Ранние беседы. Дикие гуси и вода

Мне кажется, твои саньясины впали в большую зависимость от тебя и ашрама. Пока они здесь, им хорошо, но стоит им уехать, и они утрачивают почти всю пользу, а некоторым становится еще хуже, из-за разочарования. Как ты относишься к этой реальной ситуации? Ты готовишь саньясинов к тому времени, когда твоего ашрама больше не будет? Ты готовишь их к неизбежному будущему? Будущее существует. Большинство саньясинов проживут еще лет тридцать или сорок. Неужели они всю жизнь проведут в Пуне? Это вряд ли. Мне бы очень хотелось услышать твои комментарии.

Рами Гилбоа, некоторые вещи может понять только саньясин, потому что для их понимания требуется глубокая вовлеченность. Сторонний наблюдатель может в лучшем случае думать о них, не мысли это не чувства и не переживания.

Мышление - это очень бедный заменитель знания. Слепой человек может думать о свете, но не может познать его, потому что для такого познания нужно зрение. Глухой может думать и философствовать о музыке, но не может пережить ее, а без переживания музыки все его суждения о ней будут неправильными.

Рами, ты говоришь, что ты не саньясинка. Тогда тебе будет трудно понять меня. Я буду стараться изо всех сил, но я думаю, что ты все равно не сможешь понять меня.

Ты говоришь, что приехала в мой ашрам ненадолго. Это не то место, куда можно приехать ненадолго. Здесь надо делиться, любить, жить. Если ты сторонний наблюдатель, гость, который при всем этом еще и спешит, тогда ты непременно упустишь суть. И твой вопрос ясно показывает, что ты упустила суть, хотя сторонним наблюдателям и гостям будет трудно понять, где именно ты упустила суть.

Ты говоришь, что тебе нравится то, что здесь происходит. Но дело вовсе не в симпатиях и антипатиях. Ты либо участвуешь, либо не участвуешь. А всякое любование всегда предполагает дистанцию.

Любование не очень сильно отличается от критики, они оба осуществляются на определенном удалении. Критика отрицательна, а любование положительно, но расстояние одно и то же. Вы должны участвовать в таинстве. Вы должны стать частью процесса. Я напоминаю вам и особо подчеркиваю, что единственный способ понять -быть в процессе. Любящий знает любовь. Другие люди отмечают, что это хорошее чувство, но их оценки поверхностны, неизбежно поверхностны. Если вам действительно что-то нравится, вовлекитесь в это, покажите свое участие, станьте саньясином. Невозможно иначе показать свою симпатию.

Если вы любите кого-либо, то не можете просто давать положительные оценки. Вы увлечены им, думаете о нем. Саньяса это любовный роман, увлеченность, преданность. Так открывается совершенно новое понимание.

Ты говоришь, что тебе нравится моя работа. Но я здесь не работаю. Работой мы занимаемся в самую последнюю очередь. То, чем мы занимаемся, совсем нельзя называть работой. Я с состраданием отношусь к алкоголикам, но на дух не выношу трудоголиков. Трудоголики - самые докучливые люди в мире. Гитлер был трудоголиком, как и Сталин, как и Мао Цзэдун. Ни один алкоголик никогда не приносил людям столько же вреда.

Подумайте сами: если бы Гитлер, Сталин, Мао Цзэдун и подобные им люди были алкоголиками, человечеству было бы гораздо легче. Но они, к сожалению, были трудоголиками.

Гитлер был почти махатмой. Вы можете назвать его западным Ганди, потому что он очень похож на Г анди. Гитлер был вегетарианцем, строгим вегетарианцем. Он никогда не пил алкогольные напитки, не курил, не признавал кофе и чай. Это главные условия для признания махатмы.

Гитлер вставал рано утром и принимал холодный душ. Вся его жизнь была подчинена дисциплине, в ней не было ничего неупорядоченного. Единственное его отличие от махатм (отличие ли?) заключалось в том, что Гитлер убивал людей, ему нравилось убивать. А махатме Ганди нравилось убивать самого себя. Если вы спросите меня, я скажу, что он гораздо лучше махатмы Ганди, потому что, когда вы убиваете других, у людей хотя бы есть возможность защищаться. А когда вы убиваете себя, некому защитить вас. Убийца гораздо лучше самоубийцы.

