За пределами смерти

В словах и жестах аббата чувствовалась такая ледяная решимость, что Элифас понял: спорить бесполезно. И против своего желания, чтобы сдержать данное им слово, он уступил требованию друга.

Он остался ночевать у аббата и после невероятно напряженного и изнурительного предыдущего заклинания спал так крепко и глубоко, что проснулся только около полудня.

Следующий день они провели, совершая надлежащие очищения и молитвы. Вечером Элифас получил одежду, подобающую для служения Дьяволу, и необходимые принадлежности. Перед этим аббат предупредил его, что хотя он будет выполнять только роль служки и не будет принимать активного участия в призыве, он также должен одеться в предписанное облачение.

(То, что происходило дальше, я ни в коем случае описывать не буду, потому что слова влекут ответственность. В этом случае лучше молчать, так как «Молчание — это красноречие мудрости»).

(Очевидно, что когда описываешь темные действия, сам становишься соучастником преступления. Это всё равно, что обучать людей черной магии).

(К счастью, героям нашего рассказа не удалось призвать демонов в видимой и осязаемой форме).

(Единственное, чего они добились — из стены появилась саламандра, маленькое невинное существо огня).

Аббат, собрав все свои силы, задал вопрос о болезни герцогини.

«Батрасиос!» — сказала саламандра детским голосом и в тот же миг исчезла.

Тут Элифас увидел, как аббат закачался и рухнул на пол.

Элифас поднял его тощее тело и отнес в спальню, где раздел его и уложил в кровать, а затем пошел искать слугу, чтобы тот принес аббату чего-нибудь подкрепиться. Вернувшись, он увидел, что аббат полностью пришел в себя, но вид у него был очень удрученный, и казалось, что он постарел на много лет.

(Очевидно, что аббат приложил нечеловеческие усилия, чтобы спасти герцогиню).

— Всё бесполезно! — сказал он слабым голосом. — Бедная Милдред теперь умрет! Душа моя… ох, душа моя! Что означает «Батрасиос»?

— Я только знаю, что это греческое слово, означающее «Лягушка» — ответил Элифас.

Вскоре пришел слуга с вином и пирожными, но аббат отказался от всякой пищи. Элифас поел немного и попытался вывести своего друга из оцепенения, в которое тот впал от отчаяния, но все его усилия были тщетными. И с тяжелым сердцем он отправился домой.

На следующий день он зашел осведомиться о состоянии аббата и герцогини.

Милдред становилось всё хуже и хуже. Ее лечащий врач уже не сомневался в ее кончине.

Аббат также находился в тяжелом состоянии. Он отказывался от пищи, поначалу не отвечал на вопросы друга, а затем сказал, что скоро он должен умереть от истощения. Глубоко опечаленный, Леви ушел, не переставая думать о трагических последствиях греховного заклинания.

В последующие два дня по вечерам он вновь погружался в свои привычные занятия, и когда он читал «Энхиридион Леона III», его внимание привлек один фрагмент, где с помощью шифра Тритемиуса расшифровывались эзотерические каббалистические письмена. Там говорилось следующее: «Наиболее действенное губительное заклинание — это заклинание лягушки». (Мы не будем приводить секретную формулу заклинания лягушки, чтобы не давать оружие в руки порочным преступникам, практикующим черную магию).

Словно молния сверкнула в голове у Элифаса: даже не закрывая книгу, он накинул пальто и бросился бежать по улицам Лондона, которые уже погружались в вечерние сумерки. Наконец он нашел карету, и время, которое он провел в пути до дворца герцога, показалось ему невыносимо долгим. Обитатели дома герцога встретили его со скорбью на лице: «Герцогиня при смерти. Уже начали соборование…» — сообщили ему.

«Я могу спасти ее!» — закричал Элифас, и отстранив от себя изумленных слуг, ринулся в комнату Милдред, где нашел герцога. Со сбившимся дыханием он начал умолять его: «Мы ведь с вами знакомы достаточно хорошо, и вы знаете, что мне можно доверять. Поверьте же мне, что еще не всё потеряно. Пока герцогиня еще жива, нельзя отчаиваться. Поэтому прошу вас, оставьте меня наедине с ней, и во имя Господа, не спрашивайте ничего… просто поверьте мне!» Герцог был чрезвычайно ошеломлен и растерян, но уступил желанию Элифаса, попросив всех присутствующих — врача, священника и служанку герцогини — покинуть комнату. Когда Леви остался один с герцогиней, он закрыл за собой дверь и подошел к ее кровати. «Я так и предполагал», пробормотал он, увидев Милдред в состоянии определенной формы каталепсии с полузакрытыми глазами. Ее губы были фиолетового цвета, и в дыхании слышались слабые хрипы.

Леви немедленно принялся за дело и начал поднимать доски паркета у порога, однако древесина не поддавалась его дрожащим рукам. Он достал из кармана нож, но лезвие ножа не выдержало его неистовых усилий и сломалось. Наконец, из последних сил он все-таки сумел приподнять дощечку. Из пальцев у него шла кровь, но все его старания были напрасны. Там ничего спрятано не было! Тогда он стал поднимать ковры… Тоже ничего! Он снова посмотрел на тяжело дышавшую герцогиню, и ему бросилась в глаза ее левая рука, которая безжизненно свешивалась с кровати. «Кровать» — подумал Леви. И сомневаясь, удастся ли ему что-либо найти в нужном месте, поднял больную с кровати и со всей нежностью, на которую был способен, перенес ее на тахту, стоявшую у стены. После этого, с растущим волнением, он принялся обшаривать подушки и одеяла… снова ничего… ничего не было. Он вынул матрас, разорвал его и стал ощупывать и ворошить его содержимое… и вдруг… его пальцы нащупали какой-то мягкий, рыхлый предмет. Он схватил его, вынул… и действительно, это было то, что он искал… Леви бросился опрометью из комнаты, и попросив герцога после коротких объяснений, чтобы ему предоставили карету, помчался к себе домой. Дома он снова приступил к делу: точно выполняя инструкции из энхиридиона, он зажег огонь из смолы с серой и сжег в нем адскую бестию. Затем он открыл настежь окно в комнате, чтобы выветрить дурной запах, и падая с ног от сильнейшей усталости, не раздеваясь, лег в кровать и тут же погрузился в глубокий сон.

На следующий день Элифаса во дворце герцога принимали как спасителя. Удивительным образом состояние герцогини улучшилось настолько, что уже можно было говорить об очевидном преодолении кризиса.

В тот же день, 28 октября 1865 г., Лондон был поражен сенсационной новостью о том, что звезда балета Мария Бертин скоропостижно скончалась без каких-либо признаков болезни. Но и это было еще не всё; через несколько часов умерла близкая родственница герцогиня, старая дева, которая смертельно ненавидела Милдред и тщетно пыталась помешать браку герцога с принцессой- католичкой.

Самаэль Аун Веор

www . e - puzzle . ru