Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй

В обед его преосвященство в торжественном облачении, ступая по звездам, подал начертанный киноварью доклад Нефритовому владыке и, достигнув Синего дворца Восточного предела, направил божественных воевод в стольный град преисподней Лофэн [30].

Его преосвященству истинносущему Хуану, надобно сказать, на вид было лет тридцать. Выглядел он необычно, а когда совершал панихиду, казался снизошедшим с небес бессмертным. Словом, он олицетворял собою истинное совершенство.

Только поглядите:

 На звездной короне гирлянда нефритовых листьев, из журавлиных перьев ряса расшита золотой зарей. Божественно чист, словно месяц, в Янцзы отраженный. Ликом на древних похож, точно сосна вековая с Великой горы Тайхуа [31]. Он шагает по звездам Северного Ковша, и его красные туфли вступают на киноварь вечернего неба. Он меряет шагом заоблачную пустоту, и его драгоценные папки с даосским каноном испускают благовещий дух. Широкоскулый, с длинной бородою, подвигом он достиг Внечувственного неба [32]. У него зубы-перлы и проницательный взор. На нем висит могучий талисман, повелевающий пятью громами [33]. Он – обитатель трех морских и десяти речных бессмертья островов, способный достигать счастливых мест, где путь открыт на небо. Он воспаряет духом и блуждает в выси, питается росою и туманом и безмятежно поклоняется Всевышнему. В ночную третью стражу ступает на луну и вдаль уносится клекочущим фениксом. Он ввысь взмывает на десятки тысяч ли, куда его несет заоблачный журавль. Да, это небожителей бессмертных посланец, снизошедший в бренный мир, истинносущий, бесконечно милосердный, нам оказавший честь прибытием своим.

После подачи доклада Нефритовому владыке к алтарю приблизился настоятель У. Он начал оглашать «Драгоценный реестр о возрождении душ на небесах» [34], потом перешел к «Вырезанному на нефрите чудесному предписанию для Волшебного тигра» [35].

После воскурения полуденного фимиама все прошли в крытую галерею и сели за трапезу. Стол его преосвященства истинносущего Хуана ломился от яств. Немного поскромнее выглядели стоявшие чуть пониже столы, за которыми разместились настоятель У и монастырские монахи. Остальным подавали обыкновенные блюда. Симэнь преподнес его преосвященству и настоятелю по отрезу атласа, по четыре комплекта халатного хлопка и по четыре куска шелка. Остальные монахи получили по куску полотна каждый. Носильщикам было велено отнести в монастырь закуски и снедь. Подарки монахов убрали к себе в корзинки их послушники, но говорить об этом подробно нет надобности.

После обеда монахи поблагодарили хозяина и вышли на прогулку в сад, где в беседках и гротах их ждали расставленные сладости и деликатесы.

Тем временем столы были накрыты заново. Угощали приглашенных шурина У Старшего и остальных родственников, а также друзей и приказчиков.

Пока они сидели за столами, объявили о прибытии столичного гонца от дворецкого Чжая. Симэнь поспешил в приемную залу и велел просить гонца. Им оказался один из посыльных его превосходительства Цай Цзина. В четырехугольной шапке, темной куртке и заправленных в желтые сапоги узких штанах, гонец предстал перед Симэнем в полном облачении и, отвесив поклон, протянул посланье с десятью лянами серебра на похороны. Симэнь приветствовал гонца поклоном и спросил, как его зовут.

– Меня зовут Ван Юй, – отвечал гонец. – Батюшка Чжай поручил мне доставить это послание и просил извинения, что не слышал о постигшем вас горе, о котором недавно узнал из письма его сиятельства Аня.

– Давно было получено письмо от его сиятельства? – поинтересовался Симэнь.

– В десятой луне, – отвечал гонец. – Его сиятельство Ань целый год инспектировал перевозки строительного леса для императорских построек, а по истечении срока службы был назначен начальником ведомства водного хозяйства и в настоящее время по высочайшему указу обследует речные пути, так что в столицу вернется по завершении обследования.

Симэнь расспросил посыльного и велел Лайбао угостить его во флигеле.

– Завтра придешь за ответом, – сказал в заключение Симэнь.

– Не скажите ли, где проживает почтенный господин Хань? – спросил гонец. – У меня к нему письмо. Мне еще предстоит доставить пакет в Дунпинское управление.

Симэнь кликнул Хань Даого и велел ему составить компанию столичному посыльному. После угощения они вместе отправились домой к Хань Даого.

Симэнь Цин между тем распечатал конверт и, уловив смысл послания Чжай Цяня, бросился на радостях в крытую галерею.

– Ответ составишь в том же стиле, – говорил он, протягивая сюцаю Вэню письмо. – Я пошлю ему десяток газовых и десяток шелковых платков, десять пар зубочисток в золотой оправе и десять золоченых чарок. За ответом завтра придут.

Сюцай Вэнь взял письмо и начал читать.

Письмо гласило:

Сюцай Вэнь дочитал письмо и хотел было спрятать в рукав, но его пожелал почитать Ин Боцзюэ.

– Постарайся, почтеннейший, когда ответ писать будешь, – говорил он сюцаю, протягивая письмо. – А то у господина Чжая люди образованные служат, смеяться будут.

– Что поделаешь?! – вздохнул Вэнь. – Когда нет соболя, и собачий хвост в дело идет. Куда уж мне, бесталанному, играть топором перед домом Лу Баня [37]. Я лишь исполню как могу свой долг.

– Почтенный учитель и без тебя, сукин сын, знает, как писать! – вставил Симэнь.

После полуденной трапезы Симэнь велел Лайсину отнести постные кушанья родным и соседям, но не о том пойдет речь. Дайань отвез почтившим память Пинъэр певицам Ли Гуйцзе, У Иньэр, Чжэн Айюэ, Хань Цзиньчуань, Хун Четвертой и Ци Сян по куску полотна и ляну серебра. После обеда позвали певцов Ли Мина, У Хуэя и Чжэн Фэна.