Рассказы Ляо Чжая о необычайном

Как раз в это время в восточной части этой области также появился лис, который жил в семье одного крестьянина. Все люди его видели: то был седой старик. Он ходил к людям в гости, посещал их по случаю траура и вообще делал все принятое среди людей. О себе он говорил, что он второй брат в семье. Все и звали его Ху Второй [197].

Как-то случайно к правителю зашел с визитом один студент и, между прочим, рассказал про эти чудеса. Правителю пришло по этому поводу на мысль дать чиновнику совет: пусть он пойдет и расспросит этого старика. В это время у него был один из канцелярских слуг из этой именно деревни. Послал справиться: так и есть, без обмана. Чиновник вместе со слугой пошел в деревню, где в доме слуги устроил обед, и позвал Ху. Тот явился, кланялся и благодарил, ничем не отличаясь от обыкновенных людей. Чиновник рассказал ему, о чем у него к нему просьба.

– Знаю, знаю, – говорил лис, – но ничего для вас сделать сам не могу. Вот только у меня есть приятель – Чжоу Третий, который сейчас пока живет в храме Священной Горы, – вот он, должно быть, может подавить эту вашу нечистую силу. Ужо я его попрошу.

Чиновник обрадовался и стал с облегченным сердцем изливаться в благодарностях. Ху перед уходом условился с чиновником устроить завтра обед в восточной части храма Священной Горы. Чжан так и сделал, как он велел, и Ху действительно привел с собой Чжоу. Это был человек с огромной бородищей и железным лицом, одетый в верховой костюм. Выпили по нескольку раз.

– Мне сейчас брат Ху Эр передал ваше желание, и я уже все знаю. Однако эти твари, верно вам говорю, слишком разновидны, повсюду имеют своих последователей, – не очень-то можно их проучить словом, и вряд ли можно будет избежать применения силы. Позвольте уж мне временно поселиться в вашем доме. Отказывать вам и не потрудиться, насколько то позволяют мои слабые силы, я не посмею.

Чиновник, слыша эти слова, подумал про себя, что ведь выходит так, что, прогоняя одну лису, наживаешь себе другую, – меняешь зло на зло. Нерешительно мялся, не смея сейчас же ответить. Чжоу это уже заметил.

– Вы уж не боитесь ли меня? – допытывался он. – Я ведь не такой, как другие. Кроме того, у меня с вами давняя определенная судьба. Пожалуйста, не сомневайтесь.

Чиновник согласился. Чжоу еще велел на другой день всей семье сидеть, заперев двери у себя в комнатах, и сделать одолжение – не кричать.

Чиновник вернулся домой и сделал все, как было велено. Вдруг на дворе послышались звуки дерущихся и режущих друг друга людей, утихшие только через некоторое время. Открыли двери, вышли посмотреть: кровью закапаны все лестницы, и на крыльце лежат несколько лисьих голов, величиною с чашку. Смотрят затем в комнату, из которой выгоняли лис. Там сидит Чжоу в важной позе, делает приветствие, смеется:

– Я принял возложенное вами на меня важное поручение, и вся нечистая сила разом уничтожена.

С этой поры Чжоу поселился у чиновника, относившегося к нему как к постояльцу.

СТРАННИК ТУН

Сюйчжоуский студент Дун имел пристрастие к рубке мечом. Бывало, взволнованный и возбужденный, говорит, что берет на себя все решительно.

Однажды по дороге домой он повстречал какого-то приезжего, который, оказывалось, ехал на своем ослишке с ним по пути. Разговорились. Незнакомец говорил с полной откровенностью, и речь его была сильная, с большим подьемом уносящаяся в какие-то дали.

Дун спросил, как его зовут и как прозвание.

– Я из Ляояна, – ответил незнакомец, – и моя фамилия Тун.

– Куда же вы направляетесь?

– Да вот, видите ли, я уже двадцать лет как из дому и сейчас как раз еду домой, что называется, из заморских стран.

– Вот вы, – сказал Дун, – исходили все земли в пределах морей и видели, конечно, людей неописуемое множество. Скажите, видели ли вы или нет когда-либо человека совершенно необыкновенного?

