Шляхтич Завальня, или Беларусь в фантастичных повествованиях

Во время этого рассказа залаяли собаки, и кто-то начал стучать в ворота. Прибежал батрак и сообщил, что приехал слепой Францишек.

Дядя мой тотчас же поднялся с постели и только зажёг свет, как заходит Францишек, правой рукой держась за проводника, а левою постукивая перед собой посохом, чтоб не зацепиться за что-нибудь.

— Слава Иисусу Христу, — сказал слепец, переступая порог. — А дома ли пан Завáльня?

— Дома, дома, — ответил дядя. Он с большой радостью приветствовал Францишека, сам снял с него тяжёлую зимнюю одежду, пригласил присесть. Потом приказал выпрячь лошадь, дать ей овса, а человека, который привёз слепого, напоить водкой и накормить. Также послал к панне Малгожате, чтоб поскорей приготовила гостю ужин.

— В каких краях ты был? Ведь уж больше полугода не видались. Знакомые не раз вспоминали тебя, всё говорили: «Где теперь скитается наш Францишек? Куда-то далеко заехал. Пусть ему всюду встречаются добрые, ласковые люди, и чтоб не довелось изведать бед в дальнем путешествии!».

— Всю Беларусь объехал и часть Инфлянтов. [158] Встречал и сердечный приём, и высокомерные речи, отзывчивые сердца и каменные.

— Инфлянты — край счастливый. Земля лучше родит, чем у нас. Там, говорят, и паны богаче, строят справные дворцы, а титулами по большей части всё бароны да графы.

— Я слепой, не видал их пышных дворцов. Знаю только, что там богатые паны не любят говорить с бедными людьми. А убогий и за всю свою жизнь слова от них не услышит.

— Ах! как это тяжко, когда человек бывает вынужден просить помощи у тех, кто не понимает, что есть на свете страдание.

— Но я уж больше не поеду далеко, — сказал Францишек. — Слава Богу, есть у меня благодетели и в этих краях. Вот пан Б. даровал мне островок в своём имении на озере Ребло. [159] Там у меня домик, сад и маленькое хозяйство. Мне этого довольно. Там и кости мои найдут покой.

— А! Знаю то озеро, бывал когда-то и на том острове, — сказал Завáльня. — и тогда ещё видел, что стоит там домик на пригорке. Вокруг шумели сосны и волны на озере, и хоть пейзаж там вокруг угрюмый, однако мне очень понравился.

— Хвалят те места, но меня, слепого, это не тешит. Шум лесов и вод наводит на меня скорбные мысли.

Долго ещё мой дядя беседовал с Францишеком. Наконец подали ужин. Он подвёл слепца к столу и, сев рядом с ним, старался, чтобы гость ни в чём не испытывал недостатка.

После ужина он приказал принести в комнату кровать и поставить возле своей постели. Потом взял меня за руку, подвёл к слепцу, рассказал ему, что я окончил школу у отцов-иезуитов, похвалил истории, которые я ему рассказывал, только, мол, трудные имена у языческих богов, никак их не запомнить. Наконец, попросил Францишека, чтобы и он рассказал что-нибудь из того, что сам слышал.

— Недолгой будет моя повесть, зато интересной, — сказал слепец. — Про дивную женщину, которую видали в разных концах Беларуси. Расскажу так, как слыхал от многих людей, которые говорили мне, что видели её вблизи.

Повесть шестая. Плачка

— Женщина та необычайно прекрасна. Одежда её бела, как снег, на голове чёрный убор, и чёрный платок накинут на плечи. Лицо хоть и смуглое от солнца и ветра, но красиво и приятно, очи исполнены чувства, и в них всегда стоят слёзы. Чаще всего она является в домах, где уже никто не живёт, в пустых церквях и на руинах. Видели её также под деревьями или посреди поля. После захода солнца она сидит на камне, сетует жалобным голосом и заливается слезами. Говорят, те, кто подходили к ней, слышали такие слова: «Некому доверить тайну сердца моего!».

Когда я ехал из Полоцка, один корчмарь рассказал мне, что невдалеке от дороги, за берёзовой рощей стоит пустой дом. Возле него остался лишь небольшой вишнёвый сад. Жил там когда-то крестьянин, которого паны выслали вместе со всей роднёй куда-то далеко, отобрав у него в имение несколько коров и лошадей, что принадлежали ему.

