Похождение в Святую Землю князя Радивила Сиротки. Приключения чешского дворянина Вратислава

Заутра, понеже тихо было, приехали есмы веслами ко острову короля [1120] ишпанскаго Фано (Fano); изряден есть и красную (piękną) имеет долину. И егда бы оный возделано, благоплодный бы был; имеет же воды сладкие изобилие; разбойников обаче ради пуст. Влеве оставили есмы гору каменистую [1121] малую (kopiec skalisty) в море, которая вершину выше воды показовала; называют оную Малнер (Malner). Уже уехали были от первой пристани (portu) десять верст, и было тихо, без ветру, идеже нам подобало чрез море Адриатицкое во Италию проехать, на котором ни какова острова несть; но опасалися есмы, чтобы на половине моря нощь не застигла, паче озираяся на пременение ветра, тогда постановили есмы, даже (aż) до втораго (drugiego) дня ожидати [1122] зде. Но под вечер востал ветр силный, который егда силне возмогл (между востока и полуденнаго, inter Subsolanum et Eurum), мало уклонився нечто [от] востока веял (который италиане называют леванте сирокко, Levante Sirocco) и зело претил катаргам, вергли есмы якорь, понеже пристани не было, а непротивитися (wsteczyć się) невозможно было. И тако укрывшися краями острова, нощь зело темную хотели есмы пребыть, даже до света. Но зане силнейший еще уготовлялся, хотящым и нехотящим нам (radzi nie radzi), в девятом часу до дня поехали есмы и, не могущи под парусом великим (названным артемон), тогда под меншим парусом, терцерола (tercerolą) названным, ехали есмы. И се море волновалося много и [в] великом были есмы бедьстве, яко нощи в полморя постигнутися и волнами покрыватися катарге, которые такому судну зело вредные были, понеже и легчайшаго волнования едва претерпети может, которого меншие лодии не ужасаются [1123]. Каторга бо есть долгая ниская, плоска; когда бывают силные волны, тогда или ю биют, или преломляют. То нас токмо утешало, что те наши были новы и крепки. Понеже тако великим ходом шли, яко у самаго верху шоглы (samego masztu) волны розливалися, — принуждены есмы вси под полубы (pod wagą na dole) сидеть, под лавками, (же) [1124] где веслами гребут; ибо столь великие и высокие волны были, что каторги, близ себе шествующи, аще уже и на свету, обачеже едина другия не видела, зане их покрывали. Чего ради не токмо мы, но и сами карабелщики и неволники, которые вящши двадесять лет на море пребыли, тако ослабли были и разболелися, что на нашей катарге кроме десяти не было, которых бы море не повредило: вси бо аки порезаны лежали; когда же бы то доле было, глаголали, что не могли бы долее стерпети, чего ради и катарга пришла бы в бедство. Но, правлением (rządzeniem) Господним, в четвертомнадесять часу, егда разсвело, увидели есмы землю и познали, что туды, куды ехать имели, добре по матошнике (za kompasem) правили, тако [что] прежде пятогонадесять часа въехали есмы в пристань Гидрунтинскую, аще и не зело [без]опасную. Ибо отверста была ветром и частое камение в воде на входе имела, которых видети не мошно, [и] вмале на един не вбежали. И се от нашего вознесеннаго паруса (od naszego podniesienia żagla) даже (aż) до вшествия [в] пристанище (port), идеже катаргу в пять часов (za godzin pięć) канатами обвязали (зане вергнув [1125] якорь, со [1126] всех стран оную канатами унимают, ujmuią, всегда, что они называют ормезар, ormezar), убежали есмы осмидесят пять верст.

