буду, не буду, черт же тебя знал, что ты такая нежная.

Поставила гостю бутылочку терновки, закуску, а сама у печки захлопотала.

Завтракает Шарпыло, а сам с ведьмы глаз не сводит. «Славная бы, — думает, — из нее была молодица-хозяюшка, когда б не этот каторжный анафемский хвостик, чтоб ему отсохнуть!»

Хорошо угостила Одарка Шарпылу, упоила и терновкой, и запеканкой, а там отвела на сеновал отдохнуть. Ночь не спавши мигом захрапел казак.

Проснулся Шарпыло, когда уже стало смеркаться. Войдя в хату, застал там черта. Так, аспидов сын, и увивается около ведьмы. Досадно стало казаку. Поздоровавшись, сразу спросил:

— А далеко ли к пустыннику идти?

— Да нет, — ответил черт. — Близехонько, за город Изюм, в Святые горы.

— Ничего себе близехонько! Туда и за пятеро суток не дойти! — возмутился Шарпыло.

— Это — по-вашему, по-запорожскому, а по-нашему — близко. Выйдем пораньше, до солнца, а к вечеру там будем.

— Слушай, черт, — сердито сказал Шарпыло, — ты запорожцев не трожь. Верно тебе говорю: был бы мой конь живой, то не будь я Гнат Шарпыло, когда б не доскакал за одни сутки до Святых гор. Так-то вот!

— Да не бреши. — ответил черт, — и за трое не доехал бы. А вот я тебя повезу так, что к обеду туда поспеем.

— А как же Одарка?

— Она обернется гончею собакой. Дорогой еще и поохотимся.

До полночи судачили, а там немного вздремнули и двинулись в путь. Когда из-за горы выглянуло солнце, были они уже далеко от слободы.

Еще солнце высоко стояло, как показались Святые горы. Красота несказанная! Зеленые веселые леса по тем горам поросли, ручейки сбегают к широкой реке, соловьи поют-заливаются, на полянах пахучие травы, мотылечки от цветка к цветку перепархивают. Весело, радостно стало на душе у казака. Оглянулся — ведьма опять дивчиной стала. Напоил коня, стал к дубу привязывать, а тот и говорит:

— Ты, пожалуй, к пустыннику сам иди, а я здесь побуду с Одаркой. Только не задерживайся, к ночи хочу в слободу вернуться, свадьбу справить.

Пошел казак, все лесом, на высокую-высокую гору. Вскарабкался на уступ: с одной стороны — провалье, заглянуть страшно, с другой — скала стеной поднялась до самых облаков.

Смотрит — в скале двери, над дверьми образок: церковка в скале вырублена. Только перекрестился, земной поклон отвесил, голову поднял — перед ним пустынник, старенький, сгорбленный, борода, как молоко, до самых колен. Благословил казака и спрашивает:

— А почему это, человече, от тебя чертом смердит?

— Еще бы не смердило, когда целюсенький день ехал на черте, да еще с ведьмой, — отвечал запорожец и рассказал, как все было, зачем приехал. — Если вы, святой отец, не поможете, то, — говорит, — не знаю уж, где от него, аспида, спасения искать.

— Воля божья, — промолвил пустынник ласково, — может, и тут найдет спасение, только бы искренне покаялась. Вижу я, что она хотя ведьма, а меньше зла причинила людям, чем иные бабы, которые святошами прикидываются. Вот тебе кипарисовый крестик. Против него никакая нечистая сила ничего поделать не сможет.

— А не может такого статься, что от него и черт и ведьма околеют? Жаль будет коня — такого я за сто золотых не куплю, — продолжал сомневаться казак.

— Никак не может, — успокоил его пустынник. — Только с этим крестом ты над чертом и ведьмой, как пан над холопами, будешь: чего прикажешь, волей-неволей, а должны будут исполнить.

— Вот это оно самое, что мне нужно! — поблагодарил Шарпыло пустынника от всего сердца.

Вернулся к черту, да как-то в глаза ему смотреть совестно. Только нельзя иначе, не станет же он ему, нечистому, помогать.

Едва прикоснулся к черту, а тот сразу учуял свою неволю, затрясся, застонал:

— Что ты сделал со мной, Шарпыло! И за что? Ведь я-то был тебе добрым товарищем.

— Был до поры, только черт тебя, аспидового сына, знает, как ты меня обдурить замышлял. Ловит волк, а то и волка поймают, — пробормотал запорожец.

Взял ведьму за руку и отвел к пустыннику. На прощанье крепко обнял, прижал к сердцу, а там сел на черта и полетел в Сечь как на крыльях.