Медитация. Первая и последняя свобода

Если я не могу любить в одиночестве, если я могу любить только тогда, когда рядом со мной тот, кого я люблю, значит, я еще не созрел. В этом случае моя любовь находится от кого-то в зависимости. Кто-то должен быть рядом; только тогда я могу любить. Подобная любовь очень поверхностна. Она не есть моя природа. Если я один в комнате и не испытываю любви, значит, любовь не проникла вглубь меня, не стала частью моей сущности.

Вы становитесь, все более и более зрелым, по мере того как оказываетесь все менее и менее зависимым. Если вы можете сердиться в одиночестве, значит, вы обрели зрелость. Для того чтобы сердиться, вам никто не нужен. Поэтому-то я и делаю необходимым условием катарсис в самом начале. Вы все должны выбросить в небо, в открытое небо, не имея при этом никакого объекта.

Сердитесь, но только без того человека, на которого стали бы сердиться. Плачьте, но без всякой на то причины. Смейтесь, просто смейтесь, не имея ни малейшего повода для смеха. Тогда вы сможете просто выбросить все то, что было вами накоплено. Взять и выбросить! Как только вы узнали, как это сделать, — вы освобождаетесь от бремени своего прошлого.

За несколько мгновений вы можете освободиться от бремени всей своей жизни — даже нескольких жизней. Если вы готовы все выбросить, если вы позволите своему безумию выйти наружу, тогда за несколько мгновений происходит глубокое очищение. Теперь вы очищены: свежи, невинны. Вы снова ребенок. Вернув себе невинность, вы можете выполнить сидячую медитацию: сидеть, или лежать, или делать что-нибудь еще — теперь внутри вас нет безумца, который мешает вам, когда вы сидите медитируя.

Самым первым должно быть очищение — катарсис. В противном случае, выполняя дыхательные упражнения, принимая сидячую позу, практикуя асаны, йогические позы, — вы просто-напросто что-то в себе подавляете. Когда же вы выбросите все наружу, произойдет нечто странное: сидение начнет просто случаться, асаны начнут случаться. Все будет происходить спонтанно.

Начинайте с катарсиса, и тогда внутри вас расцветет нечто прекрасное. Оно будет обладать иным качеством, иной красотой — совершенно иной. Оно будет подлинным.

Когда безумие приходит к вам, когда оно нисходит на вас, это не обман. Вы не культивируете его. Оно приходит к вам; оно случается с вами. Вы чувствуете, как оно растет внутри вас, подобно тому, как мать чувствует в своем чреве рост младенца.

Когда я руководил медитационным лагерем, в Монт Абу, мы ежедневно практиковали там один метод, при котором все участники рассаживались рядом, и каждому позволялось делать все, что он хотел, — никаких ограничений, не разрешалось только вмешиваться в действия других. Каждый говорил все, что хотел; если он хотел плакать, он плакал; если хотел смеяться, то смеялся, — и так тысяча людей! Это был настоящий балаган! Вы не представляете себе, какие глупые вещи делали все эти серьезные люди! Один из них, например, строил страшные рожи, изо всех сил высовывая язык, а ведь это был комиссар полиции!

Хорошо помню одного человека, потому что обычно он садился прямо против меня. Это был богатый человек из Ахмедабада, он занимался торговлей на бирже и поэтому почти непрерывно разговаривал по телефону. Всякий раз, когда начиналась одночасовая медитация, он уже через две-три минуты снимал телефонную трубку. Он набирал номер: «Алло!» И говорил — по его лицу было видно, что ему отвечали, — «Покупайте».

Так продолжалось в течение часа. Он звонил то в одно место, то в другое, но время от времени поднимал на меня глаза и улыбался: «Какой чепухой я занимаюсь!» Однако я держал себя совершенно серьезно и никогда не улыбался ему в ответ. Тогда он снова принимался звонить — «Никто не обращает на меня внимания, каждый занят своими делами».

Тысяча людей, проделывающих такое… а ведь все продолжало совершаться в их умах. Этот метод был для них удобным случаем вывести все наружу. Такой спектакль!

