Плотоядные поневоле (ЛП)

Если углубиться в вопрос, становится ясно, что жить, не причиняя животным ни малейшего вреда, невозможно. Кто-то водит машину. Кто-то потребляет энергию. Кто-то живет в доме, на месте которого когда-то селились семьи животных. Кто-то жует лесные ягоды, отнимая тем самым провизию у кедрового свиристеля. Правда в том, что ты не можешь даже застрелиться на природе, не испортив пищеварение стае койотов, которые тебя подъедят, и не раздавив жучка при падении. Это не значит, что все наши решения одинаковы с этической точки зрения (хотя бы исходя из того, что концепция абсолютной справедливости неприменима к действительности), но мы должны отдавать себе отчет в том, что, когда мы идентифицируем вегана как того, кто не «причиняет животным вреда», мы говорим исключительно о теоретическом, недостижимом идеале. По этой формулировке, Джон «Чудило» Роббинс вообще не веган.

Я также слышал, что веганов определяли как «жаждущих» избегания причинения страданий животным или избегающих причинения страданий, насколько это возможно. Пусть эти поправки признают и подчеркивают невозможность жизни без негативного воздействия на животный мир, но они совершенно бессмысленны. Кому решать, какой «жажды» достаточно или насколько именно «возможно» избегать причинения страданий? Представим себе забавную гипотезу: человек что есть мочи старается для животных и делает все, что в его власти, для минимизации их страданий, но как назло страдает от скверной зависимости от гамбургеров, которой он просто не в силах противостоять. Согласно приведенной выше дефиниции, такого человека можно считать веганом – он делает для животных все, что может.

В конце концов, ни одно из определений веганства не идеально. Лучшее, что мы можем сделать в этой связи – это всегда помнить, что какую бы версию мы ни приняли как собственную, она не снизошла к нам при помощи парня по имени Моисей, спустившегося с горы. Любое определение веганства хорошо ровно настолько, насколько правильно каждый, его произносящий, расставляет акценты. Мы не должны забывать, что для нас важны животные, а не чья бы то ни была личная чистота.

Много лет назад я решил посетить моего друга Гаса, который работал на ранчо в горах Вайоминга. Это было идиллическое место, которое даже Лора Ингаллс Уайлдер ⁴⁶сочла бы тихим и старомодным. Там не было электричества, все готовилось на дровах в котелке, бутылки пива охлаждались, погружаясь в ледяной ручей. Так и жилось в домике на двоих. Несколько животных остались от предыдущего владельца и были списаны с баланса.

Коровы, по словам Гаса, были вольны приходить и уходить когда вздумается. Зимой они чаще жались к ранчо, греясь в сарае и питаясь хозяйским зерном, а летом бродили целыми неделями на свободе; иногда он видел, как они носятся по лесу. Полдюжины кур тоже наслаждались положением, о котором они могли только мечтать: еды навалом, свободный вход и выход, а также милое, безопасное место для сна. Гас планировал кормить их до тех пор, пока последняя животина не умрет от старости.

Однажды утром, когда я еще спал, Гас встал и приготовил оладьи, использовав пару яиц. В достаточно мерзкой манере я преисполнился гнева и отказался их есть – не потому, что считал яйца отвратительными (хотя и считал), а потому, что смотрел на вопрос с религиозным фанатизмом, от которого никогда не бывает проку. И хотя я согласился с его аргументом о том, что куры, которые, будучи курами, откладывали неоплодотворенные яйца, употребление которых им нисколько не вредило, я настаивал, что если съем оладьи, это будет не очень «по-вегански» с моей стороны.

Таким образом, я почти довел суть веганства до абсурда, показал себя запутавшимся дураком, который даже не понимает до конца собственных утверждений, и выказал грубость и неуважение к гостеприимству друга.

С тех самых пор я остерегаюсь определений веганства, ставящих вне закона поведение, которое не вредит животным, а также теорий, одобряющих практики, которые вредят.

Гвагвагве

У меня есть хороший друг по имени Джей. Впрочем, лучше я начну так: у меня был хороший друг по имени Джей. В один прекрасный день он изменил свое имя на Гвагвагве (значение которого успешно от меня ускользает) и вроде как выпал из общества. Я не слышал о нем много лет.

