Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 2

Убранные багрянцем деревья, прекрасные повсюду, были особенно хороши перед Западными покоями, поэтому в Срединной галерее разобрали стену и открыли ворота, чтобы ничто не мешало Государю любоваться ими.

Сиденья для высоких гостей были чуть выше сиденья для хозяина, однако Государь изволил распорядиться, чтобы сиденья установили на одном уровне – воистину редкая милость. Впрочем, скорее всего Государю и этого было мало – право, когда б не необходимость считаться с приличиями…

Рыбу, выловленную в пруду, принял левый сёсё, а пару птиц, пойманных в Китано сокольничими Императорского архива, – правый сукэ. Они подошли с восточной стороны и, преклонив колена слева и справа от лестницы, поднесли свои дары. Выполняя распоряжение Государя, новый Великий министр, приготовив рыбу, подал ее к столу.

Весьма изысканное, непохожее на обычное угощение подали принцам и высшим сановникам. Все захмелели, когда же спустились сумерки, хозяин дома призвал музыкантов из Музыкальной палаты. Ничего торжественного не исполнялось, звучала тихая, изящная музыка, а мальчики-придворные танцевали.

Гэндзи вспомнился достопамятный праздник Алых листьев во дворце Красной птицы. Когда заиграли старинный танец «Возблагодарим Государя за милости» [10], вышел сын Великого министра, мальчик лет десяти, и с большим мастерством стал танцевать.

Государь, сняв с себя платье, пожаловал ему, а Великий министр, спустившись в сад, прошелся в благодарственном танце.

Хозяин, велев одному из своих приближенных сорвать для него хризантему, вспомнил, как танцевали они когда-то танец «Волны на озере Цинхай»:

Мог ли Великий министр не помнить, что именно он танцевал тогда в паре с Гэндзи? Да, высоко вознесла его судьба, но до Гэндзи ему так и не удалось подняться.

Тут, как будто нарочно, стал накрапывать дождь…

«Не только осенью…» (277) – говорит Великий министр. Разноцветные, темные и светлые, листья, разметанные вечерним ветром, расстилались драгоценной парчой, делая землю в саду похожей на пол в галерее, а по парче этой кружились в танце прелестные мальчики – отпрыски знатнейших столичных семейств. Они были облачены в зеленые и красновато-серые верхние платья, из-под которых, как полагалось, выглядывали коричневые и сиреневые нижние. Волосы их были уложены по-детски и украшены причудливыми шапочками. Исполнив несколько коротких танцев, они вернулись под сень алых листьев, а тут и день, к досаде всех присутствующих, подошел к концу.

Особой площадки для музыкантов не устраивали, когда же стемнело, стали музицировать в доме, причем хозяин велел принести необходимые инструменты из Книжного отделения. И вот в самый разгар изящных утех перед тремя высочайшими особами положили кото. С умилением вслушивался Государь из дворца Красной птицы в знакомый голос «монаха Уда»… [11]

сказал он, и печаль звучала в его голосе… А нынешний Государь ответил:

Его красота с годами стала еще совершеннее, он казался истинным подобием Гэндзи. Тюнагон тоже был здесь, и его удивительное сходство с Государем бросалось в глаза. Разумеется, Государь был благороднее и величественнее; впрочем, не исключено, что это простая игра воображения. Пожалуй, черты Тюнагона были даже ярче и изысканнее… А с каким поистине неподражаемым изяществом подносил он к губам флейту!..

Среди придворных, которые пели, стоя на лестнице, красотой голоса выделялся Бэн-но сёсё.

Право, бывают ли семьи счастливее?..