Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй ()

– Я не возьму, — отказывалась сваха, а то узнает матушка, обидится на меня.

– Я не могу тебя отпустить с пустыми руками, — говорила Юэнян. — Сколько я тебе хлопот доставила! А ты ей не говори.

Юэнян купила четыре блюда закусок, свиную тушу, жбан южного вина и кусок шелку, чтобы отблагодарить Чуньмэй, и попросила тетушку Сюэ сопровождать Дайаня. Слуга, одетый в темное шелковое платье, нес в крашеной золотом шкатулке лист подношений. Они проследовали в дальнюю половину дома. Сюэ провела Дайаня в залу, куда к ним вышла Чуньмэй. На голове у нее красовались золотые шпильки, брошь-феникс и шапка с золотым «мостиком» [1]. Одета она была в узорную кофту и парчовую юбку. Ей прислуживала целая свита горничных и кормилиц.

Дайань пал ниц и бил челом. Чуньмэй распорядилась накрыть стол, чтобы угостить Дайаня.

– Но что я такого сделала! — говорила она. — Напрасно так беспокоилась твоя матушка. Сколько всего прислала! Ввела я ее в расходы! Господин Чжоу наверняка не решится принять столь щедрые подношения.

– Из-за Пинъаня моей матушке пришлось причинить вам с батюшкой столько хлопот, — говорил Дайань. — Примите, прошу вас, эти скромные знаки признательности. Они вам сгодятся угостить слуг.

– Неудобно как-то, — заметила Чуньмэй.

– Если вы не примите, дорогая моя, на меня тамошняя хозяюшка обидится, — сказала сваха.

Чуньмэй пригласила мужа. Решили принять свиную тушу, вино и закуски, а кусок шелка отправили назад Юэнян. Дайань поручил в награду платок и три цяня серебра, носильщикам дали два цяня.

– Как себя чувствует хозяйкин малыш? — спросила Чуньмэй.

– Резвый мальчик и такой игрун! — отвечал Дайань.

– А ты давно стал носить мужскую прическу? Когда вас с Сяоюй поженили?

– В восьмой луне.

– Кланяйся своей матушке и поблагодари за щедрые дары, — наказала Чуньмэй. — Я была бы рада видеть ее у себя в гостях, но господин Чжоу, к сожалению, должен уехать по служебным делам. Я бы хотела в первой луне навестить матушку, в день рождения ее сына.

– Я непременно передам ваше намерение, — заверил ее Дайань. — Матушка будет вас ждать.

На этом Чуньмэй отпустила Дайаня.

– Ты ступай, а мне еще с госпожой поговорить надо, — сказала ему сваха, когда они вышли за ворота.

Дайань со шкатулкой вернулся домой.

– Видите ли, матушка, — обратился он к Юэнян, — господин Чжоу принял только свиную тушу, вино и закуски, а шелк вернул. Госпожа Чуньмэй меня в дальние покои пригласила, чаем и сладостями угощала. Справлялась о здоровье Сяогэ, про дом расспрашивала. Мне платок и три цяня дала, а носильщикам — два. Просила вас отблагодарить, матушка, за щедрые дары. Сперва брать не хотела, потом мы ее с тетушкой Сюэ уговорили. Ей хотелось бы вас пригласить в гости, матушка, но господин Чжоу на днях уезжает по делам. Она собирается вас навестить после Нового года, в первой луне, когда будет рождение Сяогэ. Она пять комнат занимает, разодета в шелка и парчу. Носит шапку с золотым «мостиком». Пополнела и вроде выше ростом стала. Горничные да кормилицы так за ней и ходят.

– Что, она действительно ко мне в гости собирается? — переспросила Юэнян.

– Да, так и сказала.

– Тогда надо будет кого-то послать, чтобы ее встретили. А где же тетушка Сюэ?

– Она там осталась, — отвечал слуга. — С хозяйкой у нее разговор.

С тех пор дружба между обоими домами не прекращалась.

Да,

Тому свидетельством стихи:

Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.

ГЛАВА ДЕВЯНОСТО ШЕСТАЯ

Так вот. Быстро шло время. Словно челноки, проносились дни и месяцы. Настал двадцать первый день первой луны. После совета с начальником гарнизона Чжоу Чуньмэй приготовила жертвенный стол, всевозможные блюда, жбан вина и отослала их У Юэнян с домочадцем Чжоу Жэнем, чтобы почтить третью годовщину смерти Симэнь Цина и день рождения Сяогэ. Юэнян приняла подношения и одарила Чжоу Жэня платком и тремя цянями серебра, а Дайаня послала с приглашением, которое гласило:

Чуньмэй прочитала приглашение и прибыла на пир только к полудню. В ее прическе, украшенной золотыми шпильками, сверкали жемчуг и бирюза, а в серьгах переливались заморские перлы. На ней был карминовый халат с вышивкой спереди, сзади и на рукавах, украшенный благовещим единорогом-цилинем, на которого почтительно взирают животные всех четырех стран света. Чуть пониже талии свисал пояс-обруч с яшмовыми бляхами в золотой оправе. Из-под халата виднелась изумрудная юбка, затканная множеством разнообразных цветов. Мелодично звенели умеряющие шаг подвески. Обута была Чуньмэй в карминовые шелковые туфельки на толстой белой подошве, вышитые яркими цветами. Четверо носильщиков несли ее в огромном паланкине. Он был обтянут темным атласом и отделан золотом. Вооруженные дубинками воины окриками разгоняли с дороги зевак. Паланкин сопровождали домочадцы и слуги, несшие на носилках корзины с ее нарядами. Поезд замыкали два малых паланкина со служанками.

Для приема гостьи Юэнян пригласила свою невестку У Старшую и двух певичек. Когда ей доложили о прибытии Чуньмэй, она вместе с невесткой проследовала в переднюю залу. Юэнян тоже блистала нарядами, хотя на них и лежала печать траура. Ее голову венчала шапка с пятью мостиками [1], но золото и бирюза украшали прическу не в таком обилии, как у Чуньмэй. В серьгах у нее сверкали только по две жемчужины. Одета она была в белую шелковую кофту и отделанную золотом нежно-голубую со шлейфом атласную юбку. На ней были бледно-зеленые, цвета яшмы, туфельки на толстой подошве.

Чуньмэй вышла из паланкина, когда он миновал внутренние ворота. Ее тотчас же окружила целая свита горничных и служанок, в сопровождении которых она и проследовала к зале, где, грациозно склонившись, приветствовала хозяйку. Юэнян ответила ей тем же.