Мемуары

Герцог де ла Фейад, кого Король удостоил не так давно должности Мэтра Лагеря этого Полка, сделал в эти дни некую вещь, доказывавшую, что он немного походил на этого Министра, за тем исключением, что он поубавлял спеси, когда ему не хотели дать того, чего он просил, а Его Преосвященство не отступался вплоть до того, пока сам не убеждался, что ему не на что больше надеяться. Сын одного откупщика из моих друзей, пожелав купить в эти дни Звание в Гвардии у знакомой ему и мне особы, заключил с ним сделку в четырнадцать тысяч франков; когда же он пожелал получить согласие Герцога прежде, чем просить о нем у Короля, Герцог ему сказал, что он не принимает этой должности от того, кто ее ему продавал, и что он хотел бы сам продать ему подобную, находившуюся в его распоряжении. Сын откупщика был в восторге, поскольку счел, что это облегчит ему принятие в Полк. Но, когда они заговорили о цене, другой пожелал получить две тысячи луидоров под предлогом, что стоившее бы дворянину четырнадцать тысяч франков должно стоить двадцать две тысячи простолюдину, вроде него. Он хотел, таким образом, проверить, что говорится обычно о черни, а именно, что они проникают на Должности через позолоченные ворота. Но хотя он был таковым от отца к сыну и вплоть до тысячного поколения, ему больше понравилось вообще не вступать в Гвардию, чем вступить туда, отдав на восемь тысяч франков больше, чем было нужно.

/Заметки по поводу амбиции. / Когда Месье Кардинал отказал мне в такой манере, я решил сделать то, что посоветовал мне Месье де Навай, то есть, запастись, терпением до тех пор, пока Его Преосвященству не будет угодно дать мне какое-нибудь положение в свете. Случилось так, что Месье Кардинал вскоре воздал по справедливости Бемо и мне, одному за другим. Так как он считал его более способным, чем меня, охранять его зал, а меня более способным, чем его, вращаться в армии Короля, он дал ему Лейтенантство в своих Гвардейцах, а мне должность, подобную той, о какой я его недавно просил. Так мы были удовлетворены, как один, так и другой, и я постарался служить в моей должности таким образом, чтобы не задерживаться в ней. Поскольку, когда тебя подталкивает добрая амбиция, хотя и добился, чего желал, ты вскоре желаешь чего-нибудь еще лучшего. Человек имеет такую особенность, что он никогда не доволен своей удачей — он всегда надеется на нечто новое, и даже Король не лишен этой слабости, хотя, казалось бы, чего уж может не хватать исполнению его желаний. Да, вот так я называю слабостью это нетерпение, заставляющее нас никогда не довольствоваться нашим настоящим положением.

Кардинал, после того, как вывез Короля из Парижа, постоянно возбуждаемый Королевой Матерью и своим собственным негодованием отомстить за общие оскорбления, что они получили от Парламента и Парижан, теперь уже ненавидевших ничуть не менее одного, чем другую, хотя нельзя было сказать, будто они подали к тому равный повод, Кардинал, говорю я, решив в своей душе не оставлять их бунт безнаказанным, держал Совет с Месье Принцем де Конде, как он должен за это взяться, дабы добиться успеха.

Месье Принца отводили сначала от этого решения его настоящие друзья и его добрые и преданные слуги. Они убеждали его в том, что он потеряет таким образом дружбу этого Корпуса, а ведь его отец, чей пример он не мог презирать, поддерживал ее с такой заботой, что всегда ставил ее в число вещей, наиболее для него драгоценных. Но Кардинал, кто, если уж он в ком-то нуждался, не гнушался пойти на любые низости, лишь бы добиться, чего он желал, встал перед ним на колени и умолял его не бросать его интересы, в данном случае настолько связанные с интересами Государства, что можно было сказать — они были одними и теми же. Он сделал еще много больше, он примирился с Президентом Перро, Интендантом этого Принца, кого не мог выносить прежде, потому что, под предлогом достоинства и влияния своего Мэтра, этот Президент желал иметь почти такую же силу в делах, как если бы он был первым Министром. Так как он был естественно горделив, как почти все люди, явившиеся из ничтожества, он говорил весьма громко не только, когда дело касалось интересов Месье Принца или его собственных, но еще и кого бы то ни было, состоявшего на службе его Мэтра. Он был Президентом Счетной Палаты, что уже было много для него по отношению к его происхождению, но так как он был как раз из тех, о ком я сейчас говорил, то есть, из тех самых людей, что никогда не бывают довольны их удачей, он желал быть Парламентским Президентом.

Принц де Конде, вняв желаниям Его Преосвященства, к чему немало усилий приложила Королева Мать, заклиная его не бросать ни ее сына, ни ее в столь грозных для них обстоятельствах, приказал маршировать своим войскам со стороны реки Сены, ниже Парижа. Малое их число помешало им овладеть всеми выгодными постами, и так как Шарантон принадлежал к тем, что не были заняты, Принц де Конти, кто был назначен Генералиссимусом сил Парламента, отправил туда две тысячи человек под командованием Маркиза де Шанлье. Тот наскоро воздвиг баррикады, чтобы защищаться в этой ничего не стоившей дыре. Граф де Бранкас, придворный Кавалер Королевы Матери, попытался вытащить его из неповиновения, пока тот не заявил о нем еще очевиднее. Они были близкими родственниками, и узы крови, что особенно дают себя почувствовать во времена вроде этих, придали ему дерзости ничего от того не скрыть, дабы заставить его признать свою ошибку; но так как другой жаловался на Кардинала, будто бы он оставлял того в забвении, чтобы выдвигать людей, послуживших гораздо менее его, тот никак не пожелал ему довериться.

/Битва при Шарантоне. / Месье Принц де Конде, опасавшийся, как бы Парижане не принялись поддерживать этот пост, удаленный едва ли на лье от их предместий, сам направился в эту сторону, хотя такое худо укрепленное местечко было недостойно его присутствия. Он поместился за стенами, окружавшими Парк Венсенн, с кое-какой Кавалерией, отдав приказ своей Пехоте охранять Аббатства Конфлан и Каррьер. Он поручил Герцогу де Шатийону совершить эту атаку, и так как тот всеми силами хотел стать Маршалом Франции, он понадеялся, что Кардинал, принимавший близко к сердцу это предприятие, зачтет ему это гораздо больше, чем все то, что он мог бы сделать в других местах. Месье Принц воспользовался стенами Парка Венсенн, как укреплением, чтобы не быть подавленным количеством, поскольку Парижане не могли явиться к нему иначе, чем через бреши, что он сам же велел проделать, и что видны еще и сегодня в том же состоянии, в каком он их оставил. Герцог де Шатийон, всегда показывавший себя достойным того великого имени, какое он носил, после разведки того дома, что, по мнению Шанлье, он должен был атаковать со стороны Парижа, поскольку эта сторона казалась наиболее слабой, нашел его столь надежно укрепленным, что решил с ним не связываться. Он предпочел обратиться в сторону собора, имевшегося у монахов в этом Местечке, хотя он был, естественно, более крепок, чем с другой стороны, и Шанлье бросил туда какую-то Пехоту захватить с фланга тех, кто выдвинется с этой стороны; но так как он пренебрег устроить там траншеи, как сделал по всем другим местам, а искусство частенько превосходит природу, он оказался схваченным как раз с той стороны, с какой вовсе не ожидал.