Макамы

— Получай свое — поскорее взберись на нее. Можешь радоваться теперь: вернулась одна из двух потерь. Запомни мои слова: одно несчастье лучше, чем два…

Продолжал аль-Харис ибн Хаммам:

— Я не знал: за коня Абу Зейда корить иль за верблюдицу благодарить? Сколько весит польза и сколько вред? Меж тем Абу Зейд приготовил ответ, как будто подслушал мои сомнения и угадал мое смущение. Он улыбнулся мне в утешение и такое сказал стихотворение:

Потом Абу Зейд добавил:

— Когда я гневный, ты только печальный; нам с тобой не сойтись — вот мой привет прощальный.

И пустил он коня моего вскачь. Что тут поделаешь? Плачь не плачь… Я на верблюдицу взобрался и до становища все же добрался после всех пережитых напастей — больших и маленьких несчастий.

Перевод В. Борисова

Васитская макама

(двадцать девятая)

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:

— Судьба жестокая, которая часто наши желания гасит, как-то раз против воли занесла меня в город Васит [191]. Город был мне совсем незнаком, не знал я, кого там встречу, найду ли приют и дом. Был я как рыба, выброшенная на берег морской, или как в черном локоне волос седой, когда счастье мое лицемерное и доля неверная привели меня в хан [192], где бывают приезжие из многих стран, люди разные — деловые и праздные. И двор и худжры [193] были в том хане чистые, а постояльцы — речистые. Это нравилось чужестранцам, и они подолгу здесь пребывали, даже тоску по родине забывали.

Я в худжре отдельной расположился — благо, хозяин не дорожился, — не пробыл там и минуты одной, как слышу вдруг голос за стеной:

— Подымайся, сынок: удача тебя ожидает и враг не подстерегает. Возьми с собой луноликую, белоликую, самого чистого происхождения, чья плоть истерзана до измождения: сначала завернута, потом раскрыта, заключена в тюрьму и побита, напоена́, потом воды лишена и в огне пылающем обожжена, и быстро беги к торговым рядам — как влюбленный бежит за красавицей по пятам — и сменяй свою спутницу на оплодотворяющего, приносящего пользу и вред причиняющего, кто печалить может и веселить, и грусть и радость в сердце вселить, вздох его огнем опаляет, плод его тьму озаряет, слова его внятны, приношенья приятны; если кто по нему ударит, он громы и молнии подарит, пламенем пышет, жаром в лохмотья дышит.

Говорит рассказчик:

— Когда речь за стеной умолкла, я выглянул поскорей; вижу: юноша стройный из соседних вышел дверей. Я оглядел его внимательным взглядом: никого с ним не было рядом. Как видно, в словах таилась загадка из тех, что умы смущают и любопытство в них возбуждают. Я пустился юношу догонять — очень хотелось мне смысл этих слов понять. А он поскакал, словно конь, бьющий землю копытом, и прилетел на рынок быстрее ифрита [194], рыскал он здесь и там по торговым рядам, наконец добрался запутанными путями до торговца кремнями, выбрал нужный ему кремешок, развязал мешок, лепешку оттуда достал и торговцу в обмен на кремень отдал.

Я был восхищен остроумием этих людей и красотою загадки и сразу увидел в них серуджийцев повадки. Тут я бросился в хан со всех ног, желая проверить, такой ли я меткий стрелок. Посмотрел и вижу — догадки мои верны: Абу Зейд сидит во дворе у стены. Были мы оба рады встрече нежданной, но постоянно желанной. После приветствий старик спросил:

— Почему же ты родину покинул? Она отвернулась от тебя или сам ты ее отринул?

Я ответил:

— Судьба ломала мне кости жестоко, и несправедливость лилась на меня потоком.

Он сказал:

— Клянусь тем, кто дождь низвел с облаков и украсил деревья гроздьями сладких плодов, искривились теперешние времена и враждебность повсюду видна. Не ищи состраданья в людских сердцах, один остался заступник — Аллах. Скажи мне правду, как ты покинул дом — богачом или жалким бедняком?

Я ответил:

— Рубашкой служил мне мрак ночной, а песню в пути пел мне желудок пустой. Абу Зейд опустил глаза и землю палкой стал ковырять — видно, раздумывал, дать мне в долг или зекат [195] для меня собрать. Внезапно он встрепенулся, словно учуял добычу или случай удачный ему подвернулся, и сказал:

— Хочу я тебя женить, чтобы с семьей породнить, которая раны твои исцелит и крылья твои вновь оперит.

Я ответил:

— Этим путем неплохо трудности разрешить бы, только скажи: какая же без калыма женитьба? Да и кто из племени благородного захочет в зятья бродягу безродного?

Он промолвил:

— Я буду посредником, на тебя укажу и им про тебя расскажу. Это такая семья — обычай их сломанное вправлять, пленника освобождать, родственника уважать, добрый совет принимать. Посватайся к ним сам Ибрахим ибн Адхам [196] или Джабала ибн Айхам [197], по пятьсот бы дирхемов [198] с них взяли, не более, из божьего страха, — столько, сколько платил за жен посланник Аллаха. Но не тревожься: с тебя не потребуют выкуп вперед и до развода дело у тебя не дойдет. Увидишь, я сам твоим сватом буду и все, что нужно для свадьбы, добуду, сватовством сосватаю неслыханным и нигде никогда не виданным.

Сказал аль-Харис ибн Хаммам:

— Обещаньем своим старик меня соблазнил, и, хоть невесту он от меня утаил, я сватовство ему поручил. И вот Абу Зейд принялся за дело, все в руках у него так и кипело; бегал он туда и сюда, наконец вернулся, сияя, громко господа нашего восхваляя, и сказал:

— Радуйся, больше тебе не надо судьбу упрекать и по крохам насущный хлеб собирать. Все уже будет в порядке скоро: мне поручено заключение брачного договора.

Он пошел угощение приготовлять и постояльцев хана на пир приглашать.

Когда натянула ночь шнуры своего шатра и всем, у кого есть двери, запирать их было пора, Абу Зейд кликнул клич гостям собираться. Все пришли, никто не хотел отказаться. Свидетели, гости — все построились в ряд и в ожидании перед Абу Зейдом стоят. А он достал астролябию и таблицы, чтоб в их изучение погрузиться. Гороскопы так долго он вычислял, что собравшийся люд стоя почти задремал. Я сказал ему:

— Слушай, хватит считать, видишь — людям хочется спать.

Он важно на звезды рукой показал и наконец узел молчания развязал, поклявшись горою Синаем и Книгой священной, которую мы почитаем [199], что сегодняшний вечер не забудется никогда, что будут люди о нем вспоминать до самого Страшного суда. Затем на колени опустился и с призывом «Внемлите!» к нам обратился. Он сказал:

— Хвала Аллаху, царю всесильному, владыке любвеобильному, горы укрепляющему, дожди посылающему, нужды удовлетворяющему, тому, кто холодного согревает, голодного угощает, землю расстилает; тому, кто тайны знает и постигает, великих губит и унижает, века стирает и века повторяет, дела начинает и дела завершает; тому, чья милость нетленна и совершенна, чья туча всегда водою богата и дождями чревата; тому, кто на просьбы отвечает, надежды сбываться заставляет, бедняков обогащает! Хвалой беспредельной я его восхваляю и богом единым провозглашаю!