Избранное

22. Вдобавок ко всему Протей, по-видимому, полагает, что готовит благочестивое зрелище — сожжение человека в священном месте, где даже мертвых хоронить нечестиво. Вы, наверное, слышали, что в давние времена некто, тоже желая прославиться и не имея возможности добиться этого другим способом, сжег храм Артемиды Эфесской. 133 Нечто подобное замышляет и Перегрин: столь сильная страсть к славе обуяла его.

23. Он, конечно, уверяет, что делает это ради людей, чтобы научить их презирать смерть и мужественно переносить несчастие. Я бы хотел предложить вопрос — не ему, конечно, а вам: неужели вы пожелали бы, чтобы преступники сделались его учениками и усвоили это мужество и презрение к смерти, пытке огнем и тому подобным ужасам? Я твердо уверен, что вы этого не захотели бы. Но как разобраться в этом Протею, как понять, что, желая приносить пользу порядочным людям, не следует делать негодяев более дерзкими и решительными.

24. Но допустим, что смотреть на это зрелище пойдет только тот, кто вынесет полезное поучение. Тогда я вам предложу другой вопрос: хотите ли вы, чтобы ваши дети сделались последователями подобного человека? Вы не можете сказать «да». А впрочем, к чему я это спрашиваю, раз никто из его учеников не решается подражать учителю? И можно справедливо упрекнуть Феагена в том, что он, во всем подражая учителю, не следует за ним и не сопровождает его «на пути к Гераклу», как он говорит, и пренебрегает возможностью в короткое время сделаться весьма счастливым, бросившись очертя голову вместе с ним в огонь. Подражание ведь не в суме, палке и рубище — это безопасно, легко и всякому доступно; надо подражать конечным и главным действиям и, сложив костер из колод по возможности сырого фигового дерева, задохнуться от дыма. Ведь огонь как средство смерти изведан не только Гераклом и Асклепием, но также грабителями храмов и убийцами, которых, как это можно видеть, сожигают после осуждения. Следовательно, предпочтительнее смерть от дыма: это был бы особый способ, примененный единственно вами.

25. Что касается Геракла, то он, если и решился на подобное дело, поступил так под влиянием болезни, снедаемый кровью кентавра, как говорит трагедия. 134 Ну, а Протей чего ради пойдет бросаться в огонь? А вот, говорят нам, для того чтобы показать свое мужество наподобие брахманов; ведь Феаген нашел нужным и с ними его сравнить, как будто среди индийцев не может быть также глупых и тщеславных людей. Но уж в таком случае пусть он действительно подражает им. Те не прыгают в огонь, как уверяет кормчий Александра Онесикрит, который видел сожжение Калана, 135 а, соорудив костер, стоят неподвижно вблизи и дают себя поджаривать с одной стороны; затем они подымаются на костер, сохраняя благородную осанку и сжигают себя, даже не шелохнувшись при этом. А если Перегрин бросится в костер и умрет, охваченный пламенем, что в этом великого? Да и не исключена возможность, что он полуобгорелым выпрыгнет назад, если только не устроит костра, как говорят, в глубокой яме.

26. Некоторые утверждают, что Протей передумал и собирается изъяснять какие-то сновидения, будто бы Зевс не позволяет осквернить священное место. Что касается этого, то пусть Протей не беспокоится. Я готов принести торжественную клятву, что никто из богов не разгневается, если жалкий Перегрин погибнет жалким образом. А впрочем, и нелегко ему идти на попятную: окружающие киники возбуждают его и подтаскивают в огонь, подогревая его намерения и не допуская приступов слабости. Если бы Протей, бросившись в огонь, увлек с собой двух-трех из них, это было бы единственным его хорошим делом.

27. Я слышал, что он не хочет больше называться Протеем, но переименовал себя в Феникса, так как и феникс, индийская птица, говорят, восходит на костер, когда достигает глубокой старости. Кроме того, Перегрин сочиняет небылицы и толкует какие-то оракулы, конечно старинные: будто бы ему суждено сделаться ночным духом-хранителем. Ясно: он уже домогается, чтобы ему поставили алтари, и надеется, что будут воздвигнуты его изображения из золота.

28. И право, нет ничего неправдоподобного в том, что среди множества глупцов найдутся такие, которые будут уверять, будто они при помощи Протея исцелились от лихорадки и ночью встретились с духом-хранителем. Проклятые его ученики, надо полагать, устроят на месте сожжения и храм и прорицалище, так как известный Протей, сын Зевса, родоначальник этого имени, тоже был прорицателем. Я торжественно уверяю, что Протею будут назначены жрецы с бичами, орудиями прижигания и подобными выдумками и, клянусь Зевсом, в честь его будут учреждены ночные мистерии и процессии с факелами вокруг костров.

29. Как сообщил мне один из товарищей Протея, Феаген недавно уверял, что Сивилла дала предсказание об этих событиях. Он передавал даже следующие стихи оракула:

30. Феаген говорит, что он слышал это от Сивиллы. Я же напомню к нему относящийся оракул Бакида, 136 который, очень удачно примыкая к Сивиллиному, так вещает:

Как вам кажется, граждане? Разве Бакид как прорицатель хуже Сивиллы? Поэтому пора почтеннейшим товарищам Протея высмотреть место для превращения себя в «воздух» — так они называют сожжение».

31. Так он сказал, и все окружающие воскликнули: «Пусть киники немедленно себя сожгут; они достойны сожжения». Оратор со смехом сошел вниз, но «от Нестора шум не сокрылся», 137 то есть от Феагена. Лишь только он услышал крик, как немедленно взошел на возвышение, стал кричать и сулить бесконечное множество зол оратору, который спустился с трибуны; я не называю имя этого почтенного человека, так как не знаю его. Я предоставил Феагену надрываться от крика и пошел смотреть атлетов, так как говорили, что эланодики уже находятся на месте борьбы. Вот все, что произошло в Элиде.

32. Когда же мы пришли в Олимпию, задняя часть храма была полна людьми, порицающими Протея или же восхваляющими его намерение. У многих дело дошло до рукопашной. Наконец пришел и сам Протей в сопровождении несметной толпы. Выступая после глашатаев, он держал длинную речь, рассказывая, как провел свою жизнь, каким подвергался опасностям и что он перенес ради философии. Сказано Протеем было много, но я мало слышал из-за многолюдности сборища. Затем, испугавшись, что меня могут придавить в такой толпе, как это случилось со многими, я удалился, бросив ищущего смерти мудреца, который перед кончиной говорил о себе надгробную речь.