Внемли, все скажут знаки ведовства.
На древнем сидя волхвовском престоле,
Где вещей птицы гавань [40] для меня,
Неведомые клики я услышал,
Разящий, непривычный слуху глас.
Ударами когтей окровавленных
Друг друга в злобе вещуны терзали —
Таков был шум их мечущихся крыл.
Мне страшно стало; огненную жертву
На всепалящем алтаре решил
Я принести. И что ж? Гефеста пламя
Не вспыхнуло из тучных бедр овцы;
Лишь на золу сочилась прелой влаги
Струя густая и, дымясь, шипела;
Вверх брызгала из лопнувшей плевы
Желчь черная; покровы тука жижей
Стекали долу, обнажая мяса
Куски кровавые. – Все это мне
Вот этот отрок указал, как мглою
Покрылся свет [41] пророческих вещаний.
Ведь он – вожатый мне, народу ж – я.
И в этой мгле, что над страной нависла,
Твой замысел виновен, государь.
И очаги, и алтари святые
Осквернены заразой мертвечины:
Недаром псы и птицы разнесли
Царевича несчастного останки.
Вот почему ни жертвенных молений
От нас, ни бедр воспламененных дани
Бог не приемлет; птица не издаст [42]
Понятных звуков в вещей перекличке,
Вкусив отравы человечьей крови.
Мой сын, опомнись. Не в позор ошибка —
Нет, это общий всех людей удел.
Но раз ошибся человек – не будет
Он ни безумным, ни бессчастным, если
Путь к исцеленью из беды найдет.
Убожества примета – гордый нрав.
Нет, уступи усопшему; кто станет
Лежачего колоть? Какая доблесть —
Второю смертью мертвого казнить?
Совет мой благ, благой внушенный мыслью,
И радостно его принять ты можешь —
Полезный дар от любящей души.