Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй

Ночью они зажгли лампу и велели хозяину зарезать кур и ставить вино. Пирушка была в самом разгаре, когда Цзинцзи обратился к Железному Когтю.

– Не забывай за товаром в джонке присматривать, — наказывал Цзинцзи. — Придется тебе тут пока пожить, а мне с Чэнь Анем в Яньчжоу надо будет заглянуть. Сестра у меня туда выдана. Хочу навестить, гостинцы передать. Мы дня за три обернемся. Самое большее на пятый день возвратимся.

– Раз надо, брат, отправляйся и не волнуйся, пожалуйста, — заверял его Ян. — Я готов тебя ждать, а как вернешься, вместе домой поедем.

И Чэнь Цзинцзи, вопреки здравому рассудку, все-таки поехал, прихватив с собою серебра и подарки. И вот они с Чэнь Анем добрались до Яньчжоу. Остановились в буддийском монастыре, где Цзинцзи разузнал, что инспектор Ли месяц как вступил в должность, а корабль с домочадцами прибыл всего дня три тому назад.

Цзинцзи время зря не терял: купил четыре подноса яств, два куска шелку и два жбана вина. Он был и так недурен собой, а тут оделся с иголочки и сопровождаемый Чэнь Анем, несшим подарки, подошел к дому барича.

– Я — родственник новой супруги господина Ли Младшего, — поклонившись, представился он привратнику. — Доложи о прибытии с визитом дяди Мэна Второго.

Привратник не посмел мешкать и тотчас же удалился.

Барич Ли сидел за книгой у себя в кабинете. Когда ему доложили о приезде шурина, он приказал слугам внести подарки, поправил халат и шапку и велел звать.

Цзинцзи пригласили в залу, где после взаимных приветствий гость и хозяин сели в подобающие каждому кресла.

– Позвольте спросить, — обратился к гостю барич. — Почему я не имел чести встретить вас, дорогой шурин, во время нашей свадьбы?

– Видите ли, ваш покорный слуга целый год закупал на юге товары, — объяснял Цзинцзи. — Только недавно воротился. Не знал, что вы удостоили мою сестру столь высокой чести, сударь. До сих пор я не исполнил долг родственника, за что прошу прощения. Потому-то я и решил засвидетельствовать почтение и повидать сестру.

– Простите, что я не знал о вашем существовании, — отвечал барич.

После чаю хозяин велел слугам вручить подношения вместе с визитной карточкой и росписью хозяйке дома.

– Доложите матушке, что пожаловал дядя Второй, — наказал барич.

Мэн Юйлоу тем временем сидела у себя в спальне.

– Дядя Мэн Второй пожаловали, — объявил привратник.

– Второй год я не была дома [9], — проговорила Юйлоу. — Какой же это дядя Мэн? Может, брат Мэн Жуй? Прошел горы и реки, чтобы меня проведать?

Внесли подарки. На визитной карточке значилось «Родственник Мэн Жуй». Да, это был ее брат. Юйлоу велела звать, а горничную Ланьсян попросила прибрать дальнюю гостиную. Сама она приоделась и, наложив пудру и румяна, стала ждать брата. Муж ввел гостя. Юйлоу присмотрелась из-за занавески. Как ни странно, прибывший оказался вовсе не братом, а зятем Чэнем. «Зачем он приехал? — недоумевала про себя Юйлоу. — Надо выйти. Интересно, что он скажет. Говорят, хоть и не свой, а земляк, хоть и горька вода, да из родного ключа. Не брат — так зятюшка». Она поправила прическу и вышла.

– Не знал я, сестра, что тебя просватали, — обратился Цзинцзи. — Давно не видались.

Только он успел это сказать, как хозяину доложили о новом визите. — Прими, пожалуйста, шурина, проговорил он и удалился.

Цзинцзи упал перед Юйлоу на колени. Она ответила поклоном.

– Не церемонься, зятюшка, будь как дома! — проговорила она. — Скажи, каким же это ветром тебя занесло в наши края?

После взаимных приветствий она предложила гостю сесть, а Ланьсян велела подать чаю. После чая завязалась непринужденная беседа.

– Как женушка? Жива-здорова? — спросила она.

Цзинцзи рассказал, как он ушел из дому Симэнь Цина, как требовал свое добро — сундуки и корзины. Юйлоу поведала зятю о встрече с Чуньмэй в монастыре Вечного блаженства, когда та сжигала жертвенные деньги на могиле Цзиньлянь в день весеннего поминовения усопших.

