Гусман де Альфараче. Часть вторая
Гусман де Альфараче. Часть вторая читать книгу онлайн
Для читателей XVII века Дон-Кихот и Гусман де Альфараче — два наиболее знаменитых героя испанской литературы периода расцвета
Роман написан от первого лица и считается одним из первых безусловных представителей жанра плутовского романа, после анонимного «Ласарильо с Тормеса». «Гусман де Альфaраче» напоминает мрачную и пессимистичную проповедь, Алеману не чужды морализаторство и сподвижничество к аскетичному образу жизни. Произведение пропитано настроением контрреформации. В первые же годы роман был переведен на несколько европейских языков и несколько раз переиздан, правда, этот успех не принес автору богатства
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Эта новость, видимо, обрадовала его; он одобрил мои намерения и переменил свои: если раньше он замышлял украсть у меня только что-нибудь из одежды и кое-какие золотые вещицы, то теперь решил не довольствоваться такими пустяками и забрать все мои пожитки. С чрезвычайным вниманием он наблюдал, как я укладываю сундуки, и усердно мне помогал, примечая, куда я кладу золотые пуговицы, золотую цепочку и другие безделушки, а также триста испанских эскудо, скопленных мною за время службы, — ибо в доме моего сеньора я сам никогда не играл, а только наблюдал за игрой; и сам он, и игравшие у него господа одаривали меня по случаю выигрыша и платили за то, что я покупал им карты, — все это, не считая подарков, полученных мною от хозяина в разное время.
Замкнув и надежно увязав сундуки, я положил ключи на кровать, а Сайяведра потянулся к ним всей душой, мечтая заполучить их в свои руки, чтобы снять слепок. Случай ему благоприятствовал. Не успел я, болтая с ним, вымолвить, что хочу отправить сундуки вперед, а сам, покуда вещи мои не доставят в Сиену, намерен погулять еще с неделю в Риме и проститься с друзьями, как мне доложили, что внизу меня спрашивают какие-то люди. Комната моя была в беспорядке, повсюду валялся мусор, так что принять тут посторонних было невозможно, и я пошел вниз узнать, в чем дело. За это время Сайяведра ухитрился сделать отпечаток ключей на огарке восковой свечи, каких немало было разбросано по комнате, а может быть, воск для таковой надобности был у него припасен заранее. Ждавшие меня внизу люди оказались погонщиками мулов, которые явились за моими вещами. Я отдал им сундуки, и мою поклажу увезли.
Мы же с Сайяведрой остались наедине и продолжали дружески болтать о том о сем. В последующие дни он почти от меня не выходил, а я объяснял это его учтивостью и дружеским расположением, — на самом же деле он ждал, когда будут готовы поддельные ключи, стараясь в то же время усыпить во мне всякие подозрения, а для чего — о том я сейчас вам расскажу. Он ходил ко мне три или четыре дня подряд, а когда счел, что наступил удобный момент, явился под вечер, с унылым видом, сгорбившись, и сказал, что у него болит голова, ломит спину, горько во рту и что его неодолимо клонит ко сну, он едва держался на ногах от сонливости; извинившись передо мной, он попросил не обижаться, если уйдет домой. Я был крайне огорчен тем, что не могу предложить ему свой кров и ходить за ним во время болезни, и умолял сказать, где он живет, чтобы я мог хотя бы навестить его, побаловать лакомствами, какими обыкновенно угощают больных, и в случае надобности оказать помощь. Он ответил, что обычно ночует втайне от всех у одной дамы, но что если расхворается не на шутку, то пошлет за мной.
Мы простились, и в тот же день он поскакал на почтовых в Сиену; главари и участники шайки уже встретили погонщиков, прибытия которых поджидали, чтобы проследить, куда они повезут мои сундуки и кому их сдадут. Когда Сайяведра примчался в Сиену и там увидели, что с почтой прибыл такой видный собой кабальеро, все решили, что это знатный испанец. Он остановился в остерии, куда тотчас же явились его сообщники; они выдавали себя за его слуг и действительно ходили у него по струнке. В тот же вечер он послал одного из них к Помпейо и велел сообщить, что я прибыл в Сиену.
