Я познаю мир. Рыцари

Вдобавок ко всему и блестящие дворы крупных сеньоров — герцогов и графов — стали приходить в запустение, а там ведь всегда и самый бедный из рыцарей мог получить приют, да вдобавок богатые подарки.

В Германии, в Тюрингии, счастливые для рыцарства времена завершились со смертью ландграфа Германа, и при дворе его наследника Людовика, отличавшегося благочестием и набожностью, началась унылая, тусклая жизнь, где не было места для праздников и стихов.

Для рыцарей юго-восточной Германии праздничная, утонченная жизнь завершилась со смертью герцога Австрийского, погибшего в битве с венграми.

Прекратилась и династия немецких королей и императоров Гогенштауфенов, представители которой были главными вдохновителями блестящей рыцарской жизни. Монархи этой династии Генрих VI и Фридрих II были знамениты тем, что сами писали стихи и служили Прекрасным Дамам, а после них в Германии наступили жестокие времена междуцарствования, когда на троне одна фамилия сменялась другой — императорскую власть пытались вырвать друг у друга владетельные немецкие князья.

Казалось, снова наступил хаос разобщенного X века. «Многие из тех, которые были богатыми, сделались бедными, — писал современник. — Села опустели, поля стояли опустошенными, и вся страна покрылась стыдом. Где жил прежде в довольстве и счастье крестьянин, теперь не кричит петух, не кудахчет курица; нет там ни овцы, ни скота, ни коня, пасущихся на лугу; никому не мешает спать звон колокола, потому что заброшены все церкви».

«Прекрасные Дамы» в эти мрачные времена вновь, как прежде, запирались в потаенных комнатах замков и заменяли рыцарские романы молитвенником, а роскошные платья полу монашеским убором.

Всеобщее разорение коснулось и богатого, просвещенного Прованса. Его опустошили северофранцузские рыцари, призванные римским папой, посчитавшим, что среди свободолюбивых и вольномыслящих провансальцев распространяется вероучение, расходящееся с постулатами христианской Церкви, и подлежащее искоренению. Двадцать лет в Провансе продолжалась война, полностью опустошившая цветущий край. Города лежали в развалинах, на месте многих замков лишь чернели обгоревшие стены.

Как проходил обряд разжалования

Вырождалось, скудело блестящее совсем недавно рыцарство. Тот, кому остатки чести и достоинства не дозволяли разбойничать, продавали свой меч и копье любому, кто желал их купить, и становился наемным воином. И все чаще обедневшее сословие, становившееся все более жалким, служило мишенью для насмешек со стороны крепнущего купечества и горожан.

Вышучивались кастовость рыцарей, их гордость, даже торжественные обряды. В одной из сатирических поэм того времени воина посвящают в рыцари следующим образом: возводят на кучу навоза, оружие приносят в дырявых корзинах, на голову надевают шлем, который три года пролежал в закладе у ростовщика. Боевая лошадь, которую подводят рыцарю, оказывается жалкой клячей, «спина которой похожа на рыбий скелет».

Правда, такие жалкие, готовые закладывать доспехи и едва ли не побираться рыцари и в самом деле встречались в ту пору. По представлениям тех, что еще сохраняли возвышенные идеалы чести, достоинства, они унижали, позорили рыцарское звание. И вот в XIV веке появился особый обряд разжалования.

Рыцаря, подлежащего разжалованию, одетого в одну длинную рубаху, возводили на подмостки, окруженные толпой веселящихся зрителей. На глазах у лишаемого звания на куски разбивалось его оружие, с сапог срывали шпоры, щит привязывали к хвосту жалкой клячи. Герольд трижды вопрошал, обращаясь к другому герольду: «Кто это?» Второй отвечал: «Это рыцарь». И тогда первый герольд трижды повторял: «Нет, это не он! Это не рыцарь, это негодяй, изменивший своему слову!»

