Классическая проза Дальнего Востока

Поскольку и японцы, и корейцы, и вьетнамцы восприняли жанры китайской высокой прозы, то естественно, что в этих странах возник интерес и к ее поэтике. В IX веке побывавший в Китае японский буддист и крупнейший деятель культуры Кукай составил знаменитое "Рассуждение о тайной палате литературного зерцала" и дал свою классификацию жанров высокой прозы, точно описав законы построения сочинений; при этом особое предпочтение он отдавал тем жанрам, где рифма была обязательным компонентом. То, что в развитие теории высокой прозы уже начали вносить свою лепту не китайцы, а представители других народов Дальнего Востока - явное доказательство того, что высокая проза стала уже своей и в соседних странах.

Было бы, однако, совершенно неверно представлять себе, что перенос системы высокой прозы из Китая в Корею, Японию или Вьетнам был процессом чисто механическим. В связи с особенностями национальной жизни естественно изменялся круг тем в произведениях традиционных жанров. В состав высокой словесности в Японии и в Корее, например, вошли буддийские жития, различные типы молитвенных обращений, философские рассуждения на темы буддизма. Дело в том, что буддизм в определенные эпохи играл в жизни Японии, Кореи, Вьетнама гораздо большую роль, чем в Китае, являясь на протяжении многих веков в этих странах государственной религией. Стоит заметить при этом, что удельный вес и место этой прозы были совсем неодинаковы в системах литератур разных стран Дальнего Востока. В китайской литературе бессюжетная проза занимала почетнейшее место и дала такие шедевры, как проза Хань Юя, Лю Цзун-юаня, Су Ши, а в Японии эта часть письменной словесности занимала место далеко не в первом ряду. Ее заслонили замечательные творения повествовательной и лирической прозы на японском языке.

Несколько иначе обстояло дело в Корее и Вьетнаме. Там высокая проза на классическом китайском языке (с некоторыми национальными стилевыми отличиями) пользовалась, пожалуй, такой же популярностью, как и поэзия. Недаром одному из известных вьетнамских поэтов и прозаиков XIV века, блестящему стилисту Нгуен Тхюену была высочайше пожалована фамилия Хан (по-китайски Хань), чтобы сделать его однофамильцем великого Хань Юя. В бытность свою правителем Хайзыонга он написал на родном вьетнамском языке с помощью особого национального письма тъыном "Жертвенное обращение к крокодилу", - в подражание тому самому произведению Хань Юя, которое помещено в нашем томе в переводе академика В. М. Алексеева. То, что Хан Тхюен написал на родном языке произведение в жанре жертвенной речи, было бесспорным новаторством (даже в Китае до великого Пу Сун-лина никто не отваживался писать в этом жанре на живом языке, да и Пу Сун-лин сделал это с пародийной целью) и одновременно свидетельствовало, что сам жанр стал восприниматься вьетнамцами как факт своей национальной литературы.

В каждой дальневосточной стране появлялись и свои талантливые писатели, вносившие вклад в развитие местной литературы на общем для Дальнего Востока литературном языке. И когда, например, в новелле вьетнамского короля Ле Тхань Тонга "Дивная любовь в краю Хоа-Куок" мы встречаем выражение "Посланец, летящий меж цветов", то оказывается, что одни комментаторы склонны видеть здесь намек на строку китайского поэта Ду Фу: "Средь цветов летает бабочка", - а другие, не забывающие и о национальных корнях своей прозы, справедливо вспоминают в этой связи классика вьетнамской поэзии и высокой прозы полководца Нгуен Чая (1380- 1442), в стихах которого говорится: "Мотылек летит повсюду посланцем весенних вестей". Можно предположить, что для Ле Тхань Тонга культурным фондом, из которого он черпал свои образы, были в равной степени и китайская литературная традиция, и своя национальная литература.

