Шахнаме. Том 1

Так что, если бы некий Амани, оставшийся безвестным, и написал поэму об «Иосифе и Золейхе», то вряд ли бы он мог не упоминаться в преданиях и в классической литературе, в то время как тазкире порой сообщают нам имена авторов нескольких удачных бейтов.

В XV в. Джами, «последний классик Ирана», создал блестящую и весьма популярную поэму «Юсуф и Золейха», не упоминая о своем предшественнике, будь то Фирдоусй или Амани. Это была книга, использовавшая тот же библейско-коранический сюжет, но написанная на иную тему. У Джами — философски-суфийская тема всепобеждающей любви, рожденной отблеском извечной красоты. У Фирдоуси (?) основная тема — внутренний рост чистого юноши Иосифа. И раскрыта она, на наш взгляд, с поэтической силой в мастерством.

Можно еще отметить, что успех и популярность обработки Джами не исключили более позднего обращения к поэме Фирдоуси как к источнику подражания. Так, интересная и в наши дни, популярная одноименная поэма Назима Хератского (XV в.) отталкивается в своем «подражании-соперничестве» от поэмы, по-видимому, написанной Фирдоуси.

Кроме поэмы «Юсуф и Золейха», автору «Шахнаме» приписываются еще отдельные лирические фрагменты и даже целые стихотворения — «касыды». Речь идет не об отдельных стихах из «Шахнаме» (или якобы из «Шахнаме») [441]  и не о фрагментах какого-либо иного эпического месневи, а о лирических по форме (монорифмических) строках и цельных стихотворениях. Разумеется, Фирдоуси мог и должен был вообще писать подобные, не связанные с «Шахнаме», стихи. Так что нельзя a priori отрицать его авторство на том основапии, что Фирдоуси не был автором «Дивана». Последнее бесспорно: мы уже говорили, что Фирдоуси не выступал как профессиональный поэт и своего «Дивана» не имел. Никто ему этого и не приписывает, но источники и ранние и поздние дают лирические отрывки с именем Фирдоуси. Еще в конце прошлого века неутомимый библиограф, знаток и исследователь рукописей Г. Эте выбрал из различных рукописных источников (антологии, биословари, тазкире и т. п.) пятнадцать таких стихотворений и опубликовал в 1872 и 1873 гг. в Мюнхене под заголовком «Firdawsi als Lyriker». Если к ним прибавить еще несколько фрагментов, опубликованных в персидском журнале «Эрмеган» в 20—30-е годы и извлеченных из старых рукописных сборников Бехаром, Вехидом Дестгерди и другими, то в нашем распоряжении будет около двух десятков лирических фрагментов, приписываемых Фирдоуси.

Среди, этих фрагментов и цельных стихотворений (четверостиший и даже касыд) часть явно и по языку, и по содержанию, и по стилю не могла быть написана автором «Шахнаме», часть производит впечатление поздних отзвуков анонимных стихотворцев на легенду о Фирдоуси и на «мотивы» «Шахнаме». И только единичные фрагменты могут с известной долей вероятия быть признаны принадлежащими Фирдоуси. Так, трудно отрицать принадлежность Фирдоуси следующего, основанного на указании нескольких источников (иногда дополняющих друг друга) лирического стихотворения, написанного, как и «Шахнаме», размером «мутакариб» и опубликованного еще в 1774 г. с именем Фирдоуси [442]:

Один из старейших наших источников — тазкире XIII в. «Лобаб-аль-Альбаб» М. 'Ауфи — приводит известный отрывок (тоже метром мутакариб, но полным) как принадлежащий Фирдоуси:

Кое-что из приписанного Фирдоуси равно могло еще действительно принадлежать, как и не принадлежать, например, фрагмент, опубликованный Вехидом Дестгерди (по своей рукописи сборпика «Маджма‘-аль-бахрейн») [444]:

Указывалось, между прочим, что язык лирики Фирдоуси — иной, с большим количеством арабизмов, что в «Шахнаме». Но подлинные лирические фрагменты Фирдоуси и должны были бы отличаться от языка поэмы.

Основное же состоит в том, что мы не можем судить о лирике Фирдоуси на основании упоминавшихся фрагментов. Их слишком мало, и тем более ничтожен процент возможно принадлежащих Фирдоуси. Да это и лишнее в решении вопроса о лиризме поэта.

«Шахнаме», как мы уже видели, насыщена до пределов лиризмом. Лирические отступления автора дают огромный материал для того, чтобы отвести Фирдоуси почетное место в ряду великих лириков таджикской и персидской классической литературы. Фирдоуси как лирик еще в монографическом плане не изучался, и это одна из почетных и интересных задач будущего.

В поэме мы находим блестящие лирические вставки, например, известный философски-гедонический фрагмент «о вине»:

Фирдоуси — автор «Шахнаме» и это одно вполне определяет творческий облик великого поэта своего народа. Все остальное может нам быть интересно и нужно прежде всего потому, что Фирдоуси — создатель гениальной поэмы.

«Шахнаме» в основе своей — поэтическая обработка прозаического мансуровского свода. Принципиальная верность Фирдоуси своим источникам (в целом) несомненна и, в конечном счете, является одной из творческих особенностей автора.

Фирдоуси сознательно подчиняет себя материалу, говорит во «Введении» к поэме о «переложении в стихи... времен минувших книги». Следовательно, он сам считает себя версификатором.