О медицине (ЛП)

Большинство древних врачей давали ее поздно, часто на 5-й день, нередко на 6-й, и это, может быть, допускает характер климата Азии или Египта.

Асклепиад после того, как в течение трех дней изнурял больного во всех отношениях, позволял ему есть на 4-й день.

Темизон же некогда учитывал не то, когда началась лихорадка, а когда она прекратилась или определенно пошла на убыль, и, выждав с этого момента три дня, тотчас же давал пищу, если лихорадка не повторялась; а если она повторялась снова, то давал есть или после ее прекращения, или если она устойчиво держалась, то после того, как она определенно склонялась к концу.

Однако, никакое из этих предположений не является непререкаемым, так как дать в первый раз пищу можно и на 1-й день, можно и на 2-й, и на 3-й, даже на 4-й и на 5-й день; ее можно дать после одного приступа, можно после двух можно после многих, ибо решающее значение в том, какова болезнь, каков организм больного, каков климат, каков возраст, каково время года, и меньше всего в ряду этих сильно различающихся между собой условий может играть роль указание определенных сроков.

При заболеваниях, поглощающих больше сил, пищу надо давать скорее, то же самое в таком климате, который способствует скорейшему ее расходованию. Поэтому для Африки, по-видимому, естественно, что больной не может быть без пищи ни одного дня. Точно так же ребенку надо давать пищу скорее, чем юноше, а летом скорее, чем зимой.

Единственное, что во всех случаях и везде надо соблюдать, это то, чтобы находящийся при больном врач неотступно следил за состоянием сил больного и настаивал на ограничении пищи, если у больного вполне достаточно сил, или советовал принять пищу, когда начинал бояться за состояние его сил, ибо долг врача состоит в том, чтобы, с одной стороны, не обременять больного избыточной пищей, а с другой - не порождать ослабления больного голодом.

То же самое я нахожу и у Эразистрата. Хотя он недостаточно обращал внимание на то, чтобы желудок и организм в целом освобождались (от избыточного вещества), однако, говоря, что это надо иметь в виду и пищу давать только тогда, когда в ней будет нуждаться организм, достаточно высказался в том смысле, что можно не давать пищу, пока силы больного сохранились, и что надо учитывать, чтобы они не истощались.

Из предыдущего можно заключить, что один врач не может лечить многих больных и что надежен только тот, кто, будучи мастером своего дела, редко оставляет больного. Те же врачи, которые заботятся лишь о выгоде - ибо доход бывает большим от большего числа клиентов - щедро расточают больным такие наставления, которые не требуют неотступного нахождения при больном. Действительно, легко считать дни лихорадок и приступы тем, кто редко видит больного.

Необходимо, чтобы около больного был такой врач, который, поскольку у него только один объект заботы, будет наблюдать, когда больной, если его лишить пищи, окажется чрезмерно слабым.

В большинстве случаев самым удобным для начала питания больного принято считать 4-й день.

Однако, существуют разногласия относительно этих дней.

Так, древние преимущественно придерживались нечетных дней и называли их crisimus, критическими, как будто в эти дни решалась судьба больных. Это были: день 3-й, 5-й, 7-й, 9-й, 11-й, 14-й, 21-й; при этом самое большое значение придавалось 7-му, затем 14-му далее 21-му. Следовательно, при таком порядке питания больных они как бы пережидали приступы, приходящиеся на нечетные дни и давали пищу лишь после них, как будто последующие приступы должны были быть более легкими, так что Гиппократ всегда опасался рецидива лихорадки, если она прекращалась на другой день.

Асклепиад справедливо отвергал это, как не имеющее основания, и говорил, что ни в одном дне не заключена большая или меньшая опасность, будь он нечетным или четным, так как иногда четные дни как раз бывают хуже, и что целесообразнее давать пищу после приступов, приходящихся на эти дни.

Вообще, нередко в процессе самой болезни счет дней меняется, и более тяжелым становится тот день, который обычно был менее тяжелым. Да и самый 14-й день, которому древние придавали большое значение - четный день.