Известно, что и корейцы, и японцы, и вьетнамцы стремились при случае показать приезжавшим к ним китайским послам, что в их странах даже простолюдины хорошо знакомы с китайской словесностью. В тех же "Записях дивных речений в садах созерцания" приводится забавное предание о вьетнамском проповеднике-буддисте Фап Тхуане, человеке образованном и одаренном, которому в 986 году король повелел переодеться корабельщиком и встретить и сопровождать в столицу китайского посла. Однажды посол, сидя на корме и любуясь природой, сложил и произнес вслух двустишие. Фап Тхуан подхватил его и закончил, изумив до чрезвычайности посла сунского двора. Аналогичные истории можно отыскать и в книгах корейских авторов.

Если бессюжетная проза была перенесена в соседние страны во всех ее, так сказать, разветвлениях и подвидах, поскольку она была во многом связана с конфуцианским ритуалом и государственным управлением, то развитие повествовательной сюжетной прозы в каждой стране шло своими путями.

Выше мы уже говорили о том, что к VIII-X векам в литературе Китая происходит становление литературной новеллы. Ее развитие продолжалось и дальше, в каждую эпоху приобретая некоторые новые черты. Но в эпоху Сун в X-XII веках параллельно с ней на основе устного народного сказа вырастает и начинает развиваться народная повесть, достигая своего апогея к XVII веку и тут же прекращая свое развитие.

В XIV веке на основе устного же сказа и письменной, главным образом летописной, традиции складывается жанр книжной эпопеи - исторической - "Троецарствие" Ло Гуань-чжуна, героической - "Речные заводи" Щи Най-аня, фантастической - "Путешествие на Запад" У Чэн-эия и т. п. В XVI веке из традиции эпопеи вырастает первое произведение, которое мы можем назвать бытовым романом. Речь идет о замечательном творении Ланьлинского Насмешника - "Цзинь, Пин, Мэй". Жанр национального романа в Китае развивается с тех пор непрерывно, вплоть до XX века.

У истоков сюжетной прозы в Корее тоже находились сборники записей всевозможных удивительных случаев. Но составлялись они в период исторически более поздний, поэтому в них преобладают уже не страшные рассказы о встречах человека с привидениями и оборотнями, а бытовые истории о глупцах, сластолюбцах, острословах. Показательны и названия первых сборников таких рассказов-заметок, как "Рассказы от скуки" Ли Инно (XII в.) или "Развлекательные рассказы" Чхве Джа (XIII в.) - в их заглавиях прямо подчеркивается нефункциональный характер сочинений, они составлены для развлечения, то есть удовлетворения того, что ныне называют эстетическими потребностями читателя. Китайские же сборники рассказов об удивительном III-VI веков составлялись с целью доказательства существования духов или иллюстрации буддийской идеи воздаяния за грехи, то есть явно с прагматической целью.

Если дальнейший путь развития китайской повествовательной прозы обусловлен, как уже говорилось, во многом расцветом устного профессионального сказа, то в Корее сказ, как явление профессиональное, связанное с развитием городской жизни и городской культуры, широкого распространения, видимо, не получил. В XV веке в Корее на основе национальной традиции сборников занимательных коротких рассказов и под непосредственным воздействием литературной китайской новеллы рождается своя литературная новелла. На основе этой новеллы, беллетризованных жизнеописаний и других жанров высокой прозы в Корее появляется повесть высокого стиля на ханмуне- кореизированном варианте китайского литературного языка. Подобная повесть - явление, можно сказать, чисто корейское, хотя и выросшее из той же общерегиональной традиции. (В Китае в XIII веке появилась повесть на литературном языке - "Жизнеописание Цяо и Хун", но она быстро затерялась в общем потоке литературы.) На основе повести высокого стиля, новеллы и устной сказочной традиции в XVII- XVIII веках в связи с общей демократизацией литературы, охватившей весь регион, в Корее рождается народная повесть, жанр, в известной мере близкий китайской народной повести XII-XVII веков, но, пожалуй, больше тяготеющий не к бытовым, как в Китае, а к эпическим и сказочным сюжетам. Бытовое начало преобладает в произведениях этого жанра, видимо, позже, к концу XVIII - началу XIX века. В XVII веке в Корее рождается и свой национальный роман.