– Пока я оставалась в доме, — продолжала она, — я постоянно внушала хозяйке: раз ты любишь дочь, люби зятя. Зять наш, говорила я, любовниц не заводит, но она больше досужим сплетням верила, вот и прогнала тебя. Значит, ты добро свое требовал? Этого я уж не застала [10].

– Правду сказать, я был близок с Цзиньлянь. Это все знали. Но хозяйка негодниц слушала. Прогнала Цзиньлянь, вот она и стала жертвой убийцы У Суна. Живи она дома, никакой У Сун, будь он хоть семи пядей во лбу, не посмел бы ее тронуть. Зол я на нее. За это до глубины души ненавижу. И Цзиньлянь через нее на тот свет пошла. Она ей тоже этого не простит.

– Успокойся, зятюшка! — уговаривала его Юйлоу. — Дело прошлое. Что было, то прошло. Так издревле повелось: узел вражды не затягивать надобно, а развязывать.

Во время их беседы служанки накрыли стол. Появилось вино и блюда весенних яств. Стол ломился от съестного. Юйлоу наполнила кубок и обеими руками поднесла Цзинцзи.

– Выпей, зятюшка, нашего слабого винца, утоли жажду после дальней-то дороги, — потчевала она. — И надо ж было тебе на подарки разоряться.

Цзинцзи принял кубок и поклонился. Потом он поднес ей ответную чарку. Она поблагодарила его, и они заняли свои места. Цзинцзи заметил, как ухаживает за ним Юйлоу, то и дело величая его зятюшкой, но виду не падал. «В чем дело? — гадал он. — Почему эта потаскуха все называет меня зятюшкой, а? Неужели она моих намеков не понимает? Ну погоди. Я к тебе исподволь подберусь, негодница!»

Когда они осушили по три кубка, подали новые угощения. Беседа оживилась и стала более интимной. Вино прибавило Цзинцзи еще больше смелости. Недаром говорится, с вином любовь, как море, глубока; с вином страсть, как небо, велика. Они остались наедине, никого посторонних рядом не было, и Цзинцзи попробовал завести откровенный разговор.

– Я так тосковал по тебе, сестрица, как в знойный день тоскуют по прохладе, — начал он. — Искал тебя, как жаждущий ищет студеной воды. А помнишь, как бывало, в доме тестя? То в шашки поиграем, то в домино. И всегда-то вместе, и всегда рядом. Как нитка с иголкой. И кто бы мог подумать, что разлетимся в разные стороны, а? Я — запад, ты — восток.

– Как ты, зятюшка, рассуждаешь! — Юйлоу улыбнулась. — Ведь чистое к чистому стремится, а муть к мути прилипает. Все со временем проясняется.

Цзинцзи засмеялся и, вынув из рукава пакет ароматного чаю возлюбленных [11], протянул его Юйлоу.

– Если любишь меня, сестрица, будь так добра, выпей моего ароматного чаю.

С этими словами Чэнь Цзинцзи опустился перед Юйлоу на колени. У Юйлоу краска пошла по лицу. Она вся вспыхнула и швырнула пакет с чаем на пол.

– Ты забыл приличия! — воскликнула она. — Я от чистого сердца кубок вина поднесла, а ты вздумал со мной заигрывать?

Она вышла из-за стола и поспешно удалилась к себе в спальню. Цзинцзи понял, что она не так податлива, как казалась.

– Я ведь тоже с добрыми намерениями приехал, — заговорил Цзинцзи, поднимая чай. — Навестить тебя. Но ты, я вижу, по-другому запела. Думаешь, небось, замуж за молодого инспекторского сына вышла, значит, меня можно побоку? Так что ли? А в доме Симэнь Цина, где ты была Третьей женой, тоже, может скажешь, у нас не было близости, а? — Цзинцзи достал из рукава ту самую серебряную с золотой головкой шпильку и, повертев ею в руке, продолжал. — А это чья штучка? Как бы она попала ко мне, если б меж нами ничего не было, а? На ней, гляди, твое имя вырезано –»Юйлоу». Нет, вы с хозяйкой против меня сговорились. Она восемь моих сундуков тебе в приданое отдала. А в них золото, серебро, драгоценные камни, нефритовые пояса и шелка. Мы их у тестя на хранение ставили, а принадлежат они придворному Ян Цзяню и должны быть переданы в казну. Так что ты мне голову не морочь! А то сообщу куда надо, будешь ответ держать.