Моя жизнь

последователь истины изменил своему идеалу из желания принять участие в

сатьяграхе. До сих пор меня мучает совесть при воспоминании об этом. Я

постоянно размышляю над тем, как отказаться от козьего молока. Но не могу

освободиться от самого сильного искушения своей жизни - служить людям.

Мои опыты в области питания дороги мне и как часть моих поисков ахимсы.

Они дают мне радость и силу. Но в настоящее время тот факт, что я пью козье

молоко, волнует меня не столько с точки зрения соблюдения ахимсы в пище, сколько с точки зрения верности истине, так как это нарушение клятвы. Мне

кажется, что я понял идеал истины лучше, чем идеал ахимсы; опыт мне

подсказывает, что, если я позволю себе действовать вопреки истине, я никогда

не смогу разрешить загадку ахимсы. Идеал истины требует, чтобы соблюдался

как дух, так и буква обетов. В данном случае я убил дух - душу своего обета

- тем, что стал следовать только внешней форме его, и это тревожит меня. Но, ясно понимая это, я не могу избрать верный путь. Иначе говоря, может быть, у

меня нет достаточного мужества, чтобы идти верным путем. В своей основе это

одно и то же, ибо сомнение неизменно результат отсутствия или слабости веры.

Поэтому я денно и нощно молю бога дать мне веру.

Вскоре после того, как я стал пить козье молоко, д-р Далал удачно сделал

мне операцию в заднем проходе. Когда я оправился после операции, желание

жить возгорелось с новой силой, в особенности потому, что бог уготовил для

меня новую работу.

Не успев еще окончательно поправиться, я случайно прочел в газетах только

что опубликованный отчет комиссии Роулетта. Я был просто ошеломлен его

рекомендациями. Шанкарлал Банкер и Умар Собани посоветовали мне немедленно

начать действовать. Приблизительно через месяц я поехал в Ахмадабад. Там я

поделился своими соображениями с Валлабхаи, который навещал меня почти

каждый день.

- Нужно что-то предпринять, - сказал я ему.

- Но что можно сделать при подобных обстоятельствах? - спросил он.

- Надо найти хотя бы горстку людей, которые согласятся подписать протест, и если вопреки этому протесту предложенное мероприятие войдет в силу как

закон, мы тотчас начнем сатьяграху, - ответил я. - Если бы я чувствовал себя

лучше, то начал бы борьбу против этого закона один, надеясь, что другие

последуют моему примеру. Однако при теперешнем моем состоянии задача эта мне

не по силам.

В результате этого разговора решено было созвать близких мне лиц на

небольшое совещание. Предложения комиссии Роулетта казались мне не

соответствующими содержанию опубликованного ею отчета и носили такой

характер, что ни один уважающий себя народ не мог их принять.

Собрались на совещание в ашраме. Было приглашено не более двадцати

человек. Среди присутствовавших кроме Валлабхаи, помнится, находились

шримати Сароджини Найду, м-р Горниман, ныне покойный м-р Умар Собани, адвокат Шанкарлал Банкер и шримати Анасуябехн. На совещании было принято

решение начать сатьяграху. Под решением, насколько помню, подписались все

присутствующие. В то время я еще не издавал никакой газеты, но иногда

излагал свою точку зрения в печати. Так поступил я и теперь. Шанкарлал

Банкер всей душой отдался агитационной работе, и я узнал о его удивительной

работоспособности и организаторском таланте.

Я не надеялся, что какая-нибудь из общественных организаций воспользуется

таким новым оружием, как сатьяграха; поэтому по моему настоянию была создана

"Сатьяграха сабха". Ее штаб-квартира находилась в Бомбее, так как здесь

прожинало большинство ее членов. Через некоторое время стали толпами

приходить сочувствующие. Они давали клятву верности сатьяграхе. "Сабха"

начала выпускать бюллетени, повсюду устраивались митинги, что во многом

напоминало кампанию в Кхеде.

