Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй

– Что они скажут, – говорил он. – Если что не так, можно будет исправить.

Дайань унес портрет.

– Батюшка просит посмотреть портрет матушки Шестой, – обратился он к Юэнян. – Может, подправить? Живописец Хань ждет.

– Это что еще за затея? – удивилась Юэнян. – Где теперь умершая, никому не известно. А тут портрет пишут.

– А где у нее дети? – вставила Цзиньлянь. – Кто ж портрету и поклоняться-то будет? Тогда пусть и нас всех нарисует, когда на тот свет пойдем.

Портрет заинтересовал Мэн Юйлоу и Ли Цзяоэр.

– Матушка, поглядите-ка! – говорили они. – Сестрица Ли как живая. Она в добром здравии такая была. И как одета! Только губы слишком тонкие вышли.

– И левая бровь низковата, – заметила Юэнян. – Уголки бровей у нее были больше изогнуты. Но как все-таки живописец верно воспроизвел сестрицу!

– Он матушку в храме видел, вот и написал по памяти, – объяснил Дайань.

Тут вошел Ван Цзин.

– Батюшка Цяо пожаловали, – объявил он. – Просят портрет показать.

Дайань понес портрет в переднюю постройку.

– Губы, говорят, слишком тонкие получились, – сказал он художнику. – И левая бровь низковата, а уголки бровей должны быть больше загнуты.

– Это пустяки! – воскликнул Хань и тотчас же подправил губы и брови.

– Прекрасный портрет! Сватьюшка как живая! – говорил сват Цяо. – Только дыханья не хватает.

Симэнь остался доволен и во время угощения живописца поднес ему три чарки вина. На лаковом подносе Ханю вынесли кусок атласу и десять лянов серебра.

– Я попросил бы вас побыстрее завершить поясной портрет, чтобы повесить у гроба, – наказывал художнику Симэнь,– а большой – к похоронам. Сделайте оба портрета на цветастом набивном шелку зеленого цвета. Украсьте прическу диадемой, жемчугами и перьями зимородка. Оденьте в отделанную золотом ярко-красную накидку и цветастую юбку. А наконечники на валиках обоих слитков поставьте из слоновой кости.

– Все будет сделано как полагается, – заверил Симэня живописец и, взяв серебро, откланялся. За ним шел с палитрой молоденький слуга.

Сват Цяо и остальные гости стали осматривать гроб.

– Сегодня ведь будет только положение на одр? – спросил Цяо.

– Да, конечно, – отвечал Симэнь. – Вот-вот должен прийти следователь с помощниками. Торжественное положение во гроб намечено на третье число.

Сват Цяо выпил чашку чаю и откланялся.

Вскоре появился следователь со своими людьми. Они свернули бумажное покрывало и разложили одежды. Симэнь собственноручно совершил омовение глаз усопшей, а Чэнь Цзинцзи, выполняя долг сына, смежил ей брови. Потом Симэнь быстро вложил в рот покойнице заморскую жемчужину. Положение на одр было завершено и, как только полог был опущен, все от мала до велика разразились рыданиями.

Лайсин загодя купил в похоронной лавке четыре фигурки девушек-служанок, покрытые золотой краской [2]. Они держали в руках таз, полотенце, гребень и другие предметы туалета. Их украшали жемчужные ожерелья и оправленные в серебро подвески. Украшения отличались таким изяществом, что выглядели как настоящие. Одеты они были в цветастые шелковые наряды. Фигурки расставили рядом с одром, перед которым размещались жертвенные сосуды, курильницы и древняя ритуальная утварь. На столе стояли филигранной работы подсвечники и коробки с благовониями. Окружавшие покойницу предметы своим блеском затмевали светило.