Как-то мимо того дома проходил убогий слепец, которого вёл маленький парнишка. Услышав печальное пение, они подумали, что там кто-нибудь живёт, и пошли туда просить милостыню. Заходят в хату, слепой запевает песню: «О, Спасiцелю, наш Пане».

— Дом без дверей и окон, никто тут не живёт, — сказал парнишка слепому. — Даром только с дороги свернули.

Но тут посреди хаты появилась облачённая в траур женщина с печальным лицом и сказала им:

— Молитесь! Всюду есть Бог, который будет вам опорой.

Бросила слепому в шапку горсть серебряных монет и сразу исчезла.

Этот убогий ходил потом от дома к дому и показывал эти деньги, на которых с одной стороны были изображения королей, а с другой — Погоня. [160]

Невдалеке от дороги, когда едешь в Витебск, стоит пустая часовня. Там после захода солнца видели, как она плакала, сидя на пороге, и её печальный голос был слышен издалека.

Среди людей разное думали про эту плачку. Одни тревожились, что это видение — предвестие какого-то большого несчастья, войны, морового поветрия либо голода во всём крае. [161] По деревням старые люди говорили меж собой об этой женщине, всегда предсказывая что-нибудь недоброе. Некоторые ж из молодых думали совсем иначе — доказывали, что там, где покажется та плачка, в земле, верно, зарыт клад. [162] И вся околица повторяла эти домыслы.

На краю той деревни жил убогий человек, который некогда обошёл весь свет. Вернувшись к своей родне, жил только милостыней. Он часто повторял им всем:

— Братья! Слёзы и жалобы этого призрака предрекают вам не золото и серебро. Эта женщина плачет на пороге того храма, который вы позабыли. Вы помышляете лишь о богатстве, а ждут вас бедствия и нужда.

Однажды, посмеявшись над словами этого старика, порешили: когда все будут спать, идти на то место, вырыть там яму и добыть деньги из земли.

Старая часовня стояла за четыре версты от деревни. И вот несколько молодых селян, прихватив с собой потребный для поиска кладов инструмент, поспешили туда, чтоб начать работу до того, как запоёт петух.

Пришли к часовне. Мрачный вид этого места наводил на них тревогу и страх. Невдалеке шумел густой еловый лес, откуда-то доносился тоскливый голос совы, и месяц очень редко показывался из-за чёрных туч. Часовня стояла на пригорке в тени нескольких берёз, будто могильный памятник.

Трудились всю ночь. В нескольких местах выкопали глубокие ямы, но нашли в земле только сопревшие доски и черепа. Поняли, что когда-то было тут кладбище, хоть сверху и не видно было уже никаких знаков, кроме нескольких торчащих из земли поросших мхом камней.

Летней порой ночи коротки, вот уже на востоке занялась заря. Все труды оказались напрасными. Засыпали они ямы и пошли домой.

Всходило солнце, в полях запел жаворонок, и мгла в воздухе уже исчезала. Видят, перед ними, невдалеке от дороги возле кустов лещины стоит плачка, обратившись лицом к востоку. В её руках развевается по ветру яркая лента, трепещет в воздухе, словно молния. Едва один из них произнёс — «Пошли скорее к ней!» — видение сразу исчезло.

На том месте, где стояла плачка, на ветке висело огромное осиное гнездо. Осы, что влетали и вылетали из этого гнезда, освещённые лучами восходящего солнца, сновали в воздухе, будто золотые искры.

— Послушайте моего совета, — сказал один из них, — давайте обвяжем осиное гнездо платком и пойдём, разбудим этого старого деда. Скажем, что выкопали из земли возле часовни клад и часть принесли ему. А когда он встанет с постели, кинем осиное гнездо ему в окно. Пусть побесится старый!

Все согласились на эту проделку. Разбудили деда, кинули в хату осиное гнездо, а сами, смеясь, быстро убежали.

Чудо неслыханное! Старик увидел пред собой рассыпанное по полу золото. [163] Рассказывают, что пока он удивлённо смотрел на это, явилась пред ним женщина, та самая, которую видели плачущей на пороге старой часовни, и сказала: