Моя жизнь

Для отрешенной души исчезают чувственные объекты, не вкус к ним,

Но для узревшего высшее и вкус исчезает (*).

(* "Бхагаватгита", 2-59. *)

Поэтому Его имя и Его милосердие - последнее прибежище для того, кто

стремится достичь состояния мокша. Эту истину я понял, только после

возвращения в Индию.

IX. ПРОСТАЯ ЖИЗНЬ

Я стал вести спокойную и удобную жизнь, но продолжалось это недолго. Дом

мой был обставлен уютно, но не прельщал меня. Вскоре я опять стал сокращать

свои расходы. Счета из прачечной были огромными, а поскольку прачка не

отличалась пунктуальностью, мне не хватало даже двух-трех дюжин рубашек и

воротничков. Воротнички приходилось менять ежедневно, а рубашки по крайней

мере через день. Все это было связано с расходами, которые показались мне

излишними, и в целях экономии я обзавелся принадлежностями для стирки белья.

Я купил руководство по стирке, изучил искусство стирки сам и обучил ему

жену. Работы, конечно, мне прибавилось, но новизна этого занятия делала его

приятным.

Никогда не забуду первого выстиранного мною воротничка. Я накрахмалил его

больше, чем полагается, и из опасения сжечь его лишь слегка прикасался к

нему чуть нагретым утюгом. Воротничок оказался довольно жестким, а лишний

крахмал все время осыпался. Я отправился в суд, надев этот воротничок, что

вызвало смех моих коллег-адвокатов. Но уже тогда я умел не обращать внимания

на насмешки.

- Что же, - сказал я, - ведь это мой первый опыт стирки воротничков, а

отсюда и излишний крахмал. Но это меня нисколько не трогает, тем более, что

я доставил вам столько удовольствия.

- Но ведь у нас полно прачечных! - сказал один из приятелей.

- В прачечных берут за стирку очень дорого, - ответил я. - Постирать

воротничок стоит почти столько же, сколько купить новый, да еще приходится

постоянно зависеть от прачки. Я предпочитаю стирать свои вещи сам.

Но я не в силах был заставить друзей понять всю прелесть самообслуживания.

Со временем я стал заправской прачкой и стирал не хуже, чем в прачечной. Мои

воротнички были не менее твердыми и блестели не хуже, чем у других.

Когда Гокхале приехал в Южную Африку, он привез с собой шарф, полученный

им в подарок от Махадева Говинда Ранаде. Гокхале очень берег эту вещь как

память: он надевал шарф лишь в исключительных случаях. Как-то ему

понадобилось надеть его на банкет, который давали в его честь индийцы в

Иоганнесбурге. Шарф был мятый, и его нужно было выгладить. Отдать шарф в

прачечную и своевременно получить его уже не было возможности. Я предложил

испробовать мое искусство.

- Я верю в ваши способности как адвоката, но не верю в ваши таланты по

части стирки, - сказал Гокхале. - Что же будет, если вы испортите мне шарф?

Вы понимаете, что он для меня значит?

И он с удовольствием рассказал, при каких обстоятельствах получил этот

подарок. Но я продолжал настаивать, поручился за качество работы и добился

разрешения выгладить шарф. В результате я получил похвальный отзыв. И теперь

мне совершенно безразлично, если кто-нибудь откажет мне в таком отзыве.

Я освободился не только от ига прачечной, но достиг также независимости и

от парикмахера. Люди, побывавшие в Англии, нередко научаются там бриться

самостоятельно, но никто, насколько мне известно, не научился стричь себе

волосы. Мне пришлось освоить и это. Однажды я зашел к английскому

парикмахеру в Претории. Он с презрением отказался подстричь меня. Я

почувствовал себя обиженным, однако немедленно купил ножницы и остриг волосы

перед зеркалом. Стрижка передней части головы более или менее удалась, но

затылок я испортил. Друзья в суде покатывались со смеху.

- Что с вашими волосами, Ганди? Не обгрызли ли их крысы?