Обычно, старшим в лагере в Монт Абу был Джаянтибай; и вот один из его приятелей вдруг скинул с себя всю одежду. Вот это сюрприз! Джаянтибай стоял рядом со мной и не мог поверить в случившееся. Его приятель был очень серьезным и богатым человеком; как мог он делать все это на глазах у тысячи людей? Потом он принялся толкать автомобиль, на котором я приехал, — это был автомобиль Джаянтибая. Мы находились в горах, и прямо перед нами — пропасть глубиной в тысячу футов, а он, голый, толкает автомобиль.

Джаянтибай спросил меня: «Что делать? Ведь он разобьет мою машину. Я никогда не подозревал, что он что-то против нее имеет: ведь мы с ним — приятели».

На это я ему ответил: «А ты толкай машину с другой стороны, не то он ее…»

Джаянтибай стал мешать приятелю толкать автомобиль, тот прыгал вокруг и кричал: «Прочь с дороги! Я ненавижу эту машину!» — потому что у него не было такой, а это был автомобиль заграничной марки, который Джаянтибай держал для меня. Я приезжал в Монт Абу три-четыре раза в год, и он держал этот автомобиль специально для меня.

Должно быть, его приятель завидовал, что у него есть автомобиль заграничной марки. Разобравшись в происходящем, несколько человек бросилось на помощь Джаянтибаю. Когда его приятель обнаружил, как много людей ему мешают, он в знак протеста вскарабкался на дерево, которое росло тут же. Голый, он уцепился за верхушку дерева и раскачивался вместе с ним. Возникло опасение, что верхушка дерева обломится и он упадет сверху на людские головы. Джаянтибай спросил меня: «Что теперь делать?»

Я ответил: «Он — твой приятель. Оставь его, не беспокойся. Пусть люди разойдутся в ту и в другую сторону, а он пусть делает все, что ему угодно. Твою машину он уже оставил. В крайнем случае, получит несколько переломов».

Когда люди отошли в сторону, он успокоился и молча сидел на дереве. Вскоре медитация закончилась, но он продолжал сидеть на дереве, и Джаянтибай крикнул: «Слазь! Медитация закончилась».

Словно очнувшись от сна, его приятель огляделся вокруг и вдруг обнаружил, что он голый! Он спрыгнул с дерева, бросился к своей одежде и взволнованно спросил: «Что со мной было?» Ночью он пришел ко мне и сказал: «Это очень опасная медитация! Я мог убить себя или кого-нибудь другого. Мог разбить машину, а ведь я — друг Джаянтибая, и я никогда не думал… но, вероятно, хотел в мыслях чего-то подобного.

Мне не нравилось, что вы приезжаете на его машине, и не нравилось, что он купил себе машину заграничной марки, но все это во мне было совершенно бессознательно. А что я делал на дереве? Кажется, я накопил в себе слишком много злобы, ведь я хотел убить этих людей».

Эта медитация приносила огромную пользу. В течение одного часа она настолько успокаивала людей, что они говорили мне: «Как будто вынули из головы огромный камень. Мы не понимали, что носим в своем уме». Но чтобы понять это, нет другого пути, кроме безграничного самовыражения.

Это лишь небольшой эксперимент, я советовал людям продолжать его дальше. Я говорил: вскоре вы подойдете к еще большему, и когда-нибудь достигнете точки, в которой все будет исчерпано. Только помните: не надо никому мешать, не надо ничего разрушать. Говорите все, что хотите, выкрикивайте ругательства, делайте все, что угодно, — исчерпайте все то, что вы накопили.

Но этот мир — странный мир. Правительство Раджастана на своей ассамблее приняло резолюцию, запрещающую мой лагерь в Монт Абу; они прослышали о происходившем — будто бы совершенно нормальные люди сходят там с ума, и вообще совершают всякого рода безрассудства. Политики в ассамблее до сих пор не имеют никакого представления о том, что такое человеческий ум, что такое его подавление и как выводить его наружу, как его уничтожать. Мне пришлось отменить эту медитацию; в противном случае правительство запретило бы лагерь в Монт Абу.