Очень разочаровываешься, когда узнаешь, что многие люди, уполномоченные принимать решения касательно судьбы целых популяций диких животных – это те самые охотники, что отстреливают их ради развлечения. Джей, единственный веган, кроме меня, обучавшийся на факультете дикой природы в колледже, никогда не упускал шанс указать на проявления царящего лицемерия вроде этого. Он прекрасно владел глоссарием торговцев смертью, которые всегда любили маскировать свои темные делишки безобидными словами вроде «урожай» (что означает «хладнокровное убийство»), и не желал делиться своими мыслями с преподавателями, что в итоге обеспечило ему неудовлетворительную оценку на госэкзамене.

Большинство людей вырабатывают собственную философию, которая обычно являет собой некую рационализацию того, чем они вообще хотели бы заниматься. Джей делал все с точностью до наоборот, радикально меняя свое мнение об окружающем мире каждую минуту. Еще до встречи со мной он был воинственным коммунистом, арестованным за вполне символичное преступление: он напал на офицера полиции, вооружившись американским флагом. Пока мы учились вместе, он пребывал жестким зооактивистом, пропитанным теми же интенциями, что и я: внедриться в систему и изменить ее изнутри. Потом он вдруг превратился в Гвагвагве, согласно взглядам которого вести какие-либо игры с обществом означало увековечивать прогнившую систему. Гвагвагве было не по душе платить за квартиру, электричество или что-либо еще. Гвагвагве нравилось только слоняться по стране, ритуально жечь полынь и так далее. Отдельно стоит отметить тот факт, что если Джей всегда был строгим веганом, то Гвагвагве ел мясо.

Когда я был ребенком, рекламные щиты возле «Макдональдса» периодически менялись в связи с обновлениями. Компания подсчитывала, сколько заказов она выполнила. Когда цифры вышли за 4 миллиарда, было написано «4,5 миллиарда», как будто дополнительных 500.000.000 хватило бы, чтобы сломить скепсис прохожего, которого не воодушевили 4.000.000.000. Впоследствии компания остановилась на знаках «свыше 99 миллиардов...» и вместо новых данных предпочитает ограничиваться словами о миллиардах и миллиардах заказов. Я никогда не задумывался, что конкретно клоун Рональд имеет в виду – количество обслуженных клиентов или число гамбургеров, которые удалось запихнуть в проголодавшиеся глотки. Вне зависимости от ответа, важно другое: здесь учтены заказы, а не люди, пришедшие поесть, и не проглоченные котлеты.

Несмотря на то, что «Макдональдс» вроде бы занимается ресторанным бизнесом, ему совершенно параллельно, сколько гамбургеров попадет в пищеварительные тракты. Если бы мясоедство вдруг вышло из моды, а богема внушила обществу, что использованные хоккейные шайбы – это вкусно и круто, не думаю что бы продавцы фастфуда долго колебались, прежде чем бросить на рынок свои заманчивые предложения. Их цель не в утолении голода (и, соответственно, не в убийстве максимального числа животных и причинении окружающей среде наибольшего ущерба). Они просто делают деньги, а, так уж вышло, что маркетологи не слишком пекутся о коровах, если эти коровы, умирая, помогают им добиваться финансовых целей.

Конечно же, большую часть времени мы покупаем то, что едим, и едим то, что покупаем, посему не покупать мясо, как правило, означает не есть его. Так, по крайней мере, складывалось у Джея. Беда в том, что Гвагвагве пошел иным путем. Если Джей был человеком, склонным придти в ресторан, сделать заказ, съесть блюдо и, заплатив, уйти, то Гвагвагве выискивал помойки за ресторанами и ел все съедобное, что там находил, будь то овощи или мясо, не отваливая за это, разумеется, ни копейки. Холестерин Гвагвагве, очевидно, превышал холестерин Джея, кроме того, Гвагвагве рисковал подхватить бубонную чуму, но с моральной точки зрения он не изменился. И хотя теперь он ел животных, он по-прежнему не платил за их смерть. Джей был веганом. Гвагвагве стал фриганом ⁴⁷.