Председателем "Сатьяграха сабха" был я. Однако вскоре я понял, что у меня

мало шансов достичь соглашения с представителями интеллигенции, вошедшими в

"Сабху". Я настаивал на своих особых методах работы и на том, чтобы

средством языка общения в "Сабхе" был язык гуджарати, а их это приводило в

недоумение и доставляло немало беспокойства. Должен все же признать, что

большинство весьма великодушно мирилось с моими чудачествами.

С самого начала, однако, мне было ясно, что "Сабха" недолговечна. Я

чувствовал, что моя любовь к истине и стремление к ахимсе многим членам

организации не нравились. Тем не менее, первое время работа шла полным ходом

и движение развивалось быстрыми темпами.

XXX. ВЕЛИКОЛЕПНОЕ ЗРЕЛИЩЕ

В то время как агитация против отчета комиссии Роулетта принимала все

более широкий размах, правительство, со своей стороны, твердо решило

провести предложения комиссии в жизнь. Законопроект Роулетта был

опубликован. Всего раз в жизни я присутствовал на заседании индийской

законодательной палаты - как раз при обсуждении этого законопроекта.

Шастриджи произнес пылкую речь, в которой торжественно предостерегал

правительство. Казалось, вице-король слушал как зачарованный, не спуская с

него глаз, когда тот извергал горячий поток своего красноречия. На мгновенье

мне показалось, что вице-король даже тронут его речью: столько было в ней

искренности и живого чувства.

Но разбудить человека можно только тогда, когда он действительно спит; если же он только притворяется спящим, все попытки напрасны. Примерно такой

была позиция правительства. Оно стремилось только проделать комедию

юридических формальностей. Решение уже было принято. Поэтому торжественное

предостережение Шастриджи совершенно не подействовало на правительство.

При подобных обстоятельствах мое выступление тоже было бы лишь гласом

вопиющего в пустыне. Я со всей искренностью обращался к вице-королю. Я писал

ему частные и открытые письма, в которых ясно заявлял, что правительство

своим поведением вынуждает меня прибегнуть к сатьяграхе. Но все было

напрасно.

Новый закон еще не был опубликован. Я получил приглашение приехать в

Мадрас, и хотя чувствовал себя все еще очень слабым, отважился на длительное

путешествие. В то время я еще не мог выступать с речами на митингах.

Здоровье было сильно подорвано, и в течение долгого времени при попытке

говорить стоя у меня начиналась дрожь и сильное сердцебиение.

На юге я всегда чувствовал себя как дома. Благодаря работе в Южной Африке, мне казалось, что я имею какие-то особые права на телугу и тамилов, и эти

славные народы юга никогда не обманывали моих ожиданий. Приглашение пришло

за подписью ныне покойного адвоката Кастури Ранга Айенгара. Но, как я узнал

уже на пути в Мадрас, инициатором приглашения был Раджагопалачария. Можно

сказать, что это было мое первое знакомство с ним. Во всяком случае, мы

впервые встретились лично.

По настоянию друзей, в том числе Кастури Ранга Айенгара, Раджагопалачария

только что приехал из Салема и обосновался в Мадрасе, предполагая заняться

юридической практикой. Здесь он собирался принять более активное участие в

общественной деятельности. В Мадрасе мы жили с ним под одной крышей. Я

обнаружил это лишь через несколько дней. Бунгало, где мы жили, принадлежало

Кастури Ранга Айенгару, и я думал сперва, что мы его гости. Однако Махадев

Десаи вывел меня из заблуждения. Он очень скоро близко сошелся с

Раджагопалачария, который, будучи по природе весьма застенчив, всегда

держался в стороне. Как-то раз Махадев сказал мне:

- Вы должны держаться за этого человека.

Так я и сделал. Ежедневно мы обсуждали с ним планы предстоящей борьбы, но

тогда не приходило в голову ничего, кроме организации митингов. Никакой