Гусман де Альфараче. Часть вторая

Господь терпит подобные союзы, но к ним приложил свою руку и дьявол. Таинство брака священно, а ты делаешь из него дорогу в ад. Оно дано для пользы мира и согласия между людьми, а ты мира не ищешь и не желаешь, и попираешь его ногами, стремясь нарушить семейный покой, опрокинуть его и разбить вдребезги.

Пусть ни девица, ни вдова не ищут в замужестве избавления от власти родителей или опекунов. Пусть выбросят из головы любовную блажь и позабудут о плотских вожделениях, если именно этого они ищут в браке. А коли будут упорствовать, то пусть знают: когда их семейная жизнь не ладится, когда мечты и надежды их обмануты, когда мужья превратили их в бессловесных рабынь, держат в четырех стенах, обращаются с ними грубо, растрачивают приданое, обременяют детьми, играют в карты, мотают деньги, развратничают, бьют их и в довершение всего умирают, обрекая их на вдовство, — то все это послано им в наказание за то, что не с честными намерениями выходили замуж, а ради почета, или денег, или других перечисленных выше целей; вот это их и погубило.

Вы поклонялись Ваалу [136], служили идолу и надеялись, что идол этот спасет, защитит и оградит вас в беде; но когда его помощь понадобится, напрасно вы будете взывать, чтобы он поразил молнией ваших врагов: он не владеет небесным огнем — где ему метать громы? Вы поклоняетесь кумиру; не ждите же, что он придет к вам на помощь в годину бедствий: ведь это не более как истукан, созданный вашими собственными руками, порожденный своенравием и почитаемый из прихоти. Когда с неба низвергнется истинный огонь божий, он испепелит и жертвенник, и камень, и дерево, и зажжет самое воду, — это привелось увидеть пророку Илии, который не мог погасить на своем жертвеннике небесный огонь, хотя и полил его водой [137].

Вам же известно, что истинный брак — тот, что предписан небом; и только небу должны вы покоряться, отдав себя на волю отца небесного и не примешивая к сему служению низменных и скверных помыслов. И пусть тогда хоть целыми потоками воды хлынут на ваш семейный алтарь горести и беды, муки и нужда, голод и холод, — все равно небесный огонь, сиречь любовь и милосердие божие, низринется с высоты и примет вашу жертву; он вознесет ее к небу и сложит у ног всемогущего, заслужив вам спасенье и вечную милость.

Закончим на этом нашу проповедь и вернемся к моей никудышной семейной жизни. Промучила меня супруга, что коня подпруга, целых шесть лет: впрочем, первые годы, пока любовь не совсем остыла, чаша была еще не так горька; но когда мы перевалили через хребет, и вино наше прокисло, да и за кислое стало нечем платить; когда пришлось нести на базар вышитую золотом баскинью, продавать кольца и браслеты, когда все похожее на кружева вплоть до паутины на потолке пошло с молотка; когда силы мои иссякли и я стал захлебываться, ибо волна накрыла меня с головой, а жена ни за что не позволяла продавать ее имущество или принадлежавший мне дом; когда в лавке нам перестали давать в долг даже редьку на два мараведи, — тут стало мне так худо, что, по совету тестя, я решил прибегнуть к строгости.

Господи помилуй, что тут началось! Она подняла такой крик, что сбежались все соседи: думали, кого-то режут; набился полный дом народу. Узнав, в чем дело, и убедившись, что я прав и переполох был, благодарение богу, из-за пустяков, соседи стали понемногу расходиться; но она продолжала рыдать и голосить так, что причитаний ее хватило бы на сотню страстных седмиц. Пришлось уйти от беды из дому и не слушать более ее воплей, чтобы не унимать ее ни словами, ни кулаками. Я схватил плащ, хлопнул дверью и предоставил ей бесноваться, сколько душе угодно, пока самой не надоест. Видя, что слушать ее некому, она обозлилась еще больше.

Даю честное слово, что за все время совместной жизни я ни разу ничем ее не обидел. А уж бедны мы или богаты — на то воля божья, и человек не властен ни умножить, ни даже сохранить свой достаток. Можно ли назвать негодяем того, кто обеднел, вложив свои деньги в дела, на которых другие обогатились? Конечно, нет. Негодяй лишь тот, кто промотал деньги на женщин, карты, пьянство, обжорство, неумеренное щегольство.