Оба этих человека склонны к насилию. По странному совпадению, Гитлер всю жизнь оставался убийцей и в конечном итоге совершил самоубийство. А Махатма Ганди пытался совершить самоубийство, но в конце жизни его самого убили.

Мы здесь не работаем. Я ленивый человек, поэтому даю наставления о том, как в своей лености достичь просветления. Мы играем, мы несерьезны. Но если ты сторонний наблюдатель, то не сможет понять это. Извне кажется, что все происходит систематично, тогда как в действительности здесь царит полный хаос.

Ты говоришь, что тебе нравится моя теория. Рами, о какой теории ты говоришь? Почему ты решила, что у нас есть какая-то теория? Я разрушаю все теории и не даю им заменители. Я лишь освобождаю вас от обусловленности, но никогда не даю вам новые установки. У меня нет доктрины, догмы, кредо, религии. Весь мой подход заключается в невинности, любви, танце, пении, радости мелочам жизни, потому что мелочи, если им радоваться от души, становятся великими вещами. Если любить что-то земное без всяких условий, это становится священным.

У меня нет теории как таковой, вовсе нет философии. Но если вы слушаете меня, пусть даже совсем не много, то у вас возникнет представление о том, что у меня якобы есть какая-то теория. Для того чтобы понять, что у меня нет никакой теории, надо прожить здесь дольше, потому что только тогда вы сможете увидеть мои противоречия.

Теоретик очень постоянен; и вы можете не найти во всем мире человека, который был бы более непостоянен, чем я, поэтому я не могу быть теоретиком. Здесь царит не логика, а любовная игра.

Насколько я понял, существование постигается не через теории и идеологии, а через сердечное волнение, способность переживать восторг, невинное сердце, а не через лукавый ум. Вы должны уподобиться детям. Это очень тонкое, субъективное явление. Вы никогда не сможете увидеть это в других людях до тех пор, пока не найдете это в себе.

Поэтому, Рами, я говорю, что сначала надо стать саньясинкой. Поживи здесь подольше, тогда у тебя появится правильное представление о том, что здесь происходит. И я вижу из твоего вопроса, что ты еще ничего не поняла.

Ты пишешь мне: «В теории все замечательно, но из десятков саньясинов, с которыми я разговаривала, ни один не сказал, что он нашел путь».

Никто не может сказать это, даже я. Дело в том, что пути нет, мы никуда не идем. Мы просто пребываем здесь. Путь существует в уме. Ум всегда размышляет в терминах средств и целей, путей и задач. Ум всегда устремлен как какой-то цели. Ум всегда жертвует настоящим ради будущего. Цель непременно в будущем, она не бывает в настоящем. В настоящем находится путь. Сегодня это путь, а завтра -цель. Но я говорю, что сегодняшний день, этот самый миг и есть все на свете. Назовите это путем или целью - на этом все заканчивается.

Не надо делить существование на средства и цели, пути и задачи. Это разделение свидетельствует о двойственности ума. А двойственность становится причиной всех страданий.

Все люди жадно устремляются к цели. Цель может как мирской, так и духовной, но цель есть всегда. Всякий раз, когда появляется цель, вы непременно становитесь напряженными, поскольку вам еще только предстоит достичь ее. Вы неизбежно страдаете, трепещете в своей глубине: добьетесь вы успеха или нет, реализуете ли вы в своей жизни то, что задумали, хватит ли вам сил бороться и конкурировать ради достижения своей цели? А жизнь, между тем, выскальзывает из ваших пальцев как вода.

Цель всегда остается далекой, как горизонт. Вам кажется, что до горизонта рукой подать, всего-то пару миль. Вы всегда можете надеяться на то, что, приложив побольше усилий, вы достигнете горизонта. Но никто еще не достигал горизонта, поскольку он нематериален! Это иллюзия, всего лишь видимость, мираж, оптический обман. Поэтому вы, устремляясь к горизонту, видите, что он неизменно отступает от вас. Расстояние между вами и горизонтом все время остается прежним, нисколько не меняется. Где бы вы ни находились, линия горизонта все время далека от вас. И от этого вы продолжаете надеяться, но подобные надежды разрушают вашу жизнь.