Похождения Жиль Бласа из Сантильяны

С этими словами он уткнулся в подушки и не преминул снова-заснуть. Встав в двенадцатом часу, он спокойно оделся и вышел из дому, освободив меня от обязанности сопровождать его. Но мне слишком любопытно было узнать, чем все это для него кончится, а потому я не послушался. Последовав за ним до Луга св. Иеронима, я заметил дона Лопе де Веласко, который поджидал его там с самым решительным видом. Я спрятался, чтоб наблюдать за обоими, и вот что мне пришлось издали увидать. Не успели они встретиться, как тотчас же окрестили шпаги. Поединок длился долго. Они поочередно нападали друг на друга с большой ловкостью и настойчивостью. Однако же победа оказалась на стороне дона Лопе: он проткнул моего господина, тот упал, а сам он кинулся бежать, весьма довольный тем, что так удачно отомстил. Я бросился к несчастному дону Матео, который лежал уже без сознания и почти без признаков жизни. Зрелище это меня расстроило, и я не смог удержаться, чтоб не оплакать смерти, коей сам без умысла содействовал. Несмотря, однако, на свою скорбь, я не позабыл о своих личных делишках. Ничего никому не сказав, поспешил я в палаты дона Матео и собрал в узел свои пожитки, прихватив нечаянно кое-что из одежды моего господина. Затем я отнес все это к цирюльнику, у которого еще хранилось платье, служившее мне для любовных похождений, и принялся трезвонить по всему городу про скорбное происшествие, коего был свидетелем. Я рассказывал о нем всем, кому не лень было слушать, и не преминул, разумеется, оповестить также Родригеса. Он, казалось, не очень огорчился, озабоченный теми мерами, которые ему надлежало принять по этому случаю. Созвав всю прислугу, приказал он ей следовать за ним, и мы гурьбой отправились к Лугу св. Иеронима. Там мы подняли дона Матео, который все еще дышал, и отнесли его домой, где он скончался спустя три часа.

Так погиб сеньор Матео де Сильва за то, что позволил себе некстати прочитать вымышленные любовные цидульки.

ГЛАВА IX

Спустя несколько дней после похорон дона Матео, все слуги получили расчет и были уволены. Я переселился к цирюльнику и зажил с ним в тесной дружбе. Мне казалось, что я буду проводить у него время с большей приятностью, чем у Мелендеса. Не испытывая нужды в деньгах, я не торопился искать новое место. К тому же я сделался на этот счет весьма привередлив: мне хотелось служить только у знатных господ, да и то я решил наводить сначала тщательные справки о кондициях, которые мне предложат. Я считал, что нет такого места, которое было бы слишком хорошо для меня, настолько, по моему мнению, лакей молодого сеньора стоял выше прочих лакеев.

В ожидании того, что Фортуна пошлет мне службу, достойную моей персоны, я решил посвятить свои досуги прекрасной Лауре, которой не видал с того самого дня, как мы разоблачили друг друга. Я не смел нарядиться доном Сесаром де Ривера; платье это было пригодно только для мистификации, и всякий почел бы меня в нем за сумасбродного человека. Но помимо того, что собственная моя одежда была еще довольно опрятна, я обладал также изрядной обувью и шляпой. А потому, принарядившись с помощью цирюльника так, чтоб походить на нечто среднее между доном Сесаром и Жиль Бласом, я отправился в дом Арсении и застал Лауру одну в той самой горнице, где с ней однажды уже беседовал.

— Ах, это вы! — воскликнула она, увидав меня. — Я думала, что вы совсем пропали. Вот уже семь или восемь дней, как я позволила вам приходить ко мне: вижу, что вы не злоупотребляете милостями, которыми дамы вас награждают.

Я сослался в свое извинение на смерть дона Матео и на дела, которыми был занят, не забыв учтиво присовокупить, что и среди моих работ образ любезной Лауры не переставал витать передо мной.

