Макамы

О, милость эмира пусть их посетит, упованья печалящихся оживит! Повелитель, им тягости облегчить помоги, исполни просьбу испытанного слуги: отдай приказ его домой отпустить — вечно он будет о тебе Аллаха молить!»

Когда кончил старик прошение диктовать, искусство свое сумев показать, все его восхваляли щедрой хвалой, одаривали наперебой и стали расспрашивать, какого он рода и где обитель его народа. Старик ответил:

Молва о поэте быстро росла и до ушей эмира дошла. Старика эмир к себе зовет и жемчугами ему наполняет рот, предлагает один из диванов себе под начало взять — украшением свиты эмировой стать. Дарами эмира старик доволен остался, но пойти на службу к нему отказался.

Продолжал аль-Харис ибн Хаммам:

— Породу дерева я разглядел еще до того, как плод созрел, воссияние луны предсказал, прежде чем старец слово сказал. Но взглядом успел он предостеречь, чтобы я в ножнах оставил свой меч: ведь было бы, право, неблагородно о нашем знакомстве кричать всенародно. Когда Абу Зейд удалился с полной сумой, довольный победой такой, вышел я его проводить, чтоб минуты общения с ним продлить, и стал Абу Зейда укорять за то, что диваном отказался он управлять. Старик улыбкой пресек увещанья и сказал такие слова на прощанье:

Перевод В. Борисова

Баркаидская макама

(седьмая)

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:

— Связанный путами путей и дорог, утружденный плаваньем по морю утрат и тревог, к Баркаиду [50] иракскому я барку свою пригнал — день розговенья [51] там провести пожелал. Наконец утро праздника занялось, народу множество собралось, все спешили к мечети — и пеший и конный, согласно Аллаха закону стремились положенное совершить: подаяние бедным раздать и на молитве побыть. И я, по обычаю, обрядившись в новое платье, вышел с толпой простолюдья и знати. Мечеть наполнялась за рядом ряд; казалось, ни шагу не ступишь — так плотно люди стоят.

Но вдруг какой-то старик с мешком появился меж нами, в черной простой одежде, с закрытыми плотно глазами. Старуха его за рукав вела — как ифрит, безобразной старуха была! [52] Шел он, качаясь, словно лишенный сил, слова приветствия чуть слышно произносил. Потом он стал в стороне, руку засунул в мешок, оттуда исписанные листки извлек и приказал ифритке своей средь собравшихся высмотреть богачей и тем, чьи руки влагой полны [53], листки раздать поскорей. Судьба-насмешница и меня наградила листком — разноцветные буквы я увидел на нем:

Сказал аль-Харис ибн Хаммам:

— Я стихи до конца прочитал, красивому почерку подивился, и мне захотелось узнать сочинителя и того, кто над перепиской трудился. Тут подсказала моя душа, что старуха укажет мне верный путь и что отнюдь не будет греха, если я ей подарю что-нибудь. А старуха вновь обходила ряды — на всех ладонях искала щедрой влаги следы, но зря рассчитывала на успех: сухими были ладони у всех. Наконец поняла, что надежды ее напрасны, и сказала, увидев, что без пользы пропали стихи прекрасные:

— Все люди — творенья Аллаха, и к Аллаху ведет их обратный путь.

И опять пошла по рядам — обратно листки вернуть. Но про мой листок позабыла — шайтан ее одурачил, и она к старику вернулась, рыдая и плача. И старухе так ответил старик, когда услышал жалобный вой и крик:

— К Аллаху мы в беде прибегаем, дела ему наши препоручаем, ибо силы и мощи выше не знаем.

И продекламировал:

И добавил:

— На будущее уповай, а листки собери и сосчитай!

Старуха громко в ответ рыдала:

— Я листки собрала и сосчитала, но что поделать, коль злобный рок у меня похитил лучший листок!