Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй ()

Тому свидетельством стихи:

Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Так вот, ночевал тогда Симэнь у Цзиньлянь. Надеясь завладеть сердцем мужа, она на все лады его ублажала и осыпала ласками, на какие только была способна. Утирая роскошным пологом слезы, она нежно шептала ему о своей преданности и любви. Ей и в голову не приходило, что Симэнь увлечен женою приказчика Ван Шестой.

Симэнь между тем купил своей зазнобе на Львиной, к востоку от Каменного моста, большой дом за сто двадцать лянов серебром. Две комнаты выходили на улицу, и четыре постройки уходили вглубь. Во второй постройке располагалась гостевая зала, в третьей, кроме молельни с жертвенниками Будде и предкам, находилась спальня с кроватью в нише и печью напротив. Искусно убранная спальня блистала чистотой. Четвертую постройку занимали кухня и кладовая для угля, а сзади к ней примыкала теплая туалетная комната, но говорить об этом подробно нет надобности.

Не успели они переехать в новый дом, а соседи уж знали, что хозяин служит приказчиком у Симэнь Цина. Хань Даого в шелках и парче прогуливался по улице вразвалку. Ван Шестая, разодетая, с блестящими украшениями на голове, целыми днями простаивала у ворот. Соседи, не мешкая, поднесли им по случаю новоселья кто коробку чая, кто еще какой-нибудь подарок. Те, что постарше, обращались к ним вежливо «брат Хань» и «сестрица Ван», молодые люди величали их дядюшкой и тетушкой. Как только появлялся в их доме Симэнь, Хань Даого шел ночевать в лавку, чтобы не мешать жене ухаживать за гостем. Дневал и ночевал у нее Симэнь, и знали об этом почти все соседи, но никто даже виду не подавал – боялись Симэня, человека богатого и всесильного. А посещал он Ван Шестую раза три или четыре в месяц. Страсть их разгоралась все сильнее, и все меньше напоминала Ван Шестая прежнюю жену приказчика.

Шел последний месяц года. Симэнь торопился разослать подарки в столицу, штатским и военным чинам уезда и своим сослуживцам. Тем временем У Цзунси, настоятель даосского монастыря Нефритового владыки [4], направил к Симэню послушника с подарками – коробкой мяса, коробкой дорогой рыбы и двумя коробками с фруктами и сладостями, а также весенними амулетами [5], молитвенными обращениями к богам небесным и земным и благодарственными докладами Хранителю очага [6].

Симэнь обедал в покоях Юэнян, когда Дайань вручил ему визитную карточку, гласившую:

– Человек из мира ушел, а я ему вон сколько хлопот доставляю! – воскликнул Симэнь, открывая коробки. – Гляди, какие щедрые дары поднес. – Симэнь обратился к Дайаню: – Ступай к Шутуну, скажи, чтобы поскорее составил благодарственное письмо и вручил лян серебром.

– Видишь, монах, а что ни праздник – про подарок тебе не забывает, – заметила Юэнян. – Молебен-то отслужить бы надо. Когда у сестрицы Ли сын родился, ты ведь слово давал.

– Верно, большой молебен обещал заказать, да из головы вон, – спохватился Симэнь. – Давно б тебе напомнить.

– Вот пустомеля! Кто ж это обеты забывает?! Значит, не от души обрекался. А боги все помнят. Вот младенец и плачет целыми днями. Это ты виноват. Из-за обета твоего неисполненного страдает.

– Тогда в первой же луне закажем молебен у настоятеля У.

– Сестрица Ли мне жаловалась, – продолжала Юэнян. – Ребенок, говорит, очень хилый, надо бы ему другое имя дать [7].

– Вот тогда и попросим настоятеля У, – сказал Симэнь и обратился к Дайаню: – Кто из монастыря пришел?

Второй послушник Инчунь, – ответил слуга.

Симэнь вышел к послушнику, и тот встретил его земным поклоном.

– Отец наставник просил кланяться вам, батюшка, – говорил он, – и поднести, за неимением ничего лучшего, молитвенные обращения и скромные знаки внимания.

– Передай от меня отцу наставнику большую благодарность за столь щедрые дары, – сказал Симэнь, приветствуя послушника, и предложил ему присаживаться.

– Что вы, батюшка! Благодарю вас! – отказался послушник.

– Садись! – настаивал Симэнь. – Поговорить надо.

Послушник в монашеской шапочке и холщовой, прямого покроя, рясе, из-под которой виднелись белые чулки и туфли, долго не решался, наконец, пододвинул стул и сел сбоку от хозяина. Симэнь велел подать чаю.

– Слушаю ваши распоряжения, батюшка, – отпивая чай, сказал послушник.

– В первой луне мне придется побеспокоить твоего отца наставника, – начал Симэнь. – Не мог бы он отслужить в обители заказной молебен? Да надо будет наречь имя младенцу [8]. Как, отец наставник очень занят?

– Если такова ваша воля, батюшка, – поспешно вставая, отвечал послушник, – то будут отложены все другие требы. Только позвольте узнать, в который день вы желали бы посетить обитель?

– Может, девятого дня утром?

– По «Книге Нефритового ларца» [9] на девятое приходится Рождество богов, – говорил послушник. – В обители будет совершен благодарственный молебен в надежде на ниспослание всех благ [10]. Очень подходящий день для поста и молитвы! Ради вас, батюшка, водрузят алтарь в большом приделе. Позвольте узнать, какой молебен вы хотели бы заказать?

– В седьмой луне, когда у меня родился сын, я дал обет заказать большой молебен со ста двадцатью жертвами, да все никак не мог исполнить. Я возьму с собой и младенца, а отец наставник приобщит его к трем сокровенным дарам [11] и наречет новое имя.

– Скольких братьев вы хотели бы пригласить для совершения обряда? – спросил послушник.

– Пусть отец наставник попросит шестнадцать монахов.

Слуги накрыли стол и подали чай. Симэнь вручил послушнику пятнадцать лянов за молебен и один лян за подарки.

– А насчет трапезы и прочего отец наставник пусть не беспокоится, – сказал он. – Все, что нужно, вплоть до жертвенных предметов, свечей и благовоний, мы с собой привезем.