- Нет, белый парикмахер не снизошел до того, чтобы прикоснуться к моим

черным волосам, - ответил я, - и я предпочел сам подстричь их, как бы плохо

это у меня ни получилось.

Ответ мой не удивил друзей.

Парикмахер был тут ни при чем. Обслуживая черных, он рисковал потерять

свою клиентуру. В Индии мы не разрешаем нашим парикмахерам обслуживать наших

неприкасаемых братьев. Мне отплатили за это в Южной Африке - и не раз. Мысль

о том, что это наказание за наши грехи, удерживала меня от возмущения.

Те крайние формы, которые в конце концов приняла моя страсть к

самообслуживанию и к простоте, я опишу в другом месте. Семена были брошены

давно. Они только нуждались в поливке, чтобы прорасти, зацвести и дать

плоды. И в нужный момент они получили поливку.

Х. БУРСКАЯ ВОЙНА

Я вынужден опустить здесь многое из пережитого мною между 1897 и 1899

годами и перейти прямо к бурской войне.

Когда война была объявлена, мои личные симпатии были целиком на стороне

буров. Но тогда я полагал, что в таких случаях не имею права высказывать

свое сугубо личное отношение. Я подробно описал пережитую мною внутреннюю

борьбу в книге по истории сатьяграхи в Южной Африке и теперь не хочу

повторяться. Интересующихся отсылаю к этой книге. Достаточно сказать, что

моя лояльность по отношению к английскому правительству побудила меня

принять участие в войне на стороне англичан. Я считал, что если требую прав

как британский гражданин, то обязан, как таковой, участвовать в защите

Британской империи. Я полагал тогда, что Индия может стать независимой

только в рамках Британской империи, и при ее содействии. Поэтому я собрал

как можно больше товарищей и с большим трудом добился, чтобы нас приняли в

армию санитарами.

Рядовой англичанин считает, что индийцы трусливы, не способны рисковать

собой или быть выше своих личных интересов. Поэтому многие мои

друзья-англичане отнеслись к моему плану скептически. Но д-р Бут горячо

поддержал меня. Он обучил нас работе санитаров, и мы получили свидетельства

о подготовленности к медицинской службе. М-р Лаутон и м-р Эскомб с

энтузиазмом поддержали мой план, и мы попросили послать нас на фронт.

Правительство поблагодарило нас, но сообщило, что в данный момент в наших

услугах не нуждается.

Однако этот ответ меня не удовлетворил. Воспользовавшись рекомендацией

д-ра Бута, я посетил епископа Наталя. В нашем отряде было много

индийцев-христиан. Епископ был в восторге от моего предложения и обещал нам

помочь.

Время также работало на нас. Буры проявили больше отваги, мужества и

решительности, нежели от них ожидали, и в конце концов понадобилась наша

помощь.

Наш отряд состоял из тысячи ста человек, из которых сорок были

командирами. Около трехсот человек были свободными индийцами, остальные -

законтрактованными рабочими.

Д-р Бут также был с нами. Отряд хорошо справлялся со своей работой. Хотя

мы должны были действовать за линией огня и находились под защитой "Красного

Креста", но в критический момент нас попросили перейти на передовые позиции.

Пребывание в арьергарде обусловливалось не нашим желанием: сами власти не

хотели пускать нас на передовую линию. Но после поражения у Спион-Копа

положение изменилось, и генерал Буллер известил нас, что хотя мы и не

обязаны подвергать себя риску, но правительство будет нам признательно, если

мы согласимся выносить раненых с поля боя. Безо всяких колебаний мы стали

работать во время операций у Спион-Копа на передовой линии. В те дни нам

приходилось совершать переходы по 20-25 миль ежедневно, неся раненых на

носилках. Нам выпала честь переносить и таких воинов, как генерал Вудгейт.

После шести недель службы отряд был распущен. Потерпев неудачу у

Спион-Копа и Ваалькранца, британский главнокомандующий отказался от попытки