Классическая проза Дальнего Востока

Фантастика рассказов этого сборника снижена, она вдвинута в рамки быта, житейской прозы. Но сама жизнь людей в это время изобиловала случайностями, зачастую менявшими их жизнь с катастрофической быстротой. Рождались устные рассказы о всякого рода происшествиях, подобно тому, как складывались уже в X веке народные китайские рассказы "на рынке и у колодца", то есть в городе и деревне. Устные рассказы записывались. Следы устной традиции сохранились в "Стародавних повестях" - в зачинах ("В стародавние времена... ") и в концовках ("Я рассказал лишь то, что слышал от других").

Этот короткий жанр предполагает иной метод изображения, чем, скажем, роман японской дворцовой литературы, - скупую, а на заре своего развития часто одноплановую характеристику героев, краткую запись сюжета, лаконичный язык. Обработка, которой подверглись рассказы, сказалась также на их композиции: к ним - часто искусственно - присоединялось поучение, буддийская мораль, придавая им назидательный характер. Эта "мораль" сравнительно легко отделяется от сюжета рассказа. А сами рассказы, во всяком случае, лучшие из них, несут в себе бесценные свидетельства о жизни людей своего времени, в том числе и простых людей. Не случайно виднейшие мастера новой японской прозы, как, например, Акутагава Рюноскэ, черпали в этих безыскусных рассказах сюжеты своих произведений.

..."Золотой век" хэйанской аристократии кончался. Невыносимая эксплуатация на государственных надельных землях вынуждала крестьян бежать в отдаленные окраинные поместья, где жилось легче. Там в эту пору складывалось и накапливало силы военно-феодальное сословие - самурайство. Возникали сильные феодальные дома, которые начали претендовать на центральную власть в стране. Раздоры, политические интриги, борьба за императорский трон в дворцовой среде оказались на руку крупным феодалам, и они активно использовали сложившуюся обстановку в своих интересах. Уже к XIII веку сложилась идеология нового сословия. "Среди цветов - вишня, среди людей - самурай", - в такой формуле нашла свое воплощение мысль о превосходстве самураев над простыми людьми. Сложился и кодекс поведения, морали самураев - "бусидо" ("путь воина"). Он был призван внушать беззаветную преданность воина своему начальнику, готовность принести ему в жертву не только свою, но и жизнь своих близких. "Когда стоишь перед господином, не оглядывайся ни на отца, ни на сына", - гласила самурайская пословица.

В результате ряда столкновений японские феодалы разделились на два враждебных лагеря. Предводителем северо-восточного оказался глава сильного дома Минамото, юго-западный возглавил древний дом Тайра. На протяжении десятилетий шла с переменным успехом их жестокая борьба, окончившаяся поражением и гибелью Тайра.

Именно в это время - XII-XIII века - широко развивается эпическое творчество. Странствующие певцы, зачастую слепые монахи, бродили по Японии, они исполняли перед неграмотными самураями свои сказы, повествующие о кровопролитных сражениях и героических подвигах, аккомпанируя себе на струнном инструменте "бива". Постепенно, как это бывало и в других литературах, устные сказы объединялись в циклы и записывались в монастырях, которые в то смутное время являлись культурными центрами. В этом принимали участие люди, сочувствовавшие тому или иному из враждующих лагерей, потомки древних аристократических родов, силой обстоятельств вынужденные искать здесь прибежища, ученые монахи. Вот почему сложившиеся и записанные в XIII веке основные циклы сказаний - "записи о войнах" ("гунки") имеют сложный, своеобразный характер.

В основу этих сказаний легли события феодальных войн, прежде всего борьбы Тайра и Минамото. Им посвящены "Сказание о годах Хогэн" ("Хогэн-моногатари"); ( Годы Хогэн - 1156-1158 гг.) "Сказание о годах Хэйдзи" ("Хэйдзи-моногатари") ( Годы Хэйдзи - 1158-1160 гг.), "Сказание о доме Тайра" ("Хэйкэ-моногатари") и др. Уже в записанном виде эти произведения снова "пошли в народ" и стали разноситься по стране такими же бродячими сказителями.

Гунки отличаются приподнятым гиперболическим стилем, особенно при изображении битв, авторы рисуют силу и ловкость воинов как нечто превосходящее все возможное для обыкновенных людей. Приподнятость придают описанию также ритмически организованные периоды, которыми изобилуют гунки. Так, "Сказание о доме Тайра" начинается стихами, звучащими торжественно и величаво:

( (Перев. Н.И. Конрада))

Наряду с эпизодами, изображенными с большой художественной силой, в гунки содержится много чисто документального материала: выдержки из хроник, длинные списки титулов и званий действующих лиц, истории строительства храмов и т.п. Поэтому при решении вопроса о жанре гунки следует учитывать ту сложную историческую и культурную обстановку, в которой они создавались.

Сюжетом художественного произведения стала историческая борьба, героями - ее деятели. Новое время вовлекло в исторические события огромные массы людей. Эти люди в большинстве своем были неграмотными. Достоверность того, о чем рассказывали им странствующие сказители, играла для них первостепенную роль. Поэтому перечисление титулов и званий предводителей домов и их вассалов давало слушателям возможность составить себе более полное представление о положении и мощи воюющих лагерей. Они слушали рассказ как бы о самих себе и своих противниках. А истории строительства храмов давали им представление о стране, которую они подчиняли себе.

Таким образом, новые произведения несли на себе "родимые пятна" - они характерны для того времени, когда художественная литература об исторических событиях стал выделяться из собственно исторической литературы.

Крупнейшим среди гунки является "Сказание о доме Тайра". Автор рассказывает о Тайра в период их расцвета и могущества, а затем изображает постепенное падение и гибель этого дома в решающем сражении у Симоносекского пролива. Мы видим гигантскую фигуру предводителя рода, Киёмори, с его неукротимыми страстями и неописуемой храбростью. Но автор не скрывает и горечи, рассказывая о его многочисленных прегрешениях, в числе которых и пренебрежение религией, и нарушение вассального долга. Предав огню храм и знаменитую статую Будды в древнем городе Пара, Киёмори затем умирает, словно испепеленный сжигающим его внутренним огнем. В самой смерти его автор воплощает буддийскую идею о неизбежности возмездия.

Повествование строится так, чтобы две главные идеи выступили как выражение мирового закона: идея бренности, непрочности человеческого существования, и мысль о гибельности стремления к власти тех, кто не имеет на нее законного, а в рамках феодальной идеологии - священного права.

Головокружительная быстрота, с которой рушились военная слава и могущество, все, что вчера еще казалось незыблемым, способствовали укреплению буддийских идей о бренности сущего. Судьба правителей из домов Тайра и Минамото трактовалась как доказательство того, сколь гибельна измена феодальному долгу даже для таких могущественнейших князей. "Родительские грехи ложатся и на детей" - эту старинную пословицу приводит автор "Сказания о доме Тайра" в главе "Искупление".

Таким образом, обе идеи, о которых мы говорили выше, представляют, в сущности, две стороны единого мировоззрения: божественная и непреходящая власть принадлежит императору, удел же феодальных властителей, какого бы могущества они ни достигали на краткое время, - бренность. Об этом и вещал колокол обители Гион...