Макамы

Посмотрите на этих детей, какова их злая судьба — об этом сразу расскажут их бледность и худоба! Ложка похлебки да самая жалкая одежонка — что еще нужно голодному и оборванному ребенку? Но не могу я просить подаяния, честью своей пренебречь — клянусь, я скорее готова в могилу лечь! Однако я вижу: передо мной благородные люди; верю я, что от вас мое спасенье прибудет. Душа подсказывает мне точно: ваши руки — милостей верный источник. Пусть Аллах никогда не пошлет унижения тому, кто поможет нам в горестном положении, кто веки скупости плотно закрыл и взором щедрости нас одарил!

Говорит аль-Харис ибн Хаммам:

— Красноречием этой старухи мы были поражены, красотой оборотов восхищены. И сказали ей:

— Пленила нас твоя речь. А сумеешь ты эти жалобы в одежду стихов облечь?

Она отвечала:

— Зря не буду хвалиться, сами увидите — мои стихи из камня слезы заставят литься.

Мы обещали за стихи ее одарить и, как верные равии [91], их в памяти сохранить. Но старуха сказала, тряхнув перед нами разорванным рукавом:

— Сперва на одежду мою взгляните, а стихи вам будут потом.

Затем продекламировала:

Говорит рассказчик:

— Клянусь Аллахом, в наших сердцах от стихов остались жгучие раны, и мы поспешно опустошили карманы. Даже тот ей помог, кто помощи сам постоянно желал, даже тот одарил, кто сам подарков всегда ожидал. Когда она вычерпала всех до дна и от звонкого золота разбухла ее мошна, пошла она прочь, детей за собой увлекая, благодарности изо рта рассыпая.

Мы смотрели ей вслед, не отрывая глаз: всем хотелось увидеть, как их деньгами старуха распорядится сейчас. Я обещал друзьям обо всем разузнать поскорей и тут же отправился вслед за ней. А она побежала на рынок, в самую гущу людей, нырнула в толпу и мигом избавилась от злополучных детей, потом спокойно в пустую мечеть вошла и с лица завесу сняла. Я наблюдал за ней через щель дверную — подозревал, что эта старуха сыграла с нами шутку дурную. Но когда она сдвинула стыдливости покрывало, предо иной неожиданно лицо Абу Зейда предстало. Мне захотелось обманщика врасплох захватить и как следует за плутовство разбранить. А он разлегся в позе самой свободной и стал распевать беззаботно:

Сказал аль-Харис ибн Хаммам:

— Когда я услышал про все его ловкие похождения и какое цветистое он придумал себе извинение, понял я, что бранить его мало проку: шайтан, сидящий в его душе, не услышит упреков. Тут повернул я обратно к своим друзьям и рассказал им, чему был свидетелем сам. Они опечалились, что даром золото их улетело, и поклялись никогда не иметь со старухами дела!

Перевод А. Долининой

Мекканская [93] макама

(четырнадцатая)

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:

— Я покинул славный Дар ас-Салам [94] и отправился в хаджж [95], как велит ислам. По воле Аллаха завершили мы все обряды и телесную сладость снова вкусить были рады [96]. А когда возвращаться наступила пора, настигла нас летняя, жара, и заставил меня беспощадный зной искать защиты над головой. Я сидел с друзьями под покровом палатки, и наша беседа текла остроумно и сладко. А жара между тем разгоралась, и в камнях раскаленных слепли от солнца хамелеоны. Вдруг перед нами оказался старик — дряхлый, еле бредущий, а рядом с ним — юноша цветущий. С тонким приветствием старик обратился к нам, словно к старым друзьям. А мы внимали и восхищались, как с ожерелья его речей жемчужины рассыпались. Но удивлялись, что он посмел свой обильный поток пролить — ведь дорогу его потоку мы еще не успели открыть. Наконец мы спросили:

— Кто ты, старик? И как ты сюда без разрешенья проник?

И ответил он:

— Я — проситель, нужда — мой гонитель, мой жалкий вид — за меня поручитель, ваша помощь — мой избавитель! А что же до моего вторжения, которое вызвало ваши сомнения, то оно не заслуживает удивления, ибо щедрость таит в себе притяжение!

Мы спросили его:

— Как сюда отыскал ты путь? Тебе указал его кто-нибудь?

Он ответил:

— У щедрости есть аромат, влекущий людей в ее благовонный сад. Указало дорогу мне ваше благоухание к сиянию вашего благодеяния, и направил стопы мои к вам добродетели вашей струящийся фимиам!