Фортунат

Меж тем граф фон Лимози простился с королем, и отправился в свои владения, и прибыл в замок, где томился в заточении Андолозий. Там он нашел его сидящим в глубоком подземелье, вдобавок руки и ноги его были закованы в колодку, и, увидав графа, он обрадовался и возомнил, что упросит графа выпустить его на волю. И принялся его молить, дабы он смилостивился над ним и освободил его из темницы, будто он не ведает, чей он пленник и почему тут с ним столь сурово обходятся. Если он учинил кому несправедливость, то готов возместить тому урон, а также служить и душой и телом.

Граф сказал: «Андолозий, тебя не для того привезли сюда, чтобы вновь отпустить. Ты — мой пленник, и ты скажешь мне, откуда у тебя столько денег, что ты тратишь их круглый год. И не медли, или я так изобью тебя, что ты будешь рад, что сказал мне это». Когда Андолозий услыхал его слова, он донельзя испугался и потерял всякую надежду и не ведал, что ему ответить, кроме того, что сказал: «В Фамагосте, в моем доме, есть потайная яма, каковую показал мне отец, когда собрался умирать». И сколько бы денег он оттуда ни черпал, им нет конца. И если граф плененным доставит его в Фамагосту, то он покажет ему эту яму. Но граф не пожелал этим удовольствоваться, и высвободил Андолозия из колодок, и начал его бить, учинил ему великие мучения, тот долго сносил их, упорно держась того, что сказал изначально. Однако муки и истязания, каковые граф велел учинить ему, были столь тяжки, что он из-за боли не смог дольше терпеть и открыл ему, что у него за кошель.

И когда граф о том услыхал, он тотчас взял у него кошель и испытал его и нашел, что он прав, и приказал вновь посадить несчастного Андолозия в колодку, и препоручил его тому, на кого всецело полагался.

И кому граф был должен, тому он послал денег, и со всеми расквитался, и снабдил всем свой замок, и преисполненный радости возвратился ко двору короля, к своему другу, графу Теодору, также с радостью встретившему его, и они о многом беседовали друг с другом, как прежде делали. И он поведал графу Теодору, как он обошелся с Андолозием, как жестокими истязаниями и пытками отнял у него кошель и в каком суровом плену он содержит его. Тут граф Теодор сказал: «Это мне не по душе. Лучше бы он умер. Я слыхал при дворе короля, будто он — доктор нигромантии и может летать по воздуху. А вдруг он выберется из темницы, и услышат от него, как мы обошлись с ним. Тогда либо мы лишимся милости короля, либо он велит казнить нас». Граф фон Лимози сказал: «Он столь крепко закован, что не учинит нам никакого зла».

С тем они объединились и взяли из кошелька столько денег, сколько хотели, и всякий желал оставить кошель в своем распоряжении. Все же сошлись они на том, что один из них будет распоряжаться кошельком полгода, следом также полгода другой, а тот, у кого будет кошель, не даст другому испытывать нужду в деньгах. Граф фон Лимози был старшим, и он должен был владеть кошельком первые полгода.

Отныне у двух графов имелось вдоволь денег, но они не осмеливались тратить их ни чрезмерно роскошествовать, дабы не навлечь на себя подозрений. И хотя они жили припеваючи, все же графа Теодора неотступно тяготило, что было бы лучше, если бы Андолозий умер, ибо он опасался, что они лишатся кошелька. Было у него также на уме устремиться с кошельком, когда тот окажется в его власти, столь далеко, чтобы стать всецело недосягаемым для короля и для графа фон Лимози. Таковое и побудило его сказать графу фон Лимози, чтобы тот дал ему одного из своих слуг, каковой отправился бы с ним на остров, а также написал, чтобы его впустили в темницу к Андолозию. И как он пожелал, так граф и совершил и дал ему вдоволь денег, слугу и письмо.

Как Андолозий был лишен своего кошелька и в темнице убит, а брат его, Ампедо, изрубил чудесную шляпу и с горя умер

Итак, граф Теодор простился с королем и королевой и сказал, он желает осмотреть эти земли. Это было ему дозволено, и он отправился туда, и прибыл на остров Лимози, и был проведен в замок, в темницу, где томился в плену Андолозий. Когда он вошел к нему, несчастный и безутешный Андолозий, чьи руки и ноги в колодка к тому часу наполовину истлели, испытал утешение и возомнил, граф фон Лимози для того прислал к нему графа Теодора, чтобы тот выпустил его, и пришло ему на ум, раз кошель у них, им нечего более взять с меня.

