Духовная война (ЛП)

рассматривать как поток и затор. С Лизой после долгой мучительной болезни наконец случился катарсис, очищение, исцеление, и можно увидеть, куда это её привело – пока, во всяком случае. Она утеряла всё, что главным образом её определяло. Возможно, она могла бы предпочесть просто принять пилюлю, чтобы боль ушла и она смогла остаться в своих жизненных обстоятельствах. На свете много таких пилюль, они принимают множество различных форм, но она не приняла пилюлю, она выбрала боль. – У него патологическая одержимость угождать своим родителям, чтобы они могли им гордиться, – рассказывала она, – но они всегда недовольны. Всё, что он делает, недостаточно хорошо, а он всё пытается сделать больше и сводит себя с ума. Для них он всё ещё маленький мальчик. Не думаю, чтобы я осознавала это раньше, но он словно болен, а все его проблемы — это лишь симптомы. Выпивка, высокие достижения и низкая самооценка, хроническая несчастность, вечная неудовлетворённость, но он всегда делает вид, что счастлив и успешен, так как стремится угодить родителям, чего ему никогда не удаётся, потому что на них ничего не действует. Что бы он ни делал, это не имеет значения – он в ловушке. Даже после смерти они всё ещё имеют власть над ним. Он в безвыходном положении. Сократ говорил, что неизученную жизнь не стоит жить. Это серьёзно, чёрт. Большинство людей не захотят изучить это утверждение, а уж тем более свою жизнь. Если это означает, что застоявшуюся, закоснелую жизнь не стоит жить, тогда мы говорим, что жизнь большинства людей не стоит беспокойства, и именно так Человек-Ребёнок выглядит с перспективы Человека-Взрослого. Можно, конечно, привести доказательства в пользу Человека-Ребёнка, но они будут вызывать ощущение неудовлетворённости, что выиграли за счёт техники. Сократ вынес довольно изобличающее обвинение: неисследованная жизнь не стоит того, чтобы её жить. Кто живёт осознанную, исследованную жизнь? Все, вероятно, думают, что ведут такую жизнь, но в реальности этого не делает практически никто. Кто решает проводить часы, дни, недели, месяцы и годы своей жизни именно так, как проводит? Кто осознанным решением, преднамеренно, со знанием дела решает соединиться в пары, завести детей, купить дом, работать на работе, тратить все свои силы, заполняя строчки потрёпанной книги-раскраски? Где те люди, которые исследуют свою жизнь? Жизнь, которую стоит жить? Где те люди, которые сделали выбор? Не просто вторичный выбор, сделанный в рамках уже существующей системы, но принципиальный выбор, выбор самой системы? Где те люди, которые выбрали свою жизнь? Кто осознанно делает выбор заковать себя в цепи? Кто выбирает женитьбу, детей, карьеру? Кто выбирает пополнить ряды обременённых долгами потребителей и пожинать плоды трудов всей своей жизни в качестве раба имущества и корпораций? Кто выбирает в свободное время быть на побегушках, заниматься домашними делами, уставиться в телевизор? Кто выбирает есть ядовитую пищу, жить в ядовитой среде, в окружении ядовитых людей? Кто выбирает жить заранее запрограммированную жизнь от рождения до смерти? Кто видит такие жалкие, отвратительные, отрицающие жизнь сны? Конечно, может быть, жизнь в тяжёлой нудной работе и погоне за морковкой это именно то, что мы выбрали бы, если бы выбор был за нами, но мы не выбираем. Вот что означает быть неосознанным: спать внутри сна. Мы быстренько напяливаем на себя жизнь, которая уготована для нас, подобно детям, напяливающим в одежду, приготовленную для них утром. Никто не решает. Мы живём нашу жизнь не по выбору, а по умолчанию. Мы исполняем роли, для которых родились. Мы не живём наши жизни, мы избавляемся от них. Мы выбрасываем их, потому что мы не знаем ничего лучшего, мы не знаем ничего лучшего потому, что никогда не спрашивали. Мы никогда не задавали вопросов, не сомневались, никогда не поднимались, никогда не проводили черту. Мы никогда не подходили к родителям, или к духовным наставникам, или к учителям, или другим людям, влиявшим на наше становление, и не задавали один простой, честный и откровенный вопрос, вопрос, ответ на который должен быть получен прежде, чем можно задать любой другой вопрос: Что, чёрт возьми, здесь происходит? Так вы убьёте их. Не саблями и пистолетами, но мыслью, честностью и прямотой. Так вы посмотрите, так вы увидите. Так вы проведёте черту. Это не бодрая маленькая речь в перерыве между таймами, призванная согнать всех нас в остервенелый carpe diem*, чтобы мы вышли, вопя, на поле с победным чувством в сердце и с жизнеутверждающей, свободолюбивой жаждой крови в первый день своей новой жизни, пульсирующей в венах, пока в понедельник утром не зазвонит будильник, ловко перемещая нас обратно в тюремную рутину. Поймать момент – не значит его остановить. Это как подстрекать товарища по камере к воплощению мечты его жизни