Затем священник читал псалом: «Да будет дни его кратки, и достоинство его да возьмет другой. Да будут дети его сиротами, и жена его вдовою. Да не будет сострадающего ему; да не будет милующих сирот его. Да облечется он проклятьем, как ризою, и да войдет оно, как вода, во внутренности его, и, как елей, в кости его». Потом разжалованного рыцаря на носилках, словно мертвеца, несли в церковь и служили над ним панихиду...

Что значит воевать по-рыцарски

И все же были еще у рыцарства новые взлеты, как, впрочем, и новые падения.

В 1328 году на французском престоле династия Валуа сменила Капетингов. При новом короле, Филиппе VI, двор преобразился. Король покровительствовал рыцарству, сам чтил его заповеди, и в Париже не прекращались празднества, турниры. Залы Лувра, королевского дворца, вновь заполнились красавицами в роскошных платьях, опять зазвучали нежные мелодии. Новую возможность показать себя во всем своем блеске дала рыцарству и начавшаяся вскоре война с Англией, когда Эдуард III, английский король, заявил свои права на французский престол.

Эта война оказалась небывало долгой, она получила название Столетней, хотя на самом деле длилась даже дольше века — с 1337 по 1453 год, — и поначалу представляла собой ряд блестящих поединков, в которых французские и английские рыцари состязались не только в искусстве владения оружием, но и в великодушии, в верности служения своим дамам.

От первых лет той войны осталось немало любопытных свидетельств, показывающих взаимоотношения рыцарей, сражавшихся под разными знаменами, но вместе с тем ясно ощущавших свою принадлежность к одному и тому же европейскому рыцарскому братству, видевших в противнике воинов, абсолютно равных себе. В конце концов не так уж много времени прошло с тех пор, как англичане и французы вместе, бок о бок друг с другом, сражались в Святой Земле с неверными...

Однажды два рыцарских отряда французов и англичан, встретившись в чистом поле, начали готовиться к сражению. Но прежде некий французский рыцарь в одиночку подскакал к англичанам и предложил кому-нибудь из них сразиться с ним во славу своей дамы. Вызов немедленно был принят, и оба отряда ждали, чем закончится поединок.

Точно такой же случай произошел при осаде англичанами замка Тори. Шел штурм, когда один из французских рыцарей крикнул со стены: «Есть ли здесь какой-либо рыцарь, готовый сразиться в честь своей дамы? Посмотрим, есть ли среди вас, англичан, влюбленные?»

Штурм тотчас прекратился, и английский рыцарь выехал для поединка и стал ждать противника.

А во время долгой осады англичанами города Ренн, столицы Бретани, французский рыцарь Оливье-де-Мони переплыл в полном вооружении крепостной ров с единственной целью — отнять у одного из английских рыцарей... шесть куропаток. Куропаток зарезал охотничий ястреб Оливье-де-Мони, но упали они на английскую сторону, а француз хотел преподнести их дамам осажденного города.

И он действительно заставил английского рыцаря сдаться ему в плен, но был во время поединка тяжело ранен. Тогда рыцарь тут же, на месте боя, вернул пленнику свободу, но взамен попросил помощи английских лекарей. В лагере осаждающих Оливье-де-Мони радушно принял герцог Ланкастерский, а когда рыцарь излечился от ран, наградил его на прощанье дорогими подарками.

Да и сами короли подавали придворным пример следования рыцарским заповедям на поле боя. Эдуард III, скрыв свое звание, вызвал на поединок французского рыцаря Эсташа-де-Рибимона, знаменитого отвагой и удалью.

После поединка на копьях начался бой на мечах. Дважды француз опускался на колени, изнемогая под тяжелыми королевскими ударами, и дважды вновь поднимался, чтобы продолжить бой. Наконец он признал себя побежденным.

О том же, кто был его противником, он узнал лишь тогда, когда Эдуард III распорядился подарить ему дорогое платье и пригласил в замок Кале, захваченный англичанами, на ужин. За столом французскому рыцарю прислуживал сам принц Уэлльский, наследник английского престола. Этим английский король показывал, как высоко он ценит доблесть противника...