Две монахини и блудодей

– Кто эта Кун-чжао? – спросил гость.

– Это мое ничтожное имя, – ответила монахиня.

Да-цин залюбовался свитком и на все лады принялся его расхваливать. Они сели за стол друг против друга, и послушница наполнила чашки чаем.

Кун-чжао поднесла чай гостю. Да-цин успел заметить, что пальчики у хозяйки ослепительно белые и необыкновенно изящные. Он взял чашку, отхлебнул чаю и воскликнул:

– О, какой дивный напиток!

Есть стихи, воспевающие чай, который заваривал волшебник Люй Дун-бинь [10] . Вот они:

– Сколько человек живет в вашей обители? – спросил Да-цин.

– Вместе с настоятельницей всего четверо, – отвечала монахиня. – Наша настоятельница в преклонных годах, все время болеет, и я, как видите, ее заменяю. – Она указала на девочку. – А это наша ученица. Она вместе с подругою разучивает псалмы.

– Давно вы ушли из семьи? [11]

– Мне было семь лет, когда умер отец и меня отправили к Вратам Пустоты [12] . И вот уже двенадцать лет, как я здесь.

– Значит, вам исполнилось девятнадцать весен! Какой прекрасный возраст! Но скажите, как вы сносите монастырское уединенье?

– О господин, что вы говорите! Ведь уйти в монастырь несравненно лучше, чем оставаться в суетном мире.

– Откуда же вы знаете, что монастырская жизнь лучше мирской?

– Тех, кто удалился от мирской суеты, не тревожат пустые заботы, не обременяют дети. Целыми днями мы читаем сутры, служим молебны Будде, воскуряем благовония или же завариваем чай. Когда притомимся, засыпаем под бумажным пологом, пробудимся от сна – играем на цине. Нет, мы живем спокойно и поистине свободно.

– Но чтобы Хорошо играть на цине, необходимо почаще советоваться со сведущим в музыке человеком, который бы мог оценить вашу игру! И когда спишь под бумажным пологом, может явиться демон и напугать до полусмерти, если только нет рядом человека, который бы вас разбудил.

– О господин, даже если бы демон напугал меня до самой смерти, никто не стал бы жертвовать жизнью ради меня! – засмеялась Кун-чжао, поняв намек сластолюбца.

– Убей он хоть десять тысяч человек – мне это безразлично! Но о вас и ваших высоких достоинствах я бы очень горевал.

За игривою беседою им начинало казаться, что они знакомы уже давным-давно.

– Очень вкусный чай! – сказал Да-цин. – Нельзя ли приготовить еще чайник?

И снова монахиня поняла намек и отослала послушницу заваривать чай.

– А где ваша спальня? Что это за бумажный полог, про который вы говорили? Любопытно на него взглянуть, – промолвил гость.

Тут в сердце у монахини загорелась страсть, сдержать которую она уже не могла.

– Ничего особенного в нем нет, не стоит и смотреть, – отвечала она, но сама поднялась с места.

Да-цин обнял ее, и уста их слились, изобразив и составив иероглиф «люй» – «два рта, соединенных вместе». Монахиня повела гостя за собой. Она легонько толкнула заднюю стенку. За нею оказалась комната, убранная еще старательнее, чем трапезная. Это и была спальня Кун-чжао. Но Да-цин не стал ее разглядывать. Они снова обнялись и устремились прямо к пологу.

Об этом сложена песенка под названием «Маленькая монашка». Вот она:

Новоявленные любовники совсем забыли про послушницу и, когда она отворила дверь, вскочили в смятении. Но девочка молча поставила чай на стол и вышла, прикрывая рукою рот, чтобы не рассмеяться.

Стемнело, и Кун-чжао зажгла лампу. Потом она подала вино, фрукты и овощи. Любовники сели за стол друг против друга. Но монахиня была в тревоге. Она боялась, как бы послушница не разболтала о том, что видела, и решила пригласить девочку и ее подругу к столу.

– Мы здесь блюдем пост, а гостя не ждали, и ничего мясного у нас нет. Простите за жалкое угощение, – сказала хозяйка.

– О, не надо так говорить, ваши извинения меня смущают! Кроме вашего расположения и доброты ваших учениц, мне не надо ничего! – воскликнул гость.

Все четверо принялись за еду и питье. Чарка сменяла чарку, и они быстро захмелели. Да-цин поднялся со своего места и, пошатываясь, подошел к Кун-чжао. Отхлебнув глоток из своей чарки, он обвил рукою шею монахини и поднес вино к ее губам.

Кун-чжао осушила чарку до дна и совсем опьянела. Видя ее слабость, послушницы хотели выйти, но Кун-чжао удержала их.

– Нет, нет, мы были вместе и будем вместе. Я вас никуда не отпущу.

Девочки стыдливо прикрыли лица рукавом халата. Да-цин обнял обеих по очереди и, отведя рукав, крепко поцеловал. В этот миг для юных послушниц распахнулись врата любви, и чувство стеснения перед наставницею исчезло. Сбившись в тесный кружок, все продолжали пить, пока хмель окончательно не затуманил им голову. Потом все легли на кровать и стали обниматься, прижимаясь друг к другу так крепко, словно их склеили липким лаком. Хэ Да-цин взялся за дело и исполнял привычные свои обязанности с таким усердием и старанием, что Кун-чжао, впервые вкушавшая плоды любви, жалела лишь о том, что они не вдвоем в постели.