Что непонятно у классиков, или Энциклопедия русского быта XIX века

Великий знаток русского быта Лесков в статье «Пресыщение знатностью» о надписях на конвертах отмечает: «Пишут купцам: „его чести“, „его милости“, „его степенству“ и даже пишут „его высокостепенству“, а когда просят от них „корму“, тогда титулуют их „высокопревосходительством“.

Зато обращение привилегированных сословий к низшим было самым пренебрежительным, в особенности к крепостным — только по имени, и то в пренебрежительной форме. Официантов подзывали словом «ЧЕЛОВЕК»; произнесенное сквозь зубы, это звучало «челаэк!».

В рассказе Тургенева «Два помещика» Мардарий Аполлонович зовет слуг: «Мишка! Юшка!» Оказывается, что Юшка — «высокий и худощавый старик лет восьмидесяти».

В.Г. Белинский в своем знаменитом письме по поводу «Выбранных мест из переписки с друзьями» Н. Гоголя с гневом и горечью писал о николаевской России как о стране, «где люди торгуют людьми», стране, «где люди сами себя называют не именами, а кличками: Ваньками, Степками, Васьками, Палашками…» Эти формы имен носили тогда откровенно унизительный оттенок.

Такие «клички» оставались и много позднее отмены крепостного права. В «Тихом Доне» М.А. Шолохова в имении Листницкого работает конюх Сашка. «До сплошных седин дожил старик, но Сашкой так и остался. Никто не баловал его отчеством, а фамилии, наверное, не знал и сам старый Листницкий, у которого жил Сашка больше двадцати лет».

Читая классиков, мы едва ли не на каждой странице наталкиваемся на забытые и полузабытые слова, обозначающие термины родства, различные виды обращений. Будем внимательны и к этим деталям.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

МЕРЫ И ВЕСА

Меры длины

До введения в 1925 году метрической системы мер и международной системы единиц в России действовали так называемые русские меры, которые постоянно встречаются в произведениях дореволюционной литературы. Нередко эти термины при чтении не вызывают у современного читателя никакого определенного представления.

Очень полезно разобраться и в них. Начнем с мер длины.

Слово «ВЕРШОК» знакомо каждому — нечто короткое, незначительное. О человеке незрелом, малыше до сих пор говорят: «От горшка два вершка». Слово происходит от «верх», то есть росток, всход — стебелек, пробившийся из земли. Мера вершка равна приблизительно 4,45 см.

Отправляясь к старухе-процентщице, «чтобы подвесить топор к пальто изнутри, Раскольников из рубашки выдрал тесьму в вершок шириной и вершков в восемь длиной». Такая тесьма тяжелый топор удержала (роман Достоевского «Преступление и наказание»).

Гринев, пишет Савельич его родителям, «ранен в грудь на полтора вершка», то есть более чем на шесть с половиной сантиметров.

О каторжниках в «Записках из мертвого дома» Достоевского: «На спине у каждого вышит черный круг вершка два в диаметре», то есть 9 сантиметров.

В романе «Воскресение» Л. Толстого в дверях тюремных камер «дырочки-глазки — в полвершка в диаметре».

Все это понятно. Но почему же тогда в «Муму» Тургенева о глухонемом богатыре дворнике Герасиме говорится, что он был «мужчина двенадцати вершков роста»? Стало быть, рост Герасима едва превышал полметра?

Но такая «несуразность» встретилась не только у Тургенева! Вот и в «Идиоте» Достоевского читаем о том, что в компании Рогожина явился «какой-то огромный, вершков двенадцати, господин».

Рослая сестра старухи-процентщицы Лизавета в «Преступлении и наказании» была «по крайней мере, восьми вершков росту».

В этом же романе Раскольников насмешливо называет своего приятеля, долговязого Разумихина, влюбленного в Дуню, «Ромео десяти вершков росту».

В «Сказке для детей» Лермонтова о величавом старике — хозяине большого дома говорится: «Он ростом был двенадцати вершков».

Двенадцати— и пятнадцативершковые гиганты обнаруживаются в русской литературе в изобилии. В «Что делать?» Н.Г. Чернышевского: «Никитушка Ломов, бурлак, был гигант 15 вершков росту, весил 15 пудов». О Головане, герое рассказа Лескова «Несмертельный Голован», узнаем: «В нем было, как в Петре Великом, пятнадцать вершков».