Сами себе противоречили они, утверждая, что восьмой день имеет природу первого дня, так что с него начинали следующую семидневку, брали же как критические не 8-й, не 10-й, не 12-й, а почему-то отдавали предпочтение 9-му и 11-му. Поскольку они делали это без всякого заслуживающего одобрения основания, то и переход от 11-го дня делали не к 13-му, а к 14-му дню.

Даже у Гиппократа сказано, что четвертый день - самый тяжелый для того больного, которого ожидает облегчение на 7-й день. Таким образом, согласно тому же автору, с одной стороны, в четный день лихорадка может протекать более тяжело, а с другой - может быть определенный прогноз на будущее.

И в другом месте он же считает самым решающим в обоих отношениях каждый четвертый день, то-есть 4-й, 7-й, 11-й, 14-й, 17-й. В этом случае он переходит с порядка четных дней на порядок дней нечетных и даже не выдерживает и этого принципа, так как от 7-го дня 11-й день является не четвертым, а пятым. Совершенно ясно, что с какой бы точки зрения мы ни смотрели на число, никакой системы у этого автора, конечно, нет.

В отношении чисел, древних авторов безусловно ввели в заблуждение весьма распространенные в то время пифагоровы числа, тогда как врач должен не дни считать, а наблюдать непосредственно за приступами и на основании их делать заключение, когда давать пищу.

При этом в интересах лучшего лечения важно знать следующее: тогда ли надо давать пищу, когда уже установилась хорошая пульсация крови, или тогда, когда еще остаются последние признаки лихорадки.

Древние врачи давали пищу больным в возможно более здоровом состоянии.

Асклепиад давал пищу, когда лихорадка уже шла на убыль, но все же еще не прекратилась. В этом случае он руководствовался неосновательным соображением, так как иногда нельзя давать больному пищу слишком рано не потому, что в скором времени ожидается следующий приступ, но, разумеется, потому что ее надо давать, когда больной достигнет возможно более. полного выздоровления: ведь пища меньше подвергается порче, если дается здоровому организму.

Однако, наверно и то, что казалось верным Темизону, будто бы, если больной чувствует себя хорошо в течение 2 часов, лучше давать ему пищу в этот момент, поскольку она была бы лучше усвоена организмом, находящимся в здоровом состоянии. Это было бы самое лучшее, если бы пища действительно могла так быстро быть усвоена. Но поскольку такого короткого срока недостаточно, то лучше предусматривать начальные сроки питания от конца лихорадки, чем его сроки от начала нового приступа.

Таким образом, если очередной перерыв более продолжителен, то следует давать пищу, как только больной будет чувствовать себя наиболее здоровым, а если он краток, то не прежде, чем больной будет совершенно здоров. В последнем случае имеется в виду полное прекращение лихорадки, а в первом - ремиссия, которая может быть очень значительной при длительной лихорадке.

Является также вопросом следующее: нужно ли выжидать именно столько часов, сколько продолжалась лихорадка, или достаточно переждать некоторую часть этих часов, чтобы пойти навстречу тем больным, у которых иногда силы не допускают этого ожидания.

Всего вернее сначала переждать срок приступа, но если лихорадка длительная, то можно быть снисходительным к больному, однако не прежде, чем истечет не менее половины этого времени, и этого следует придерживаться не только при названной лихорадке, но равно и при всяких других.

ГЛАВА V. О ВИДАХ ЛИХОРАДОК И СПОСОБАХ ЛЕЧЕНИЯ КАЖДОГО ВИДА И, ПРЕЖДЕ ВСЕГО, КОГДА НАДО ДАВАТЬ ПИЩУ БОЛЕЮЩИМ ЛИХОРАДКОЙ

Сказанное большей частью является общеобязательным при всех видах лихорадок. Перейду теперь к каждому их виду.

Итак, если приступ лихорадки был только один раз, и после этого лихорадка прекратилась, причем она была следствием или опухоли в паху, или упадка сил, или сильной жары, или чего-либо подобного, а состояние внутренних органов не внушало опасения, то можно дать пищу на следующий же день, как только время приступа минует, при том условии, если приступ не дал никакого осложнения.