Десять лянов получили за работу ювелиры, изготовившие три набора серебряных чарок. Поминальные трапезы во флигеле Симэнь поручил Ин Боцзюэ. Ему было отпущено сперва пятьсот лянов серебра, а потом еще сто связок медяков. Весь учет расходов вел приказчик Хань Даого. Закупками съестного и всего, что необходимо для кухни, ведали Бэнь Дичуань с Лайсином. Тот же Ин Боцзюэ, а также Се Сида, сюцай Вэнь и приказчик Гань Чушэнь по очереди провожали прибывавших выразить соболезнование. Цуй Бэнь был обязан вести только связанные с трауром счета. Лайбао отвечал за склад товаров, а Ван Цзин – за винный погреб. Чуньхун и Хуатун служили у одра. Пинъань с четырьмя караульными били в гонг всякий раз, когда поклониться праху усопшей прибывали посторонние. Они же давали посетителям жертвенную бумагу и благовония. Другие четверо караульных стояли рядом с писцом, который сидел у ворот и заносил имена прибывавших в особую книгу. Во время заупокойных служб караульные поднимали большие зонты и держали траурные стяги и хоругви. Пользуясь отсутствием посетителей, писец писал объявления, которые развешивались на стенах. Обязанности были строго распределены, и каждый занимался порученным делом.

Его сиятельство Сюэ, смотритель императорского именья, прислал с посыльными шестьдесят еловых жердей, тридцать длинных бамбуковых шестов, три сотни камышевых циновок и сотню пеньковых веревок. Симэнь заглянул в визитную карточку смотрителя, наградил посыльных пятью цянями серебра и, вручив письменную благодарность, отпустил.

Хозяин распорядился нанять плотников для возведения большого навеса с двумя входами [3]. Посреди него поставили экран. У передней кухни построили другой навес размером с три комнаты, а у главных ворот – размером в семь комнат.

Приглашенные из монастыря Воздаяния двенадцать буддийских монахов читали канон о новопреставленной.

Двое слуг целый день подавали чай, который заваривали в кухне, двое поваров не переставая подносили кушанья.

Шурины Хуа Старший и У Второй вскоре ушли. Симэнь наказал сюцаю Вэню написать для печатников траурное извещение, в котором между прочим говорилось о «скоропостижной кончине моей супруги». Сюцай потихоньку показал текст Боцзюэ.

– Нет, так не пойдет, – заметил Боцзюэ. – У него ведь невестка У супругой значится. Так писать нельзя. А то пересуды пойдут. Да и брат У Старший обидится. Пока не пиши. Погоди, я с ним поговорю.

Под вечер все разошлись. Симэнь остался с Ли Пинъэр. Рядом с одром поставили летнюю кровать и отгородили ее ширмой. Симэнь лег. Ему служили Чуньхун с Шутуном. Едва рассвело, Симэнь направился к Юэнян умываться. Он облачился в траур: белую повязку, траурную шапку, белые чулки, туфли и халат. С утра прибыл надзиратель Ся и обратился к Симэню со словами соболезнования и утешения. Симэнь приветствовал сослуживца, а сюцай Вэнь пил с ним чай. У главных ворот надзиратель Ся остановился и обратился к писцу:

– Всех записывай! Особенно караульных. О неявившихся доложишь. Они у меня будут наказаны.

Отдав распоряжение, Ся Лунси вскочил на коня и помчался в управу.

Симэнь велел сюцаю Вэню составить приглашения и отправил посыльных к родным и близким с уведомлением о заупокойной службе в третий день после кончины. Вскоре пополудни был сооружен алтарь, который венчало изображение Будды, но говорить об этом подробно нет надобности.

Певица У Иньэр, узнав печальную весть, прибыла в паланкине. Она предстала перед смертным одром и со слезами на глазах возожгла жертвенную бумагу, а затем проследовала в дальние покои и отвесила земной поклон Юэнян.

– Матушки Шестой не стало, – с плачем говорила она, – а я до сих пор ничего не знала. Почему никто мне раньше не сказал?! Я до глубины души потрясена горем.

– Ты ее приемная дочь и навестить-то ни разу не удосужилась, – упрекала ее Юйлоу. – А как она страдала последние дни!

– Дорогая вы моя матушка! – обратилась к Юйлоу певица. – Да разве б я не пришла?! Умереть мне на этом месте – не знала я ничего!

– Хоть ты и не была, а покойная матушка про тебя не забыла, – говорила Юэнян. – Кое-что на память тебе оставила. Просила тебе передать. – Юэнян обернулась к Сяоюй: – Ступай принеси сестрице!

Сяоюй удалилась и вскоре вернулась с узелком, из которого извлекла атласную кофту с юбкой, пару золотых шпилек и золотые цветы.

Растроганная Иньэр и в самом деле расплакалась.

– Если б я знала о болезни моей почтенной матушки, – шептала она, – я бы сейчас же пришла, поухаживал бы за матушкой.