Там же на катарге утреннюю пищу вкусив, послал есмь в Гидругинт (do Hidruntu) град слуги, чтобы мне коней наняли. Где понеже по судну, которые ис Корфу вышло, владетель (gubernator) короля ишпанскаго, Матфий Делагунна (da Lagunna) названный, уже о моем приезде уведал, прислал ко мне, просящи мене во град. Но сказах ему, что абие в путь шествую, токмо до костела бернадинскаго зайду. Но егда в костеле был есмь, приехал сам, взывая мя во град и, услышав причины мои, престал на них. Проводил меня из града с своими знаемыми [1127], двух придав, которые со мною ехали, дондеже его владение было. Тогоже дня вступили есмы с версту с четвертью направо до костела святыя Марии де-Карпинияно (de Carpigniano), изряднаго [и] великим изживением созданнаго, идеже Господь Бог велия чюдеса творит. И благодарив Его, что в целости на брег пустити благоволил, приехали есмы вмале не пред вечером в весь Калисмерия (do wsi Kalismeryi).

Воутру [1128] приехали есмы в Лециум (do Lecium) град, где наместник королевский (vicerex albo podkroli) пребывает. В то время был францышек Караффа, который, ведая о мне, яко в гостиннице (w gospodzie) стал, прииде сам со множеством людей и с своею надворною ротою (gwardyą) в гостинницу мою (еже нас не ползоваше (nie pomogło), понеже разгласилось, кто аз есмь, и посем нас бандыци, сиречь разбойници, разбили, яко абие речется) и взял мене [1129] в свои полаты. Но егда его просил есмь, чтобы в такое время со мною инако поступил или учинил, разсуждая такие бедства, чтобы есмы были в гостиннице, оставил нас. И [о]тошли есмы. Прислал за нами посный обед (понеже в то время был Великий пост). Убо по трапезе шел есмь в крепость и простился есмь с ним. Дал мне седмь ишпанов конных, которые мене дажь до Бару проводили. Но обнощевали есмы по сем в веси Циелино (Cielino).

Ко обеду приехали есмы во град Мессиане (Messyanie), к нощи же во Астуне граде. Той град на горе стоит в изрядном положению и зело прекрасный. Был тот град полския королевы именем Боны. Которая, едущи из Полши, когда въехала в оный [1130], [то] под клеймами (pod iey herbami) на двух вратах писаны разные знаки радости, которые древности ради и с краскою погибают.

На однех вратех написано: «Боны Сфорции, арагонския королевы, Яна Галсации, князя Субрунскаго дщери, королевства ради Сарматцкаго и государствования над Скифы, над Доном и Днепром чрез многие лета правым чином от речи посполитой и странства обладаннаго во Астунии граде явно» [1131].

На других вратех града с приезду написано над гербами сие слово: «Боны [1132] Сфорции, Сармацкой и Скифской окрест Дона королевы от последняго севера по летех тридесяти осмих возвратитися, закона и правды ради на град возвращенный назад Астунененский — народне» [1133].

Двоестишие под гербами:

Марта десятаго дня приехали есмы во град Монополь (do Monopolim), первагонадесять дня в деревню Моли, к нощи же во град Бар, который был тояже вышереченныя королевы. Идеже было что к смотрению достойнаго, смотрили есмы, пачеже гроб святаго Николая, Мѵрскаго епископа, с котораго святых мощей манна течет (manna płynie); в костел Несвиский привез есмь нечто ея. Аще ни кому и не сказовался есмь, однакоже Жигмунта-Августа короля полскаго назывался дворянин, — показали мне тело королевы Боны, которое целое в ризнице великаго костела лежит в гробу черным, бархатом покрытом, непогребено; едина обаче часть [1135] верхния губы (wargi) попортилась. Посем арцибискуп доведался о мне, послал в гостинницу слуги свои, взывая мене в полаты своя. Но занеже вечеряющаго мя обрели, отрекохся (wymowiłem się), сверх того не сказался есмь быти той, которого мя быти глаголали, утрешняго ради выезда ранняго, занеже уже от владетеля (gubernatora) взял есмь проводники, которые мене проводити имели, тех из Леци возвратив.