— Коли так, — сказала она, — то не стану вас больше попрекать и признаюсь, что также думала о вас. Когда я узнала про несчастье с доном Матео, то пришла мне на ум одна мысль, которая, быть может, понравится и вам. Моя госпожа уже давно говорит, что нужен ей человек вроде управителя, чтоб знал он экономию и вел бы счет деньгам, которые ему отпустят на расходы по дому. Я и подумала о вашей милости; мне кажется, что вы отлично справитесь с этой должностью.

— Думаю, — отвечал я, — что справлюсь с ней как нельзя лучше. Я читал аристотелево «Домостроительство», а что до счетоводства, то это мой конек… Однако, дитя мое, — добавил я, — есть одна преграда, которая возбраняет мне поступить к Арсении.

— Какая же преграда? — спросила Лаура.

— Я дал обет никогда больше не служить у мещан; я даже поклялся в том самим Стиксом. 78 Коли Юпитер не смел нарушить этой клятвы, то судите сами, сколь обязательна она для лакея.

— А кто это, по-твоему, мещане? — гордо воскликнула субретка, — за кого принимаешь ты артисток? Не равняешь ли ты их с женами адвокатов или стряпчих? Знай, друг мой, что артисток надо почитать за благородных, даже за сверхблагородных, по причине их любовных связей со знатными вельможами.

— Раз дело обстоит так, моя инфанта, то я могу принять место, которое вы мне предназначаете, и это не будет для меня предосудительным.

— Отнюдь нет, — отвечала она, — перейти от петиметра к театральной диве — это значит остаться в том же кругу. Мы стоим на равной ноге с дворянами. У нас такие же экипажи, как у них, такой же роскошный стол, и по существу в обиходной жизни между нами не следует делать никакого различия. Действительно, — добавила она, — если сравнить, как проводят свой день маркиз и комедиант, то разница будет не так уж велика. Если три четверти дня маркиз стоит по своему положению выше комедианта, то зато в остальную четверть комедиант возвышается над маркизом, играя императоров и королей. А это, как мне кажется, заменяет актерам родовитость и ранг и равняет их с придворными.

— Действительно, — заметил я, — вы стоите на одном и том же уровне. Оказывается, черт подери, что актеры вовсе не такая шваль, как я думал, и вы возбудили во мне великую охоту служить у этих приличных людей.

— В таком случае, — отвечала она, — приходи сюда дня через два. Мне удастся к тому времени убедить свою госпожу, чтоб она тебя взяла. Я замолвлю за тебя словечко, и так как имею на нее влияние, то уверена, что ты к нам поступишь.

Поблагодарив Лауру за хорошее отношение, я заверил ее, что преисполнен величайшей признательности, и засвидетельствовал ей свои чувства с таким пылом, что у нее не могло быть на этот счет никаких сомнений. Наша беседа продолжалась довольно долго и, вероятно, затянулась бы еще, если бы не пришел мальчик-слуга и не заявил моей принцессе, что Арсения требует ее к себе. Пришлось расстаться. Я ушел от артистки со сладостной надеждой быть вскоре допущенным к высочайшему столу и не преминул вернуться туда через два дня.

— Я поджидала тебя, — сказала мне наперсница, — могу тебе сообщить, что ты будешь нашим домочадцем. Ступай за мной, я представлю тебя своей госпоже.

С этими словами отвела она меня в апартаменты, которые состояли из пяти или шести горниц, расположенных анфиладой и меблированных одна богаче другой.

Какая роскошь! Какое великолепие! Я вообразил себя у вице-королевы или, лучше сказать, мне показалось, что я вижу все сокровища мира, собранные в одном месте. Действительно, там были представлены всевозможные страны, и эти покои можно было назвать храмом богини, куда каждый путешественник приносил в дар какую-нибудь редкость из своей земли. Сама же богиня восседала на большой атласной подушке. Я нашел ее очаровательной и окруженной дымом жертвоприношений. На ней был элегантный пеньюар, а своими прекрасными руками она мастерила новый головной убор, в котором хотела в тот день выступить в театре.

— Сеньора, — сказала субретка, — вот эконом, о котором я вам говорила; смею уверить, что трудно сыскать более подходящего человека.