Японская новелла

— У трав и деревьев тоже есть сердце. Дерево услышало, что мы собираемся спилить его и засохло. Мы же люди и должны думать об этом!

Когда братья поняли это, дерево снова расцвело, как прежде.

Шань Гу — поэт эпохи Сун. До сих пор люди почитают его основателем поэтической школы. У него было много слуг на разных работах, была жена, но все же, когда его мать ходила по большой или малой нужде, он сам подавал ей горшок. Если горшок был грязным, Шань Гу сам его мыл и потом давал матери; он служил ей с утра до вечера, никогда не ленился. Как говорится, зная одно дело, можно домыслить десятки тысяч, так что другие его действия можно представить. Сыновняя почтительность этого человека известна в Поднебесной. Шань Гу не похож на многих других людей, это человек с высоким именем.

Когда Лу Цзи было шесть лет, он пошел в дом к человеку по имени Юань Шу. Юань Шу угостил Лу Цзи мандаринами. Лу Цзи взял три штуки, положил в рукав и собирался уйти. Он поклонился Юань Шу и тут мандарины выпали из рукава. Юань Шу увидел это и сказал:

— Ребенок не должен так поступать.

— Они такие красивые, я думал дома отдать маме. Услышав слова мальчика, Юань Шу подумал: “Это настоящая редкость, чтобы детское сердце хранило такую благодарность, это редкость и в древности, и в наши дни”. Он стал хвалить Лу Цзи. После этого Лу Цзи прославился в Поднебесной своей сыновней почтительностью.

ИДЗУМИ СИКИБУ

Не так давно, во времена государя Итидзё⁵⁶, в цветущей столице жила прелестная куртизанка по имени Идзуми Сикибу. При дворе тогда состоял один молодой человек — Татибана-но Ясумаса⁵⁷. Когда ему исполнилось девятнадцать лет, а Идзуми Сикибу — тринадцать, они втайне ото всех дали друг другу любовную клятву. Весной, когда Идзуми Сикибу было уже четырнадцать, у нее родился мальчик. Во время ночного свидания родители решили, что сын родился некстати. И тогда мать оставила мальчика на мосту Годзё. Положила детское приданое, на воротнике узорчатой рубахи-косодэ начертала стихотворение, оставила там же кинжал, а ножны забрала себе. Некий горожанин подобрал ребенка, вырастил, а потом отправил в монастырь на гору Хиэй.

Так уж случилось, что мальчик был весьма расположен к учению, да и обликом выдался — бесподобен. Не было ни одного монаха, который, увидев его, остался бы равнодушным, по всей горе шла слава о нем. Знал он толк и в плотской любви. Его имя превозносили не только на Хиэй — много преуспел он в учении Будды, слава о нем распространилась по всей Поднебесной. Преподобный Домэй — так звали его люди. Домэю исполнилось восемнадцать лет. И вот как-то во дворец позвали Домэя вместе с другими монахами толковать “Сутру лотоса”. Тут подул ветер и бамбуковая занавеска, за которой сидели дамы, приподнялась. Оказалась там и женщина лет тридцати. Она была поглощена речами монахов, но изгиб ее бровей свидетельствовал о сладострастии. Всего лишь миг видел ее Домэй, но и этого было достаточно, чтобы в теле своем он ощутил желание. И на постоялом дворе, и потом — когда он уже вернулся в монастырь, ее образ не оставлял его, что говорило об их связи, доставшейся им из прошлой жизни.

И вот Домэй решил снова отправиться в столицу, чтобы еще хоть раз увидеть ту, что влекла его. Он переоделся продавцом мандаринов, пришел во дворец и разложил товар. Из покоев его возлюбленной вышла служанка и попросила двадцать мандаринов. Домэй стал отсчитывать ей мандарины, каждый сопровождая любовным стихотворением.

Один

Два

Три

Четыре

Пять

Шесть

Семь

Восемь

Девять

Десять

Одиннадцать.

Двенадцать

Тринадцать

Четырнадцать

Пятнадцать