Тут, однако, граф начинает и говорит: «Поведай, Андолозий, нет ли у тебя еще такого кошелька, какой ты дал моему другу. Дай мне тоже такой». Он сказал: «Милостивый граф, у меня нет такого более. Имеет я его, вам не было бы в нем отказа». Граф спросил: «Говорят, будто ты — доктор нигромантии и можешь летать по воздуху и заклинать черта. Почему ты не заклинаешь его теперь, чтобы он помог тебе выбраться отсюда?». Он ответствовал: «О милостивый граф, я не умею этого и никогда и не умел, я тешился лишь кошельком, что ныне у вас. Пред господом и миром я отдаю его вам и вашему другу, и обещаю вовеки не предъявлять к вам притязаний, и умоляю вас честью господа и пресвятой девы Марии, дабы вы помогли мне, бедному и несчастному человеку, выбраться из этой суровой темницы, дабы не сгинул я тут столь жалким образом без покаяния и святого причастия». Граф сказал: «Ныне ты печешься о спасении души, почему ты не сделал этого, когда похвалялся пред королем и королевой своей роскошью, чрезмерным высокомерием и чванством и покрывал всех нас бесчестием? Где же прекрасные дамы, коим ты столь преданно служил? Все они отдавали тебе призы, к ним и взывай теперь о помощи. Но я хорошо вижу, что ты желал бы выбраться из темницы. Не томись ожиданием, вскоре я помогу тебе выйти отсюда».

И отвел кнехта, каковой стерег Андолозия, в укромное место и предложил ему пятьдесят дукатов наличными, чтобы он удушил его. Стражник не пожелал того свершить и сказал: «Он человек благочестивый и донельзя слаб, вскоре он умрет собственной смертью, я не возьму греха на душу». Граф сказал: «Тогда дай мне веревку, я сам удушу его и не уйду отсюда, покуда он не испустит духа». Кнехт также не пожелал сделать этого и принести ему веревку, тогда граф Теодор снял с себя пояс, что опоясывал его, и обвил им вкруг шеи несчастного Андолозия, руки и ноги которого были закованы в колодку и который не мог шевельнуться. И рукоятью своего кинжала граф закрутил пояс до упора и так задушил благочестивого Андолозия, и дал кнехту денег, дабы они убрали тело прочь, и, не медля более в замке, ехал и скакал до тех пор, пока не возвратился на Кипр, ко двору короля.

Там он был отменно принят и подошел к своему другу, графу фон Лимози. Он также приветствовал его и спросил, что с ним приключилось и как ему понравились остров и королевство. Он ответствовал, они весьма ему понравились. И в тайне спросил его, как обстоит дело с Андолозием. С радостью он поведал: «Дело обстоит так, что мы более не претерпим от него убытка. Я умертвил его своими собственными руками. Мне не было покоя, я должен был доподлинно знать, что он мертв, как я это теперь доподлинно знаю». И возомнил, что он сделал это очень хорошо. Ах, боже, не ведал он, однако, что сделал это дурно. Прошло три дня, как они не брались за кошель, дабы взять оттуда денег.

А по истечении трех дней довершалось полугодие, и граф Теодор также должен был взять кошель на полгода. Он с радостью пошел к своему другу, графу фон Лимози, и сказал, дабы он принес ему кошель и взял оттуда денег, чтобы некоторое время тратить их, и следом отдал кошель ему, ибо настал его черед распоряжаться им. Граф не противился этому и сказал, он охотно сделает это, и добавил: «Когда я беру кошель в руки, мне становится жаль Андолозия. Я не хотел, чтобы ты убивал его, он и без того умер бы вскоре сам». Граф Теодор сказал: «Мертвец не наделает шума».

И пошли вместе в некий покой, где он хранил в сундуке кошель, он вынул его и положил на стол, который стоял в этом покое. Граф Теодор взял кошель в руки и хотел отсчитать оттуда денег, как делал он прежде, однако кошель был пуст. Не ведали оба, что кошель потерял свои силу и свойство, как только оба они, Ампедо и Андолозий, умерли. Тут и силе кошелька настал конец. Знай они это, содержали бы они Андолозия с великими почестями и делали бы ему добро, чтобы он дольше жил, либо, по меньшей мере, наполнили бы золотом один-два сундука, из-за чего до конца дней своих жили бы в богатстве.