Паханы, авторитеты, воры в законе

В относительном спокойствии воры в законе доживали последние годы. Структурные изменения и кадровые перестановки в правоохранительной системе отодвинули борьбу с профессиональной преступностью на задний план. В органах МВД были созданы следственные отделы и управления, которые расследовали уголовные дела, возбужденные оперативными службами. Делились сферы подчинения между МВД СССР и МГБ СССР. Весной 1953 года по инициативе Лаврентия Берии эти два мощных силовых ведомства вновь слились воедино. Главное управление лагерей за исключением его оперативной структуры было передано Минюсту. Берия, намереваясь войти в историю страны своей «гуманностью и великодушием», обращается в Президиум ЦК КПСС с просьбой провести широкомасштабную амнистию. Он предложил помиловать тех, кто не представлял для общества большой опасности: уголовников, женщин с малолетними детьми, беременных, несовершеннолетних, больных и пожилых лиц. «Враги народа» под государственную милость не попадали. В конце марта Президиум Верховного Совета СССР подписал Указ, который выпустил на свободу без малого половину всех осужденных.

Последующие годы государство пожинало плоды своего гуманизма. Уголовная преступность вновь захлестнула страну. В 1956 году союзное МВД возглавил энергичный Николай Дудоров, обвинивший во всех смертных грехах уголовных авторитетов. Он предложил свою программу борьбы с преступностью, которая начиналась с чистки лидеров блатного мира.

МВД СССР начало широкомасштабное наступление на воров в законе. Окончательно разуверившись в их трудовом перевоспитании, карательная машина решила истребить законников более эффективным способом. Самых влиятельных уголовных лидеров начали этапировать в ТОНы — тюрьмы особого назначения, в которых трудовая деятельность не предусматривалась. До этого в отсадочных острогах содержались лишь те, кто мог нанести «морально-политический ущерб советскому строю»: разжалованные чекисты, иностранцы, диссиденты, бывшие партийные чины. Их сгоняли в Ярославский, Тобольский и Владимирский централы, в Сухановский и Суздальский монастыри, переоборудованные под отсадочные остроги. Блатная гвардия вновь хлынула в зоны. Развернулась кампания по физическому уничтожению уголовных авторитетов.

Владимирский централ, повидавший на своем веку сотни воров в законе, прославился наиболее жестким режимом содержания. Лежать на нарах разрешалось лишь ночью, запрещался громкий разговор, по нескольку раз на день администрация тюрьмы устраивала обыски.

На этажах и в коридорах постоянно менялись надзиратели, усложняя таким образом любые неформальные контакты с блатарями. Любая связь между камерами нещадно преследовалась. За надпись на стене, крик в окно и разговор во время прогулки давался карцер. В карцере могли содержать месяцами. Для этого существовали особые приемы, речь о которых пойдет позже.

Но, несмотря на особый режим содержания, воры не прекращали его нарушать. Они быстро приспособились к местным условиям и разработали новые способы связи. Тряпкой или веником откачивалась вода в унитазе, и через канализационную систему отправлялись записки и даже небольшие предметы в виде пачек чая и сигарет.

Вскоре была разработана и звуковая азбука для перестукивания. Скажем, алфавит русского языка условно размещался в тридцати клетках («ъ», «ь» и «ё» исключались): шесть клеток — вправо, пять — вниз. Первая серия ударов обозначала место буквы в вертикальном ряду, вторая серия — в горизонтальном. К примеру, буква «б» передавалась так: один удар — пауза — два удара; буква «и»: два удара — пауза — три удара.

В лагерях, где прочно укоренилась воровская власть, администрация начала расширять и укреплять комендатуру, которая противостояла блатарям. Создавались сучьи бараки, куда бросали на перевоспитание особо опасных законников. Там вора могли искалечить или даже убить. Эта негласная воспитательная мера оказалась настолько эффективной, что она получила продолжение и в последующие десятилетия в виде пресс-камер.

Силовые ведомства не ограничились тюремно-лагерным истреблением блатной элиты. Следственные органы получили негласное право воздействовать на воров в законе особыми методами, не предусмотренными уголовно-процессуальным законодательством. Обработка криминальных авторитетов начиналась сразу же после ареста. Милиция прилагала все усилия, чтобы вор письменно отрекся от блатных законов и официально заявил о своей готовности «стать на путь исправления и трудом искупить свою вину перед советским народом».

В начале следствия вор в законе подвергался психической обработке: ночные допросы, истязание бессонницей, провокации, угрозы. Затем наступала вторая степень неформального процессуального воздействия. Воров помещали в клопиные боксы, подсаживали к отъявленным бандитам-анархистам или сукам, морили голодом или попросту избивали прямо в служебных кабинетах. Когда государство ужесточило уголовную ответственность за корыстные преступления, ворам стали накручивать максимальные сроки. Пытаясь подорвать их репутацию, уголовный розыск фабриковал компру, которая через стукачей и провокаторов распространялась в преступном мире.

Во всей внутрислужебной переписке на словосочетание «вор в законе» наложили табу. Законникам придали другую уголовную окраску и стали называть «организаторами преступных группировок», а профессиональную преступность — «организованной преступностью». Схлопотать срок можно было даже лишь за прямую или косвенную принадлежность к ворам в законе.

Блатному братству приходилось уже не карать предателей, а просто выживать. Ряды польских воров все пополнялись и пополнялись развенчанными ворами в законе, мокрушниками, военными преступниками. Новоиспеченный клан воров оказался менее щепетильным в кадровых вопросах и мог наградить воровским венцом любого, кто имел силу, зачастую физическую, в уголовной среде. В лагерном беспределе отъявленные головорезы быстро оценили свои качества и возможности. Пока суки и честные воры выясняли отношения и душили друг дружку, бандиты и гопники (осужденные за гоп-стоп, то есть грабеж) стали в свою очередь протискиваться к власти. В лагерях появились ломом подпоясанные, красные шапочки, анархисты, чугунки и прочие группировки. Но все они не имели той численности и того лагерного опыта, какой был за ворами в законе и суками. Фраера остерегались открытых стычек с ворами и довольствовались своим влиянием лишь на небольших участках зоны.

Суки отказывались переступать порог тех лагерей, где царила власть воров в законе. Некоторые из них рассылали жалобы во все инстанции с просьбой изменить место отбытия наказания. Сорокашестилетний рецидивист Д. в своей жалобе писал:

В 1956 году новое руководство МВД отправило в ЦК КПСС проект по стабилизации неформальных норм поведения в местах лишения свободы. Вскоре на базе существующих зон были созданы спецлагеря, по которым разошлись враждующие стороны. Администрации специальных лагерей запрещалось переводить воров из лагеря в лагерь. Продолжать «сучью войну» блатные могли лишь на свободе. По данным МВД, только за 1956–1957 годы насильственную смерть приняли свыше ста рецидивистов, твердо решивших стать на путь исправления. Имелись потери и среди блатарей-ортодоксов.

Спустя год на Среднем Урале возле Свердловска появился экспериментальный лагерь, куда этапировались исключительно воры в законе и злостные отрицалы. Среди блатной элиты началась воспитательная работа. Зона оказалась экспериментальной во всех отношениях. В ней царил беспредел со стороны администрации. Опытные мастера перковки, прошедшие спецподготовку в органах ГПУ еще в довоенные годы, принялись за подрывную деятельность в рядах многострадальной братвы. Под прицелом оказались наиболее влиятельные воры, успевшие стать живым символом блатной чести и доблести. В первую очередь «воспитатели» намеревались завербовать стукачей для распространения клеветы и получения внутрилагерной информации. Но эта попытка оказалась безуспешной.