Получив это известие и узнав о моем приезде, Помпейо так обрадовался, что никак не мог сладить со своим плащом, и все надевал его, как он мне после рассказывал, то наизнанку, то задом наперед; наконец, накинув плащ криво и кое-как, он выбежал из дому и пустился во весь дух по улицам, спотыкаясь и падая, до того ему не терпелось увидеть друга. Прибежав в остерию, он принял Сайяведру за меня и дружески попенял ему на то, что тот не пожелал остановиться в его доме, но Сайяведра вежливо извинился. Они беседовали до поздней ночи о моем путешествии и о жизни в Риме, а когда Помпейо стал прощаться, Сайяведра в его присутствии вручил ключ от одного из сундуков своему мнимому слуге и сказал: «Ступай с сеньором Помпейо, достань платье, которое лежит там-то, и принеси сюда, чтобы я мог надеть его завтра». Они вышли вместе, и слуга в точности исполнил приказание; раскрыв при Помпейо сундук, он нашел и достал платье, затем вновь запер замок и ушел, забрав с собою ключ.
В тот вечер Помпейо угостил их ужином с превосходными винами и закусками, так что они легли спать сильно навеселе и проспали крепким сном до полудня; утром Помпейо снова приходил с визитом, ему сказали, что я отдыхаю, ибо всю ночь промучился бессонницей. Он собрался было уходить, но его не отпустили, ссылаясь на то, что сеньор прогневается, если узнает, что его милость сюда приходили, а слуги посмели не доложить об этом.
Итак, Сайяведре сообщили о приходе Помпейо; весьма довольный, мошенник велел проводить гостя в комнаты и подать кресла. Помпейо осведомился о его самочувствии и о ночном недомогании; тот отвечал, что расхворался от усталости и от непривычки к езде на почтовых; надо бы позвать цирюльника, отворить кровь. Помпейо уговаривал его покинуть остерию и переехать к нему. Сайяведра же отнекивался, говоря, что слуги его народ буйный, а вот через неделю-другую он наберет себе новых и тогда с удовольствием воспользуется любезным приглашением. Тем временем он очень просит своего друга переслать сюда с надежным человеком сундуки, ибо на своих буянов не полагается и не может доверить им ключи. Помпейо согласился оказать эту услугу, хотя весьма сожалел, что его больной друг намерен до самого выздоровления оставаться в трактире; однако, заручившись обещанием Сайяведры, все исполнил: вернувшись к себе, позвал с улицы нескольких оборванцев, торчавших возле дома, и приказал им под наблюдением доверенного слуги доставить сундуки Сайяведре. В тот же день он прислал к нему в остерию прекрасный обед, а вечером, когда новые друзья распрощались, пожелав друг другу спокойной ночи, Сайяведра и его молодцы потихоньку вывезли добычу в потайное место и в тот же час уехали с почтой во Флоренцию, где вскрыли сундуки и приступили к дележу.
Сообщники Сайяведры были мастера своего дела, народ смышленый и отчаянный, а главный их коновод, родом из Болоньи, звался Алессандро Бентивольо [45] и был сыном другого Алессандро Бентивольо, ученого законоведа и доктора Болонского университета, богатого человека, ловкого крючкотвора и хотя не очень красноречивого оратора, зато отличного сочинителя забавных историй и повестушек. У него было два сына, отличавшихся друг от друга своим нравом и люто между собой враждовавших. Старший, по имени Винченцо, тупоголовый и невежественный малый, был посмешищем у местной знати и всесветным шутом. Всех забавляло его глупое бахвальство; он чванился родовитостью и храбростью, считал себя великим музыкантом, изысканным поэтом, а пуще всего — покорителем женских сердец, и притом столь беспощадным, что о нем впору было бы сказать: «Оставь их, пусть себе умирают от любви».
Второй же сын был этот самый Алессандро, первостатейный мошенник, искусный вор и дюжий детина; пользуясь потворством и безнаказанностью, он вырос настоящим головорезом и связался с дурной компанией. Приятели его были такие же негодяи, как он сам; кто на кого похож, тот с тем и схож, а свой свояку поневоле брат.
Как главарь и предводитель всей шайки и первый во всех затеях, Алессандро выделил Сайяведре ничтожную долю барыша, отдав ему лишь немного поношенной одежды. Затем, справедливо полагая, что здесь оставаться небезопасно, отправился в Папскую область, где отец его исполнял должность алькальда.
Итак, сняв сливки, то есть забрав себе золотые вещи и деньги, он укатил на почтовых в Болонью, где укрылся в доме своего родителя, а прочие участники грабежа, взяв то, что им досталось из моих пожитков, отбыли в Триент, — как позднее я узнал в Болонье, — и разбрелись кто куда.
Когда Помпейо вновь пришел навестить меня и не нашел в остерии ни самозванца, ни его подручных, он осведомился о них у хозяина. Тот сказал, что постоялец отбыл прошлой ночью со всеми сундуками, а куда — никому не известно. Это Помпейо не понравилось; заподозрив неладное, он с большим жаром принялся за розыски. Узнав, что сеньоры уехали с флорентийской почтой, он послал вдогонку за ними баррачеля [46], с полномочиями на арест.