петь в тюремном хоре. Если бы у меня был сын или дочь, кто-то, о ком я глубоко беспокоился бы, я бы вместо этого ободрял бы его словами carpe vitae – лови жизнь. А если бы я знал, как по-латински «твою мать», я бы вставил и это. Я бы наколол это на тыльной стороне его ладоней, чтобы он всё время это видел и чувствовал здоровый стыд и отвращение к себе за каждую минуту, которую он потерял в качестве зрителя, а не участника игры. –----- *лови момент (лат.) –----- Говоря метафорически (!), первое, что мы должны сделать в нашей претензии на свободу, это убить своих родителей. Мы убиваем Будду (или его эквивалент) последним на пути к реализации истины, но родителей мы убиваем в первую очередь на любом пути. Есть ещё немало людей, которых нужно убить, прежде чем достигнешь свободы, но всё начинается с этого. Пока мы не убьём своих родителей (метафорически!), мы останемся нерождёнными. Фильм «Выпускник» именно об этом – смерть и новое рождение Бенджамина Брэддока. Как он вырывается из своей жизни, убивает своих родителей – их мир, их надежды на него, их общество, человека, в которого они его превратили, и будущее, которое они ему уготовили – и борется в своём процессе смертиперерождения. В «Выпускнике» нет плохих и хороших людей. Родители не злые (вообще-то), просто они скучны, а против скучности нет закона (вообще-то, есть), иначе всех нас упекли бы в тюрьму (вообще-то, мы уже там). Элен не проявляет воли и является просто призом, который можно выиграть или проиграть. В конце фильма она не освобождается, лишь разрушается её шаблон. В конечном счёте этот фильм о бомбах замедленного действия среди нас. Бен не хотел взрывать и разрушать всё вокруг себя. Он не проделывал тяжёлой работы в школе, планируя свой побег. Он такая же жертва своего спонтанного взрыва, как и все остальные. «Выпускник» это фильм не о любви, а об освобождении. Если бы вышло продолжение, мы, возможно, нашли бы Бена не ушедшим далеко от того, что мы видели вначале. Как и большинство тех немногих, кто проделал этот переход, он, вероятно, посчитал бы своё новое состояние целью, а не отправной точкой, и скоро оказался бы снова в стаде, никогда уже не став его членом полностью, хотя и в достаточной степени. Вот через что я пытался помочь пройти Лизе. Переход Бена был относительно мягким. Он был ещё молодым деревцом, его корни были ещё слабы и редки, их легко можно было выдернуть из земли. В двадцать один год у него нет больше семьи кроме родителей, ни детей, ни закладной или долга, ни друзей или дальних родственников, ни установившейся карьеры, ни одной из множества сложных ролей, которые он мог бы играть, будь он более устоявшимся, более укоренённым в жизни. Короче говоря, его срыв произошёл в идеальное время, когда было очень мало того, что нужно было отсечь, очень немногих предать, очень немногих потерять. Но что произошло бы, случись такой кризис на двадцать лет позже, когда корневая система уходит намного глубже? Когда она намного сильнее и намного больше переплетена с окружающими корневыми системами? Тогда, вместо «Выпускника», мы бы смотрели «Коллегу». В сорок один Бен уже не маленькое деревцо, которое можно легко выдрать из земли. Теперь он дерево, и такой же шаг на этом более продвинутом уровне эмоциональных разветвлений требует невообразимо большего количества взрывчатой энергии и гораздо более мощного источника неудовлетворённости, чтобы питать топливом такой взрыв. Это не аккуратная и незаметная хирургическая операция. Это не духовно, не сострадательно, не благословенно. Это приведёт к огромному беспорядку. Это нанесёт вред всему его окружению и связанному с ним развитию. Если бы Бен продолжил свою жизнь в течении ещё пары десятков лет до появления своего прозрения, тогда вместо простого бунта против своих ужасно немодных родителей, он должен был бы рвать связи с женой, детьми, друзьями и дальними родственниками, с работой, сообществом, церковью. Его карьера и финансы превратились бы в прах, камня на камне не осталось бы от всего, над чем он работал всю свою жизнь, и ради чего? От этого не уедешь на заднем сидении автобуса, улыбаясь, словно ты удрал из дома, прихватив с собой трофей в натуральную величину. Кто герой в «Коллеге»? Кто хороший парень? Как ещё рассматривать старшего Бена в такой ситуации, кроме как психо-духовного террориста? Человек, который проник в жизнь людей, сначала казавшийся серьёзным и любящим, вдруг взрывается как бомба? Дамба была под таким толстым покровом, что он и сам