– А в каком же роде необыкновенного?

Тут Дун принялся рассказывать о предмете своего увлечения, выразив при этом досаду, что ему все не удается найти такого необыкновенного человека, который передал бы ему свое искусство, научив его, как следует.

– Ну, положим, – сказал Тун, – таких необыкновенных людей в какой только земле нет. Все дело в том, видите ли, что передать свое искусство мастера могут только и исключительно тому человеку, который будет или верным слугой своего повелителя, или набожно-благочестивым, отцепочтительным сыном.

Дун с жаром заявил, что он может это сказать именно о себе. И тут же он вынул из-за пояса свой меч, постукал по нему пальцем и что-то запел. Потом хватил мечом по деревцу, росшему возле дороги, желая похвалиться остро отточенным лезвием.

Тун еле заметно ухмыльнулся, разглаживая свою бороду. Потом попросил у Дуна показать ему меч. Дун передал.

– Знаете что, – сказал новый знакомец, бегло осмотрев меч, – он выкован из латного железа, так что в нем сидят пары пота и вони… Самого, скажу вам, последнего сорта эта вещь! А вот у вашего покорнейшего слуги, хотя он и никогда не учился искусному владению мечом, есть все-таки один меч, который очень даже может пригодиться!

С этими словами он полез в полу, достал из нее короткий кинжал, всего в фут с чем-то длиной, и стал стругать им Дунов меч: так волосок по волоску, словно то был не меч, а какая-нибудь тыква или баклажан. Постругав, стал кромсать, в вслед его ударам меч падал косыми кусками, напоминавшими лошадиные копыта.

Дун был несказанно ошеломлен. Тоже попросил дать ему в руки посмотреть. Потрогал, потер, раз и два – и вернул обратно. Затем пригласил Туна заехать к нему и, когда приехали, стал усердно и настойчиво оставлять гостя на ночлег.

Гость остался. Дун поклонился ему, стуча головой о пол, и просил сообщить ему приемы владенья мечом. Тун отказался, уверяя, что не знает их. Дун, держа у колен свой меч, развил сильную, мощную, кипучую речь, а тот спокойненько слушал – и только.

Уже стража углубилась в ночь, как вдруг Дун услыхал в соседнем дворе какую-то возню и схватку. Надо сказать, что в этом соседнем дворе жил отец Дуна. Дун весь встрепенулся, заподозрив недоброе, подбежал к стене и весь застыл в прислушиванье. Слышит, как кто-то гневным голосом говорит:

– Вели своему сыну поскорее выйти сюда, где я его казню, а тебя тогда помилую!

Еще несколько мгновений, и Дуну показалось, что на кого-то сыплются удары. Человек заохал, застонал в бесконечном крике… И впрямь это был его отец!

Студент схватил копье и побежал было на крик, но Тун его остановил.

– Слушайте, – сказал он, – идти вам туда сейчас, думаю, – значит, не уцелеть… А надо бы внимательно следить за тем, чтобы все шансы были на вашей стороне!

Студент, весь в испуге и недоумении, просил дать ему наставление, как быть.

– Еще бы, – продолжать гость, – грабитель спокойно назвал вас и потребовал к себе явиться. Конечно, он, как говорится, со сладким сердцем вас убьет! А ведь у вас, сударь, нет никаких, что называется, «костей с мясом» [198], так что надо бы передать распоряжение о том, как поступить вашей жене и семье после этого самого [199]. Я же тем временем открою двери и разбужу ваших слуг!

Студент согласился. Пошел в комнаты и сказал жене. Та ухватилась за его одежду и стала плакать. Мужество студента сразу же исчезло, и он с женой полез в верхний этаж дома, где стал шарить лук, искать стрелы на случай нападения грабителя. Все это впопыхах, кое-как…

Не успел он найти, что нужно, – как слышит голос Туна с крыши.

– Ну, счастье ваше, – кричал он, смеясь, – воры ушли!

Зажгли свет – а он уже исчез. Осторожно пробираясь, вышли из дому и увидели, что старик только что идет с фонарем домой: он, оказывается, ходил к соседу на выпивку.

И все, что осталось на дворе, – это зола от большого количества пучков соломы.