Прислушайтесь к моим словам, сеньор сосед; да, да, я к вам обращаюсь, — и вы сами знаете почему: может статься, именно из-за ваших дурных и необдуманных советов жена моя терпит ныне вечные муки. Пора бы раскаяться и подумать о душе: ведь и вам придется умирать. Сумели мы разбогатеть или не сумели, это не причина для раздоров между супругами. Обязанность мужа состоит в том, чтобы трудиться ради своей семьи со всем усердием и рвением. А пошлет ли ему бог удачу пли нет — время покажет. Уже и то хорошо, что приданое жены сохранено в полной целости и даже приумножено, но отнюдь не распродано и не растрачено.

Думаю, жене моей боязно было ходить к исповеди, а если она и ходила, то не говорила правды; а если и говорила, то не всю, иначе ей не дали бы отпущения. Бедная женщина думала, что обманывает священника, а обманывала самое себя. Нашлись скверные людишки, без чести и совести, а главное без царя в голове, которые в угождение ей начали поощрять ее безумные выходки и потворствовали капризам, не считаясь со мной и не слушая моих доводов. Они-то и разрушили мое благополучие, а ее отправили в ад. Дело в том, что она вдруг заболела и скоропостижно умерла, не успев ни покаяться, ни причаститься.

Я был вдвойне несчастлив: первое мое горе был этот брак, ибо я расстраивал свое состояние, лишь бы не разорить ее, и из-за этого разорился сам; второе же горе, что, потеряв свои деньги и вытерпев за это время столько мук, я не получил законного возмещения: сына, который имел бы право наследовать своей матери.

Впрочем, не буду сетовать: я наконец остался один; не было счастья, так несчастье помогло. Нет креста тяжелее, чем подобный брак.

Недаром рассказывают притчу об одном несчастном муже: он плыл морем на корабле; налетела сильная буря, и капитан отдал распоряжение выбросить за борт весь лишний груз; тогда, взяв на руки свою жену, этот человек бросил ее в море. Позднее его хотели отдать под суд, но он оправдался тем, что исполнил приказание капитана, ибо другого столь же тяжкого и бесполезного груза среди его вещей не было.

Что же сделал после всего этого мой тесть, с которым мы жили душа в душу, который любил и ласкал меня как родного сына и всегда порицал дочь, становясь на мою сторону? Ведь он так на нее сердился, что перестал у нас бывать; однако как ни силен был его гнев, а все-таки дочь есть дочь. Дети — все равно что надорванный лоскут в сердце; сердцу от него больно, но оторвать напрочь еще больнее. Он скорбел о ее смерти, но и со мной не ссорился. Свезли мы на кладбище несчастную жертву (каковою она себя считала), сделали все, что полагается, для спасения ее души, и через несколько дней содружество наше распалось: он попросил вернуть ему приданое дочери, и я не стал спорить. Отдал ему все, что от него получил, да еще с хорошим приростом. Он горячо меня благодарил. Мы взаимно произвели все расчеты и расстались такими же друзьями, какими были все эти годы.

ГЛАВА IV

Овдовев, Гусман де Альфараче становится студентом в Алькала-де-Энарес и слушает лекции по свободным искусствам и богословию в надежде получить духовный сан, но по окончании курса женится вторично

Сбросить с горы камень можно и в одиночку: достаточно слегка подтолкнуть его, и тяжелая глыба сама покатится вниз. Но вытащить такой же камень со дна колодца одному не под силу: придется звать на подмогу и потратить немало времени и труда.

Стоило мне взять в дом жену-мотовку — и кончилось мое благополучие, я лишился кредита у других коммерсантов, дела мои пришли в расстройство, а чтобы подняться вновь, мне надо было бы еще раз обзавестись богатыми родственниками, устроить новую Геную и новый Милан, а также обрести второго Сайяведру или воскресить первого, ибо мне не суждено было найти другого слугу и товарища, который мог бы жить со мной душа в душу и понимать с полуслова.