В чем тут секрет?

Дело в том, что в старину рост человека часто определялся в вершках свыше обязательных для нормального человека двух аршин (то есть 1 м 42 см). Таким образом, рост Герасима в «Муму» постигал 1 метра 95 см, рост Никитушки Ломова почти 2 м 09 см и т. д. Остальные примеры нетрудно перевести в сантиметры с помощью несложных арифметических действий по формуле: вершки в сантиметрах плюс 142 см.

В пьесе Горького «Мещане» машинист Нил притворяется, что не знает этого общеизвестного в те времена правила. Издеваясь над Еленой, которая хвалится тем, что муж ее «был двенадцати вершков роста», Нил замечает: «Он был так низок?» Современному зрителю смысл этой насмешки уже неясен.

Это же правило касалось и роста лошадей. «Лошади были крупные, четырехвершковые», — пишет С. Т. Аксаков в «Детских годах Багрова-внука». Разумеется, это не значит, что рост их равнялся 18 сантиметрам.

ПЯДЬ равнялась расстоянию между концами растянутых большого и указательного пальцев. Конечно, у разных людей это расстояние было разным, мера пяди не могла быть точной. Договорились, чтобы пядь принимать за 4 вершка или за четверть аршина, но в практике эта мера применялась редко. Поэтому слово «пядь» и его вариант «пядень» в литературе встречается не в прямом, а в переносном значении, например, в поговорках «семи пядей во лбу», то есть высоколобый, очень умный, «ни пяди не уступлю» — не уступлю даже в самом малом и т.п. В драме А. К. Толстого «Царь Федор Иоаннович» Борис Годунов говорит: «Королю ни пяди / Не уступили русской мы земли». Пугачев в «Капитанской дочке» Пушкина восклицает: «Кто из моих людей смеет обижать сироту?.. Будь он семи пядень во лбу, а от суда моего не уйдет».

Гораздо шире была распространена такая мера длины, как АРШИН, равный 16 вершкам (четырем пядям), или 71 сантиметру. Слово было заимствовано у татар, в чьем языке означает локоть как меру длины. Знание длины аршина в сантиметрах поможет представить нам многие описания у классиков.

«Молодые отпрыски, еще не успевшие вытянуться выше аршина, окружали своими тонкими, гладкими стебельками почерневшие, низкие пни» (Тургенев. Касьян с Красивой Мечи).

У Некрасова: «Наши реченьки водой / Налились на три аршина» — половодье весьма значительное.

У Пушкина в «Сказке о царе Салтане» о царевиче Гвидоне сказано: «Сына Бог им дал в аршин». Тут, конечно, сказочное преувеличение: рост новорожденного ребенка редко превышает 55 см.

Мать Смердякова («Братья Карамазовы» Достоевского) «была очень малого роста девка, „двух аршин с малым“, как умилительно вспоминали о ней после ее смерти многие из богомольных старушек… города».

Сейчас ткань в магазинах отмеряют метровой линейкой, до революции меряли линейкой длиной в аршин с нанесенными на ней делениями — вершками. Такая линейка тоже называлась аршином. Отсюда выражение «как аршин проглотил» — о человеке, который держится неестественно прямо. «На свой аршин мерить» — оценивать что-либо по собственным критериям. О том, что аршины-линейки бывали разной длины, свидетельствует и рассказ Горького «Нилушка», где торговец Вологонов «стучит в переборку обмызганным аршином, в котором не более пятнадцати вершков». Теперь мы твердо знаем, что законная длина аршина — 16 вершков.

В «Господах Головлевых» Салтыкова-Щедрина говорится, что в имении Головлевых «караси больше чем в пол-аршина есть» — явное преувеличение. А пастух в рассказе Чехова «Свирель» хвалится: «В нашей Песчанке, помню, щука в аршин ловилась…»

Помните сцену скачек в «Анне Карениной»? Там препятствия на ипподроме — запруженная река в три аршина шириною, канавка с водою в два аршина… При скачке через канавку Вронский сделал неправильное движение, повлекшее его падение с лошади.